стоит рискнуть жизнью. А моя и так продлилась дольше, чем я ожидал, начиная с ручья Гиллина. И жизнь Чи, тоже. Где еще мы можем найти место для себя?
Моргейн долго глядела на него, потом отвернулась начала собирать свои вещи. — Я не знаю. Но я могу предложить тебе кое-что. — Она посмотрела на них. — Когда мы окажемся на дороге, поворачивайте обратно. Идите куда-нибудь далеко, где безопасно. Два дополнительных человека — большой риск для меня: любой, как только увидит вас, сразу поймет, что я чужая.
Чи открыл рот, собираясь запротестовать. Как только она замолчала, он закрыл его, поперхнулся, но потом заговорил, — Леди, они считают, что мы Измененные, вот и все. И у них нет никаких причин думать иначе.
— Это достаточно обычное явление?
— Половина кел в Морунде имеет облик человека.
— Да-а, — задумчиво сказала Моргейн, мрачнея на глазах. Она убрала последний мешок в седельную сумку, и крепко затянула ее. — Тогда они должны использовать ворота очень часто.
— Я не знаю, — озадаченно сказал Брон, глядя на брата. — Я не знаю насколько часто они приходят и уходят.
— И никто не знает, — сказал Чи. — Никто из нас не ходит на юг. Когда они хотят придти и уйти — они пользуются воротами Морунда. Так что им нет необходимости скакать через наши земли.
— Часто?
— Возможно несколько раз в год. Я не знаю. И никто…
— Но тогда гонец уже в Манте.
— Да, леди, я так и думаю, — ответил Чи. — Как только загорелся лес. Я думаю, что они немедленно послали его. Хотя Гаулт не слишком любит Мант и своего лорда. Так говорят.
— Это все слухи, — поправил его Брон. — Есть люди, которым удалось убежать от Гаулта. Немного, но есть.
— Слишком уж все это запутано, — сказала Моргейн, и Вейни подвигал усталыми плечами, опять оперся спиной в кольчуге об камень, проверил завязки, поддерживавшие его пояс, и начал заново переплетать три из них.
— Что касается предателей, — сказал он, — нам нет до них дела, друзья ли это или враги. С нами вы в безопасности, во всяком случае вам грозит опасность не большая, чем нам самим. Мы собираемся достичь Манта, а потом отправиться еще дальше. Но оттуда — оттуда нет возврата. Поймите это. Миледи советует вам вернуться. Именно поэтому. Вы должны послушаться ее.
Долгое молчание, и только от костра Эогара доносилось невнятное бормотание его самого и кузенов. Иногда они смеялись, над чем-то своим. Чи и Брон выглядели растерянными и подавленными. Даже глядеть на них было больно.
— Леди, — пробормотал Чи.
— Ради вас и ради нас, — жестко сказала Моргейн.
Опять молчание, еще более долгое, только возгласы с другой стороны костра, где, как Вейни видел уголком глаза, трое дружинников развязали мех, в котором, как он помнил, была не вода, и пустили его по кругу. Ему это не понравилось. Он не хотел никаких ссор, особенно после событий в лагере. — Лио, — сказал Вейни негромко, и, когда она посмотрела на него, взглядом указал ей на соседний костер.
Моргейн нахмурилась, но ничего не сказала. В конце концов они не буянили, а занимались тем, чем всегда занимаются люди во тьму и дождь, занимаются с тех пор, как возник мир.
— Я не понимаю вас, — наконец сказал Чи.
Вейни отбросил завязки и, нахмурясь, посмотрел на него. — Чи, там, между воротами, настоящий Ад, и мы скачем сквозь него. С другой стороны новый мир, но никто не знает хуже или лучше, чем тот, который мы только что покинули. Только Небеса знают, как упорядочены эти миры, но ворота связывают их вместе. Такая связь угрожает жизни этого мира. Когда мы выходим из них, над нами встает другое солнце. Это все, что я видел и знаю. Но то что я чувствую — как если бы мы умерли, прошли через Ад и вышли с другой стороны, и ты не можешь вернуться, попробовать что-то изменить, и ничего из того, что ты знал, не остается правдой. Вот что с тобой произойдет. Эта земля твой дом. Плохой или хороший, здесь ты знаешь и понимаешь все. Подумай об этом. Мне кажется, ты все еще не понимаешь того, что произойдет с тобой там. Повторяю: ничто из того, что ты знаешь, не останется правдой, ты не сможешь быть ни в чем уверен.
— Но ты идешь. И ты Человек. Разве нет?
Вейни пожал плечами. Внутри что-то заныло, хороший вопрос, вот только как на него ответить. — Это не имеет значения, — сказал он. — Я даже не знаю, сколько мне лет. Над головой совсем другие звезды. Я не знаю где я. Я не знаю, сколько лет назад умер мой кузен. А ведь прошло всего несколько дней, как я расстался с ним. Теперь только моя госпожа говорит на моем родном языке. Все остальные умерли. — Он посмотрел на пораженные, посуровевшие лица. — И это самое простое из того, что я могу сказать вам обоим. Мы пришли из ниоткуда. И уйдем в никуда. Если хотите, идите с нами. А по другую сторону ворот покиньте нас. Быть может там вы найдете покой. А может быть мы попадем прямо в Ад и умрем. Мы не знаем и это невозможно узнать. Если, последовав за нами, вы надеетесь добиться славы — или богатства — мы вам не предлагаем ни того, ни другого. И я вообще не знаю, правы мы или нет, когда делаем то, что делаем. Тем более я не хочу впутывать вас в это. И моя госпожа, тоже. Так что для вас самым умным было бы остаться здесь. И вы должны.
— Я не понял тебя, — сказал Чи.
— Я знаю. Но я рассказал тебе правду. Идите с нами до Теджоса, вот и все. А потом езжайте на запад. Затеряйтесь в холмах, скройтесь и ждите. Будет война, большая война. И вот тогда найдите себе достойного лорда, за которым стоит ехать. Вот мой совет, вам обоим.
— А ты колдун?
— Да, наверно.
— Но не кел?
— Не кел.
— Ты мой друг, — сказал Чи потянулся и пожал его руку.
Вейни даже не мог взглянуть на Чи. Слишком больно. Он глубоко вздохнул и перестал вязать завязки.
От другого костра послышался взрыв грубого смеха, сменившийся тишиной. Брон повернулся, чтобы посмотреть, чем они занимаются, потом опять посмотрел на Вейни, нахмурившись, как если бы был слишком слаб, чтобы запретить им веселиться таким образом.
Но и Вейни, тоже, совершенно не собирался сражаться с людьми, которые, в конце концов, решили слегка повеселиться после тяжелого скучного дня, и не имело значение, предатель их лорд или нет.
— После этого они будут лучше спать, — заметил Вейни. — А если утром у них заболят головы, значит им не повезло.
Больше никто не сказал ни слова. Он не мог сказать, кто о чем думает. Они сидели вместе, почти касаясь друг друга. Брон коснулся рукой волос брата, никакой мужчина не будет так касаться другого, даже случайно, даже если они родственники, но Вейни вспомнил, что это только братская любовь, и он здесь чужак. Они понимали, что такое гостеприимство, и святость огня; они передавали друг другу еду и питье; здесь были священники, которые исповедывали их; и тем не менее лорд мог требовать деньги с раненого человека, который пришел к нему в поисках защиты, не разрешить ему вернуться. Но он встречал намного более странных людей, чьи обычаи волновали его намного меньше, потому что были совершенно чужими.
Тем не менее Вейни решил, что сегодня ночью они могут доверить две стражи этим братьям, и никто не перережет им горло, а их спина будет защищена, если дело дойдет до схватки. Пускай эти двое не эрхендимы и не из Карша, тем не менее они достойные люди, и он почувствовал, как его ужин тревожно зашевелился в животе, когда подумал о том, что с ними будет, испугался за то, куда они пойдут, и опечалился, когда понял, что в конце концов нашел человека, который мог бы стать настоящим другом и остаться с ними…
— и этому человеку он все еще не может доверять.
Чи может соврать и никогда не знаешь, лжет он или нет — он не знал, как можно вывести такое пятно. Чи просто не знал, что такое правда.
А он сам был Нхи, не только житель Карша, а Нхи обманывали, искажали и легко предавали; но то, что казалось естественно в той стране, заставляло его скрежетать зубами от гнева, тоже семейная черта — и внезапно он вспомнил почему.
Его братья, да, только они пробуждали в нем эту странную двойственность.
И он убил одного и почти убил другого: формально клан Маай был его кланом только наполовину — горные бандиты стали аристократами, которые не знали прямых путей даже через открытые двери, пословица Нхи, прямо об них. И эта ссора, еще более глупая и ожесточенная, чем обычные свары среди Маай.
Он опять открыл глаза. Перед ним сидел бледноволосый Чи, рядом Брон, лица искажены внутренней болью, глаза ищут ответ в глазах Моргейн, поскольку свои он закрыл.
— Я беру первую стражу, — сказала Моргейн, спасая его от безмолвных вопросов братьев. — Идите спать. Завтра мы выедем еще до рассвета. Самое лучшее для вас — как следует выспаться.
— Да. — Он протянул руку и ослабил пряжки, державшие броню, и нащупал место на камне для плечей. Отстегнув меч, он положил его на колени, и посмотрел на компанию Эогара, продолжавшую веселится. — Тише, — крикнул он этим трем, мгновенно заставив их замолчать, и сам поразился, как покорно они посмотрели на него. — Люди собираются спать.
Никто больше не рискнул нарушить тишину, видя его настроение, он изобретал несчастья и призывал беды — ты слишком много думаешь, как-то сказал ему брат Эридж, ругая его за трусость.
И это была чистая правда. Он вернулся к старым привычкам. Страх — вот что заставило его поступать так; но страх не перед врагами, а друзьями. Его братья преподали ему хороший урок — и вбили его в плоть, кости и нервы.
Он взял меч обеими руками и слегка звякнул им о камень, чтобы Эогар и его кузены поняли все до конца, если у них еще остались какие-нибудь сомнения.
Дождь превратился в еле слышный стук капель по земле, время от времени случайный порыв ветра ударял по хижине, но внутри было достаточно тепло от двух костров и семи тел. Это была бы хорошая ночь, при других обстоятельствах, мрачно подумал Чи, который лежал, свернувшись, рядом с теплым костром, спиной к спине с Броном, но их сердце было сковано холодом, внутренним холодом, и Чи не понимал почему, если только леди, всегда мрачная и холодная, не навела его на них; а Вейни вообще внезапно перестал глядеть ему в глаза, и хотя Чи какое-то время ломал себе голову, так и не понял почему…