Я был готов ему возразить. Ибо знал: организация, которой управляет человек, подобный Кларенсу Деверо, для собственной защиты примет все меры предосторожности. В корзинах для бумаги не будет беззаботно оставленных писем, на тыльной стороне конвертов мы не найдём легкомысленно нацарапанных адресов. Весь дом был призван охранять свои тайны и держать окружающий мир в неведении. О себе Лавелль сказал, что помогает компаниям встать на ноги, но в подтверждение этих слов мы не нашли ничего. Это был человек-невидимка, без следов из прошлого и без планов на будущее, а все свои коварные помыслы и заговорщицкие идеи он унёс с собой в могилу.
Этелни Джонс с трудом скрывал разочарование. Все найденные бумаги ничем не желали нам помочь. Незаполненная чековая книжка, несколько квитанций по мелким хозяйственных делам, какие-то безупречные с виду аккредитивы и векселя, приглашение на банкет в американское посольство… «отпраздновать открытие англо-американской компании». И только перелистывая дневник Лавелля, переворачивая одну пустую страницу за другой, Джонс вдруг замер и показал мне одинокое слово и цифру, написанные заглавными буквами и обведённые кружком:
— Что скажете? — спросил он.
— Хорнер? — Я задумался. — Может, это Перри? Ему с виду лет тринадцать.
— На мой взгляд, ему больше. — Джонс залез в глубь ящика и на что-то наткнулся. Когда он вытащил руку, в ней был совершенно новый, завёрнутый в бумагу брусок мыла для бритья. — Странное место для хранения бритвенных принадлежностей, — заметил он.
— Думаете, это что-то означает?
— Вполне возможно. Пока не знаю, что именно.
— Здесь ничего нет, — сказал я. — По крайней мере, для нас. Я начинаю сожалеть, что мы вообще нашли этот дом. Он окутан тайной и смертью и ничем не хочет с нами делиться.
— Не надо отчаиваться, — возразил Джонс. — Да, тут много неясного, но наш противник о себе заявил. По крайней мере, линия фронта очерчена.
Не успел он это сказать, как из холла донеся какой-то шум. В дом явно вошли посторонние, хотя полицейские пытались им помешать. Мы услышали разгневанные голоса, среди них я различил акцент, который, несомненно, принадлежал американцу.
Мы с Джонсом поспешили выйти из кабинета — перед нами предстал некий худосочный проныра, с маленькими глазками, чёрные волосы маслянистой волной спадали на лоб, а над губой нависали ухоженные усы. Если Скотчи Лавелль олицетворял насилие, этот человек вызывал ощущение расчётливой угрозы. Он тебя убьёт, можно не сомневаться, но сначала всё тщательно обдумает. Он провёл много лет в тюрьме, и это время оставило на нём заметный отпечаток — кожа его была неестественно тусклой, можно сказать, мертвенно-бледной. Свою лепту в пугающий облик вносил тот факт, что он был одет во всё чёрное: плотно облегающий сюртук, патентованные кожаные туфли, а в руке держал чёрную же трость и размахивал ею, словно шпагой, отгоняя окруживших его полицейских, которые пытались выставить его за дверь. Он пришёл не один. Его сопровождали три хулиганского вида парня лет двадцати, лица у всех бледные, одежда потрёпанная, ботинки тяжёлые.
Все они уже увидели, что произошло со Скотчи Лавеллем. Не могли не увидеть. Пришедший смотрел на труп с ужасом, но и с отвращением, словно был лично оскорблён тем, что подобное бывает в жизни.
— Какого дьявола здесь случилось? — вопрошал он. Тут из кабинета вышел Джонс. — А вы кто такой?
— Меня зовут Этелни Джонс. Я детектив из Скотленд-Ярда.
— Детектив! Что ж, вам тут самое место. Только поздновато явились, вам не кажется? Вам известно, чьих это рук дело?
Это его я услышал из другой комнаты. Акцент не столь вульгарный, как у Лавелля, но было очевидно — этот тип тоже из Нью-Йорка.
— Я прибыл сюда недавно, — ответил Джонс. — Вы знаете этого человека?
— Я знал его. Знал.
— А кто в таком случае вы?
— С какой стати я должен вам представляться?
— Пока не представитесь, сэр, из этого дома не выйдете. — Этелни Джонс выпрямился во весь рост, опёрся на палку. И посмотрел американцу прямо в глаза. — Я из английской полиции, — продолжил он. — Вы пришли на место злодейского и необъяснимого убийства. Если вам что-то известно, ваш долг поделиться этими сведениями с нами, в противном случае вам придётся провести ночь в Ньюсгейте, вам и вашим головорезам — это я вам обещаю.
— Я знаю, кто он, — вмешался я. — Это Эдгар Мортлейк.
Мортлейк вперил в меня свои тёмные глазки.
— Вы меня знаете, — сказал он. — Но мы не встречались. — Он повёл ноздрями. — Из пинкертоновцев?
— Как вы догадались?
— Этот запах я узнаю где угодно. Нью-Йорк, Филадельфия? Да какая разница. Далековато вас занесло от дома, приятель.
Американец улыбнулся улыбкой уверенного в себе человека, и от этой улыбки становилось не по себе. Казалось, его нимало не беспокоит запах крови и вид изувеченного трупа в нескольких шагах от него.
— По какому делу вы пришли сюда? — строго спросил Джонс.
— По личному. — Мортлейк ощерился. — И перед вами отчитываться не собираюсь.
Джонс повернулся к стоящему неподалёку констеблю, который наблюдал за этим диалогом с нарастающей тревогой.
— Арестуйте этого человека, — распорядился он. — Он обвиняется в препятствовании правосудию и предстанет перед судом сегодня же. — Констебль медлил. — Исполняйте, — сказал Джонс.
Я никогда не забуду этот миг. Джонс и Мортлейк стояли лицом друг к другу, а вокруг них полдюжины полицейских с одной стороны и три хулигана с другой. Казалось, сейчас начнутся боевые действия. А посредине безмолвно восседал Скотчи Лавелль, который невольно спровоцировал этот конфликт, но в данную минуту был почти забыт.
Обстановку разрядил Мортлейк.
— В этом нет надобности, — сказал он, выдавив подобие улыбки на своём лице мертвяка. — Зачем мне связываться с английской полицией? — Он поднял трость и направил её на труп. — У меня со Скотчи были общие дела.
— Он сказал нам, что помогает компаниям встать на ноги.
— Вот как? Ну, он много чем занимался. Например, вложил деньги в мой клуб. В Мейфэйре. Можно сказать, мы с ним — основатели этого клуба.
— Случайно не «Бостонец»? — спросил я. Мне вспомнилось это название. Именно там остановился Джонатан Пилгрим, приехав в Англию.
Я застал Мортлейка врасплох, хотя он постарался скрыть удивление.
— Он самый, — воскликнул он. — Вижу, Пинкертон, вы времени зря не теряете. Или вы член клуба? Один из наших гостей-американцев? Но едва ли мы вам по карману.
Я пропустил его слова мимо ушей.
— Может, у вашего скромного предприятия есть ещё один партнёр — Кларенс Деверо?
— Никакого Кларенса Деверо я не знаю.
— А я думаю, что знаете.
— Ошибаетесь.
Это было уже слишком.
— Я знаю, кто вы, Эдгар Мортлейк, — объявил я. — Ваш послужной список мне известен. Ограбление банка. Взлом сейфа. Год в тюрьме за вооружённый налёт. И это только за последнее время.
— Советую быть со мной поосторожнее! — Мортлейк сделал два-три шага в мою сторону, и его свита сплотилась вокруг него нервным кольцом, не зная, чего от него можно ожидать. — Это всё в прошлом! — прорычал он. — Сейчас я в Англии… я гражданин Америки, у которого здесь респектабельное дело, и ваш долг — не беспокоить меня, а защищать. — Он кивнул в сторону покойника. — В случае с моим усопшим партнёром этот долг вы явно не исполнили. А где женщина?
— Если вы о Генриетте, она наверху, — ответил Джонс. — Её тоже убили.
— А остальные?
— Все домочадцы были убиты.
Кажется, впервые Мортлейк опешил. Он взглянул напоследок на лужу крови, губы презрительно скривились.
— Мне здесь делать нечего, — фыркнул он. — А вы, господа, оставайтесь и вынюхивайте.
И прежде чем кто-то успел его остановить, он вылетел вон с той же наглостью, с какой влетел. Три хулигана устремились за ним, и было ясно, что их главная задача — защитить его, отделить живой стеной от его недругов и окружающего мира.
— Эдгар Мортлейк. Шайка выходит из тени, — подытожил я.
— Возможно, оно и к лучшему.
Джонс глянул в открытую дверь.
Мортлейк прошёл по саду, открыл калитку. Мы видели, как он забрался в ждущий его экипаж в сопровождении своих стражей… Взмах кнута — и он умчался в сторону Хайгейт-Хилл, а мне подумалось: если Скотчи Лавелля и всех его домочадцев убили, чтобы кому-то что-то сообщить, сообщение дошло до адресата.
ГЛАВА 8СКОТЛЕНД-ЯРД
Если «Гексам» и мог чем-то похвастаться — список в любом случае был недлинным, — так это близостью к центру Лондона. В комнате, где кормили завтраком, я снова оказался в одиночестве, быстро разделался с едой и, расставшись с сердитой горничной и мрачным Бутсом, отправился в путь, намереваясь последовать совету Джонса и прогуляться по набережной.
По ту сторону длинной шеренги деревьев, так украшавших бульвар, поблёскивала Темза. Я вышел из гостиницы навстречу свежему весеннему ветерку и увидел, как в направлении лондонского порта скользит трёхмачтовый парусник. Я остановился посмотреть, как он плывёт — и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Было ещё рано, людей вокруг немного… женщина с коляской, мужчина в котелке прогуливает собаку. Я оглянулся на гостиницу. И тут в окне второго этажа увидел человека, который смотрел на улицу. Я быстро прикинул: этот номер находится рядом с моим! Значит, это его кашель я слышал ночью. Он был слишком далеко, да и окна в саже, так что разглядеть его я не мог. Волосы тёмные, одет в тёмное. Он стоял, застыв, словно манекен. Я готов был побиться об заклад, что он смотрит прямо на меня. Тут он шевельнулся, и рука задёрнула занавеску. Я постарался выбросить его из головы и продолжил путь, но прогулка уже не доставляла удовольствия, на какое я рассчитывал. Так бывает, когда на душе неспокойно вроде бы без видимой причины.
Через пятнадцать минут я дошёл до места назначения. Скотленд-Ярд — этот адрес был в городе хорошо известен — выглядел впечатляюще и располагался между набережной королевы Виктории и Вестминстерским дворцом. Мне также показалось — когда я пересекал бульвар и искал главный вход, — что есть в этом здании какое-то уродство. Будто после начала строительства архитектору пришло в голову что-то поменять. Два этажа из строгого гранита вдруг уступали место красно-белому кирпичу, оконным створкам с украшениями и башенками на фламандский манер, и казалось, что т