- Ты зависла, - сообщила мне Света. - Вернись к нам, а то можно подумать, что там, в глубинах твоего разума творится что-то интересное.
Лиска хмыкнула, но вслух ничего не сказала. Иногда на неё находила вот такая тактичность. Жаль, что редко. А мне же тем временем в голову пришла гениальная идея. Экспериментируя с картами, я не успела приготовиться по заданию Кошмара Кошмарыча, но кто сказал, что даже это я не могу сделать в реальности? Попробовать, по крайней мере, точно стоило.
- Я просто подумала, - медленно начала я, чутко прислушиваясь к себе — попытается контракт сковать мой голос или нет? Пока говорила я совершенно свободно. - Что самое страшное может присниться? Так, чтобы проснуться от ужаса или утром потом чувствовать себя больной.
- Что-то приснилось? - с интересом предположила Васька. Она любила задавать вопросы на вопросы — невыносимо раздражало порой.
- Вроде того, - я некоторое время молчала, пытаясь сообразить, как и что я могу сказать, а потом решилась. - Приснилось, будто я на урок опоздала.
- Оля, только ты можешь испугаться такой глупости, - закатила глаза Света. - Вот мне на днях приснилось, что я в школу пришла, пальто снимаю, а юбку я надеть забыла!
Мы помолчали, представляя масштаб трагедии. На кошмар для моего преподавателя это никак не годилось. Так, мелковат этот кошмар. Конечно, я впишу и его, и падение с высоты и что-то еще из того, что видела во время работы волонтером, но это напишут и Сергей, и Виктор, и Джейн. Мне же нужно что-то особенное.
- На самом деле все боятся разного, - наконец произнесла Васька, разглядывая ногти. Они у неё всё еще были подстрижены очень коротко — еще рано говорить о маникюре, ведь после похода сломанные и, как мне иногда казалось, даже обкусанные ногти, Василиса тщательно ровняла и держала в питательных ванночках. - Кто-то крыс и мышей, а кто-то — дождевых червяков. Даже беспорядка и то кто-то боится. Нарочно не угадаешь. Но есть одно, чего боятся все.
- Что это? - наверное, я слишком откровенно проявила заинтересованность, потому что Васька тонко улыбнулась и откинулась на стуле.
- Две партии в шахматы, - заявила эта шантажистка.
Света посмотрела на меня с откровенной жалостью, и было отчего. Когда Василиса перешла в нашу школу, мы не сразу подружились. Скорее наоборот, я её терпеть не могла. И для этого у меня были причины. В те благословенные годы, когда не все мальчишки были дураками, а львиная доля девчонок — расфуфыренными попугайчиками, мы с Виталиком на переменках любили играть в шахматы. Играли мы оба не слишком хорошо, спустя годы я это понимаю, но тогда мы купались в лучах славы. Наша классная тайком, как ей казалось, приводила других учителей посмотреть на особенных школьников, которые не носятся по коридорам, сбивая всех и даже не бросают наполненные водой воздушные шарики из окон, а чинно сидят за партой и переставляют фигурки. Пожалуй, нам даже на уроках делали скидку за это, чуть меньше ругая за ошибки или недочеты.
Беда была только в одном, мы знали как ходят фигуры, и на этом наши знания заканчивались. Нет, мы знали о необходимости делать шах, а затем мат, но как это должно было происходить, мы не представляли. Поэтому обычно играли до тех пор, пока у одного из нас не оставалась на поле лишь одна фигура — король. Он же у нас был самой бесполезной фигурой — в лучшем случае мог забиться в угол.
В первый же день своего пребывания в нашем классе Василиса подошла к нашей парте, с минуту наблюдала, а потом возмущенно фыркнула.
- Фью, ну что тут думать, тут же давным давно шах и мат, - заявила она. Сложность для нас была в том, что непонятно было, к кому она обращалась — ко мне или к Виталику. Оглядев наши непонимающие лица, она вздохнула и переставила фигурки. Как оказалось, выиграла я.
- Легко так со стороны судить, - обиделся Виталик.
Васька тотчас пододвинула стул и села напротив него. Ей хватило остатка переменки, и это притом, что пара минут ушла на расстановку фигур. Мы обычно играли куда дольше.
Так мы узнали, что младшие школьники могут иметь разряд по шахматам, и что новенькая действительно умеет играть в шахматы. Некоторое время мы честно ненавидели её вместе с Виталиком, но потом он потерял интерес к игре. Мы выросли, он стал вместе с другими мальчишками обсуждать футбол и Звездные войны, и только Василиса была верна своему детскому увлечению. Другое дело, что даже среди друзей, к которым вскоре стала относиться и я, дураков играть с ней не было. Разве что вот так — если она на чем-то подловит, да на спор.
- Две так две, - я признала свой проигрыш. Заранее, так сказать. Хорошо хоть Васька редко всерьез мучила меня и старалась сыграть быстро. Минут пятнадцать позора, и я свободна.
Вот и сейчас ей хватило даже меньше — всего тринадцать минут, и она нехотя складывала шахматы. Её коллеги по шахматному клубу предпочитали встречаться только там, а летом он не работал. Не представляю, как Васька это терпела, да еще и со всеми этими походами.
- Переизбыток, - произнесла она и фыркнула в ответ на мой непонимающий взгляд. - Когда чего-то слишком много и слишком близко — вот что пугает. Одну крысу испугается только истеричка или страдающий редкой фобией человек. А если крыс сотня? Или одна, но размером с пони?
Звучало и впрямь жутко.
- Или возьмем что-то приятное, - продолжила Васька. - Свет, назови что-нибудь приятное.
- Теплое море, - зажмурилась Света.
- Отлично, - согласилась Васька. Она обычно не любила соглашаться, но причину этого мы поняли тут же. - Представь, ты посреди теплого моря — в нескольких километрах, если не десятках от любого берега. И ближайшая суша — дно.
Света хлюпнула носом. Похоже, представила.
- Мой любимый клубничный коктейль, - Васька не обратила внимание на испортившееся настроение Светы. Как всегда, впрочем. - Я уверена, что проснусь от ужаса, если во сне упаду в чан с ним или мне попытаются залить ведро самого лучшего молочного коктейля рот насильно. И это работает со всеми, у кого нет недостатка ума. Кстати, и это тоже верно — чем изощреннее ум того, кто видит сон, тем страшнее ему может быть, потому что он напридумывает столько — человеку поглупее и в голову не придет.
- И с фильмами ужасов также? - пискнула Света. Мы с ней были похожи в одном точно — мы на самом деле до ужаса и никак не меньше боялись фильмов ужасов. Просто тряслись, когда смотрели, иногда даже глаза закрывали — я так точно. Складывалось ощущение, что все эти фильмы снимали точно для того, чтобы потешить нашу с ней тягу к страхам.
- Нет, конечно, - покачала головой Васька с таким видом, типа «и как вам такое вообще в голову могло прийти, а?». - Фильмы ужасов уже целиком и полностью продуманы, а значит, в них можно легко найти логические неувязки. К тому же во снах чаще выступает та часть личности человека, что больше отвечает за эмоции, чем за логику.
Пожалуй, тут была какая-то Васькина логическая неувязка, но я не стала ей на неё указывать, мне и так было о чем подумать.
Чем больше я думала о том, что сказала Васька, тем больше уверялась, что она права. Оставалось лишь убедить в этом Кошмарыча, а что он может не согласиться, я не сомневалась.
Хорошо ли плохо ли, но у меня были все шансы десять раз передумать до урока у мастера кошмаров, потому как по расписанию до него стояли еще два урока.
- Интересно, почему сегодня снова кошмары? - Джейн недовольно поморщилась, разглядывая расписание. - Другие предметы по разу в неделю, и только эти кошмары чуть ли не каждый день.
Я разглядывала своих одногруппников, силясь рассмотреть в них те отличия, что неизбежно должны были появиться с новым опытом, таким, как союз с теоретиками, у каждого ведь появился свой особый человек, которого всем остальным не увидеть. Да, каждый из нас жил своей реальной жизнью, совершенно не такой, как прочие, но это меня не волновало. Такой вот парадокс.
- Кошмары — самый простой уровень снов и в то же время самый популярный, - неожиданно ответил ей Мортимер. - Он весь на эмоциях, и порой при удачном попадании в яблочко не нуждается в качественной обработке. Вроде тех же снов с падениями с высоты — сновидцу и в голову не придет анализировать, насколько реален каньон, с которого он свалился, слышен ли шум водопада и холодят ли брызги от него.
- Получается, кошмары — основы прочих снов? - заинтересовался Дмитрий. Вот странно, с одной стороны, он производил такое впечатление, что хотелось уточнить у него отчество, с другой стороны он совершенно свободно разговаривал с Мортимером или Аней как будто со взрослыми. Я же просто не понимала, как можно не видеть, что они всего лишь дети. Вероятно, довольно смышленые, раз попали сюда, но только дети — и этого не отнимешь, пока они не вырастут.
- Вроде того, - согласился мальчик. - И именно кошмары чаще всего бывают дикими снами, не теми, которые создают морфы. Их в целом не слишком много осталось, но они еще есть. Часть, конечно, просто калька происходящего с человеком в реальности а вот вторая часть — кошмары. Некоторые магистры полгода до выпуска тратят на поиск и приручение таких снов. Это засчитывается как выпускная работа.
- Приручение? - заинтересовалась Аня. Глаза у девочки горели. К гадалке не ходи, она вообразила себя отважной охотницей на дикие кошмары.
- Ага, - кивнул Мортимер. - На седьмом курсе учат, как просочиться в такой дикий сон и зацепиться в нем, создав что-то, чего в этом сне раньше не было. И всё, он уже не ускользнет, можно лепить из него нормальный кошмар, эмоциональный, свежий и в то же самое время не опасный. Дикие кошмары опасны тем, что из никто не контролирует, и они могут привести даже к смерти его участников.
- И откуда ты всё это знаешь, - прищурился Вячеслав. Прямо с языка снял, меня это тоже заинтересовало.
- Слышал, - коротко ответил Мортимер, и больше мы от него ничего не добились до начала урока. А с приходом преподавателя и вовсе забыли о свои вопросах.
Я считала, что Жюль непозволительно, просто неприлично красив? Я просто не видела преподавателя по новому предмету! С трудом отведя от него взгляд и усилием воли закрыв рот, я глянула в расписание. Аббревиатура АЧЭОС мне ничего не сказала. Только страшно стало.