богатела эта страна: служащие компаний добровольно соглашались на уменьшение заработной платы, поскольку это нужно для процветания государства.
Правила ведения дел и отношений между служащими, сложившиеся в XVII-XVIII вв., действуют до сих пор и составляют “японский стиль” в экономике. Подавляющее большинство крупных японских фирм было основано обедневшими самураями (торговый дом Коноикэ основан Синроку из самурайской фамилии Оми Минамото, основатель торгового дома Мицуи - Сокубэй (1578-1633) - из семьи Фудзивара, основатель дома Сумитомо - Масатомо (1585-1652) - из семьи феодала, чьи владения были в префектуре Фукуи). Выходцы из самурайского сословия привнесли в торговлю свои правила поведения. При обучении будущих служащих еще в XVII-XVIII вв. сначала учили этике, потом - письму и арифметике, и лишь в последнюю очередь - бухгалтерскому учету и ведению торговли. Так что наследование морального кодекса самураев предпринимателями было не только социальным (попытки низшего сословия уподобиться высшему), но и непосредственным. Еще один важный момент: японское чудо совершилось не какими-то новыми, неведомыми дотоле методами, не творчеством особо прогрессивных экономических реалий, а заимствованием западных образцов и применением традиционных японских навыков работы. Уставы различных купеческих домов Японии, развивавшихся независимо, очень схожи, и основное внимание уделяют бережливос ти, деловой смекалке, тщательному соблюдению отчетности. Характерная черта правил торговых фирм - примат интересов клана (фирмы) над личными интересами участников, в том числе - владельцев. Вся жизнь служащего должна быть подчинена интересам торгового дома, по отношению к хозяину он должен выказывать преданность и почтительность. Верность фирме является делом чести, ведь служащие испытывают по отношению к хозяину “сыновний долг”. Принести фирме убыток было бы верхом “сыновней непочтительности”. Поскольку японские фирмы начинались как семейные, посторонние (наемные) служащие рассматривались как младшие члены семей, а часто и были дальними родственниками владельцев фирм. Весь стиль деловой жизни - семейный, причем не в новоевропейском смысле слова, подразумевающем атомарную семью (родители, ребенок), а древнем смысле большой семьи, клана (иэ). Из кланового типа предприятий развилась система пожизненного найма, столь распространенная в Японии и по сей день, особенности работы с кадрами, специфика требований к служащим. Правила поведения для служащих регламентировали не только рабочее время, но и повседневную жизнь служащих. В этом смысле “личной” жизни, то есть неподконтрольной хозяину, у служащих не было. Из семейного стиля вытекают многие черты экономической жизни Японии, в частности, коллегиальное принятие решений о ценах, что характерно и для предприятий современной Японии.
В целом экономическую (и не только экономическую) жизнь Японии характеризует значительно больший коллективизм, нежели жизнь Запада. Коллективная душевность выражается, в частности, в коллективистской этике. Существенного, внутреннего изменения экономика Японии не претерпела, хотя поверхностно и вестернизировалась. Как и другие страны Востока, Япония осталась страной, глубочайшим образом чуждой западной культуре.
Конечно, успех Японии принесли и другие факторы, которыми она отличалась от иных азиатских стран. Например, грамотность в Японии XVI, XVII вв. была высокой, не ниже, чем в европейских странах. К концу XVIII в. в Японии было 15000 школ. Правительство поддерживало образовательные учреждения, полагая, что грамотными легче управлять, поскольку до них легче доходят официальные приказы и распоряжения. Аристократия и большинство самураев были грамотными. В XVII в. произошел настоящий книжный взрыв; широкое распространение получили руководства по ведению сельского хозяйства (у кого очень богатое воображение - просьба представить широкое распространение агрономических учебников в России XVII в.). Японская книжная продукция этого времени освоила цветную печать (иллюстраторы: Харунобу, Хокусай, Утамаро); появились массовые тиражи художественной литературы (Сайкаку, Басё). В XIX в. достаточно массовым видом литературы стали “крестьянские конституции” - после революции Мэйдзи крестьяне самочинно составляли проекты государственного устройства, активно участвуя в строительстве нового общества.
При внимательном изучении истории Японии можно видеть, что явления, внешне очень сходные с теми, что мы не раз встречали на Западе, не гомологичны им, а лишь внешне похожи, но имеют совершенно другую природу, то есть аналогичны. Вспомним, в Японии не было никаких гомологов (и аналогов) Ренессанса и Реформации. В ней не было изменения человека, которые привели к расцвету импульсов индивидуализма, эгоизма и росту личностного начала. Вся история Европы Нового времени, зависящая от этих импульсов, не может быть гомологичной внешне похожей истории Японии по причине отсутствия таких импульсов, иных причин и иного смысла происходящих событий. По-видимому, и национальный характер государства, который в силу политической “моды” начинает теперь, в ХХ веке, проявляться повсюду в мире, в начале Нового времени был ограничен только христианским регионам истории: Китай в XIV в. был завоеван маньчжурами, которые благополучно правили там (династия Мин) так же, как до них правила монгольская династия Юань.
История Японии изобилует красивыми параллелизмами, общими чертами, возникающими у стран, вовлеченных в процесс вестерниза ции. Например можно вспомнить тот период развития страны, когда необходимость перемен начала подтачивать изоляционистскую политику бакуфу. В середине XIX в. значительным человеком в Японии был Токугава Нариаки (1800-1860), отец последнего японского сёгуна Ёсинобу. Нариаки был “западником”: в 1841 г. он основал в своем княжестве школу Кодокан (“Школа великого пути”). В этой школе самураи обучались естественным наукам и военному делу по европейскому образцу, применению огнестрельного оружия, этикету, стрельбе из лука, верховой езде. Реформаторская политика Нариаки вызвала недовольство бакуфу, он был отстранен от дел, но остался главой родового княжества, Мито. И вот, чтобы вооружить отряды своих самураев, он переплавил большие колокола буддийских храмов на пушки. Этому символическому событию гомологичен решительный шаг Петра, после Нарвы ободравшего колокола с православных храмов. Эти две весьма различные личности, Петр и Нариаки, демонстрируют, однако, общий склад “западнического” характера на национальной почве: презрение к традиционной церкви и страсть к новой технологии, решительный конфликт с традицией и стремление к западной науке. Только в Японии переплавка колоколов в пушки случилась в мирное время, безо всякой военной необходимости, и чуть не на 200 лет позже.
В этом смысле Япония представляет собой чрезвычайно интересную аналогию того капиталистического развития, которое мы наблюдаем в Европе. Ее “рыцарство” строилось на иных душевных силах (вассальный долг из преданности хозяину, а не личной чести и верности слову, как в Европе), ее “национальное государство” - сёгунат Токугава - является лишь аналогом Московского царства или Старой Англии. И точно так же “японская наука” не является явлением, гомологичным “всемирной”, то есть европейского образца науке, это совсем другое явление. И японское общество является поэтому квазидемократическим - лишь внешне похожим, мимикрирующим под парламентаризм западных держав. По этой причине мы не имеем права ожидать сходства результатов от процессов, по сути своей различных - и удивляться революции Мэйдзи и японскому чуду можно только в том случае, если мы верим, что событие Мэйдзи гомологично голландской революции XVI века или английской революции XVII, что японское развитие похоже на европейское. На самом деле у них другие трудности, а то, что нам дается с трудом, для них оказывается не слишком тяжелым.
Точно таким же уникальным “чудом” является взаимодействие труда и капитала в Японии: конфликты этих структур по сравнению со странами Запады очень слабы, поскольку высшей целью обеих сторон является устойчивость и процветание государства. Чудесна и политичес кая структура: при всем обязательном для приличной демократической страны богатстве выбора альтернативы у правящей партии нет. Устойчивость парламентской структуре придают все те же древние механизмы “восточного” общества: иерархичность отношений, патернализм.
Не случаен и конец “японского чуда”. Национальным талантом японцев является изумительная способность к самобытному практичному копированию образца. Когда Япония копировала культуру Китая, она добилась результата значительно более бедного, менее разнообразного, но более яркого и выпуклого; изящество Китая подчеркну то, а простота доведена до пустоты. Когда Япония копировала германский милитаризм, фашизм у японцев получился как живой. После войны образцом стали Соединенные Штаты - и появилось японское чудо 70-80-х годов, когда недавно побежденная и полуразрушенная страна создала вторую в мире по мощности финансовую систему. К 90-м годам образца не стало: Япония “догнала” лидера и пошла с ним в ногу. Однако насколько хорошо японская культура приспособлена к заимствованию, настолько же плохо она способна проторять новые пути.
Японский национальный характер
Выше оказалось возможным дать краткие наброски национальных характеров некоторых “классических” наций (греков, римлян, германцев). Сделать это было относительно легко, поскольку в исторической литературе накопилось много описаний характеров этих народов и читатель более менее подготовлен к такому описанию. Сейчас, после рассмотрения многих событий мировой истории с той особенной точки зрения, которая проводится в этой книге, можно вновь вернуться к теме национальных характеров, но уже на новом основании. Мы теперь уже знаем, что начиная с Нового времени в человеке развивается самосознание, человек развивается как личность. Это можно назвать развитием особой части души - души самосознающей. До этого, в греко-латинскую эпоху, развивалась другая часть души - душа рассудочная. На примере нескольких наций, игравших ведущую роль в то время, оказалось возможным раскрыть, что несла с собой в мир эта сторона душевной жизни.