– Ну что, ты еще хочешь его убить? – спросил Леша у Ивана.
– Все равно ты не имел никакого права убивать этих парней, – твердо проговорил Ваня. – Ты знал, что у Мишки остался маленький ребенок, в котором он души не чаял?
– Болезнь прогрессирует, – усталым голосом ответил Илья. – И через какое-то время его малыш тоже начал бы залазить под стол.
Иван посмотрел на доктора. Боже, какой жалкий вид! Несмотря на «праведность» его действий, Соколову нужен был психиатр. Но никак не смерть.
Леша сломал последний диск и встал.
– Я отпущу его, – сказал он и подошел к креслу.
Иван пристально посмотрел на Соколова.
– И все-таки скажи, добрый доктор, у нас есть шанс выжить?
– Шанс есть всегда, – произнес Илья.
Леша развязал ему руки и опустился на колено, чтобы развязать ноги. Узлы затянулись и не поддавались. Он поднял глаза в поисках чего-нибудь острого.
– В столе, в верхнем ящике, нож лежит, – сказал Илья.
Лешка открыл ящик. Ничего, кроме бумаг, он не увидел. Засунул руку под кипу макулатуры и выудил оттуда тонкий нож для вскрытия писем. Покрутил в руке (таким и убить можно) и нагнулся к ногам Соколова. Острое лезвие мгновенно разрезало провода.
Илья потер запястья руки и прошипел:
– Убирайтесь отсюда!
Леша положил нож на стол.
– Знаешь, что я думаю? – медленно заговорил Иван. – Мы с Лешкой выживем, а вот ты долго не протянешь. Тебя доконает твоя же ненависть.
Он повернулся и пошел к двери. Но тут за спиной услышал какую-то возню и резко обернулся. Леша лежал на письменном столе, а сверху сидел Соколов с занесенным над ним ножом.
– Ты что, сука, делаешь? – Иван подбежал к столу и попытался столкнуть психа с Алексея. Тот вывернулся, продолжая одной рукой держаться за Лешкино горло, и наотмашь ударил Ивана рукой с ножом.
Ваня перелетел через кресло и упал на пол, но тут же вскочил на ноги. Лешка хрипел, пытаясь одной рукой откинуть руку доктора с горла, а другой удержать руку с ножом.
Иван снова подбежал к столу, схватил бронзовую пепельницу и занес ее над головой.
И тут раздался грохот открываемой двери.
– Все на пол!
Не опуская руки с пепельницей, Иван повернулся на голос и увидел двух парней в милицейской форме. Они были не намного старше их с Лешкой. Один из них направил на Ивана пистолет. Но когда Ваня повернулся и показал милиционерам, что происходит на столе, он перевел ствол на доктора. Руки у него тряслись. Второй милиционер нервно пытался расстегнуть кобуру.
От таких не знаешь, чего ожидать. Тем более в такой ситуации.
Ваня медленно опустил руку, но не рассчитал силу, и пепельница громко стукнулась об стол. Тот, что держал пистолет, нервно дернул руками в сторону Ивана.
– Я сказал, на пол!
Ваня послушался.
– Слезь с него! – уже орал второй.
«Наверное, все-таки достал пистолет», – машинально подумал Иван.
А вот Илья Сергеевич будто не замечал происходящего за границами стола и продолжал сжимать Лешкино горло. Лешка хрипел и никак не мог освободиться от мертвой докторской хватки.
Вдруг он вскрикнул. Иван услышал хруст. Нож все-таки вошел в тело. Иван повернул голову к двери и попытался встать. Два ствола по очереди выплюнули огонь.
На втором этаже прогремели выстрелы. Вахтер хмыкнул и достал уже початую бутылку водки.
«Как в воду глядел».
– Кого-то сегодня убьют, – прошептал старик, налил в кружку водки и выпил зелье храбрецов.
Логинов проснулся от какого-то звука. Он прислушался. В комнате мерно тикал будильник. Федька привстал на локти и огляделся. Было еще темно, но он разглядел силуэты покосившегося шкафа и старого трельяжа с двумя створками зеркал. Понятно. Вчера или сегодня (какой сейчас день, он не знал) он пришел и отрубился в коридоре. А пока спал, обоссался. Запах аммиака, казалось, заполнил все его жилище.
Федя встал и, держась за стену, прошел на кухню. Надавил клавишу выключателя у двери, но свет так и не зажегся. Электричество отключили еще два месяца назад за неуплату. В темноте подошел к раковине и открыл кран. Вода тонкой струйкой полилась в потрескавшуюся керамическую мойку. Федор взял старую алюминиевую кружку, всю во вмятинах, пригляделся к ней. Как это он ее еще не сдал? Потом подставил под струйку, ожидая, пока она наполнится.
Напившись воды и поблагодарив мысленно коммунальщиков за то, что хоть воду не отключили, Федор заглянул под мойку. Там была почти идеальная чистота. Бутылки он вчера сдал. Среди пакетов и консервных банок Федор увидел полторалитровую пластиковую бутылку и, кряхтя и отдуваясь, выудил ее из-под мусора. Посмотрел через мутные стенки, потряс и, чертыхнувшись, бросил бесполезную посудину обратно под раковину.
Затем накинул пальто и, пошатываясь, вышел из дома. Еще не рассвело, но немногочисленные светящиеся окна в пятиэтажке у парка подсказывали, что уже часов шесть.
Он подошел к двухэтажному зданию из белого кирпича, в котором располагалось кафе «У Захара».
«Славные ребята там работают. Светка-барменша – милая бабенка». Федя мусор со двора вынесет, воды притащит, а она ему пузырек. А когда и поесть что перепадет. Эх, жаль, что они только в десять открываются. Федор остановился у крыльца и посмотрел на темную вывеску. Покачал головой и пошел дальше.
Он уже видел огни палаток вдоль дороги. Ночные продавцы вывешивали лампочки на улицу, чтобы припозднившийся путник знал, где можно потратить некоторую сумму утаенных от жены денег.
У одного из ларьков маячил чей-то темный силуэт, и Федор остановился. Не хотел он ни с кем встречаться. Особенно с подвыпившими подростками. Не нравится им, как от него пахнет. Федор втянул воздух, словно хотел сам себе доказать, что пахнет от него, как от всех. Запах мочи напомнил ему о ночном недержании. Да, пусть от него не дорогим одеколоном пахнет, но зачем же избивать? Бьют в основном по голове, а она и так ни хрена не соображает.
Он вспомнил, как его летом отметелили три пьяных парня. А что он сделал-то? Лег спать на лавке в парке. Устал Федька тогда, перебрал. Не рассчитал силы. Он их, силы-то, мягко говоря, никогда не рассчитывал. Тот день не стал исключением. Вот и завалился Федька на скамейке. Разбудило его… Так можно сказать, только когда тебя нежно за плечо потрясут. А его буквально выбили из сна, а заодно и с лавки. Федя попытался встать, но будто какая сила придавила его к асфальту. Жуткая боль разрывала голову.
«Нос сломали, – подумал Федька, свернулся калачиком и закрыл лицо руками. – Когда же они устанут и уйдут?»
Его тогда больше всего напугало то, что парни избивали молча. Никто из них не проронил ни слова. Будто хотели убить.
Потом они наконец устали и ушли. Федька подождал, когда они скроются из вида и, превозмогая боль, потрусил домой…
Человек у ларька что-то купил и исчез за палаткой. Федор пошел дальше. То, что сейчас придется клянчить, он знал и совершенно этого не стыдился. Если раньше, когда Федор еще работал на заводе, ему и приходилось выпрашивать выпивку, так только в долг. Да и давали тогда охотней. Сейчас же у него не было ни денег, ни совести. И жить ему это совершенно не мешало. Даже помогало. Как бы он прожил без выпивки, если б вдруг ему стало стыдно подходить к палаткам и просить на сто граммов.
Совесть, конечно, не проснется. А вот что делать, если перестанут давать? Сколько мужиков померло, не опохмелившись.
Федор подошел к металлической палатке, выкрашенной в коричневый цвет. Тусклая лампа, закрепленная за козырек, свисала прямо напротив окошка. Ему пришлось отодвинуть осветительный прибор, чтобы всунуться в открывшуюся форточку.
– Федька, я же сказала: больше не приходить, – недовольно проговорила женщина, сидящая в коричневой будке. Но по ее голосу Федор понял, что не так все и плохо.
– Томка, не гунди. Дай флакончик. Я ж отработаю. Хочешь, воды принесу, хочешь, мусор вынесу.
– Да уже без тебя и принесла, и вынесла, – не сдавалась продавщица.
– Ну, может, тебе лично что надо? – заговорщически произнес Логинов и подмигнул Томке.
– Ну козел! От тебя, что ли? – завелась женщина. – А ну давай отсюда!
– Да ладно тебе. Я же не об этом…
Женщина молча соображала, на что может сгодиться этот опухший сморчок.
– Федька, а ты технику достать не можешь?
– Тебе что, машина нужна, что ли?
– Да нет. Телевизор, дивидишник. Ну, или на худой конец видак.
Федька задумался. Телевизор он пропил еще три месяца назад. А воровать не умел. Нечего ей предложить, нечего.
– Есть, – вроде вспомнил он. – Мой корешок как раз собирался пропить свой видак. – Никакого корешка, а тем более видака у Логинова не было, но он быстро сообразил, что, даже просто пообещав, может опохмелиться.
– Точно? – Женщина немного посомневалась, но потом, решив, что Логинов никуда от нее не денется, выставила на прилавок пластиковую бутылку с красноватой жидкостью. Фирменный напиток с добавлением «Юппи». – Ладно, держи аванс. Но если обманешь… Смотри, Федька. – Томка закрыла форточку и выключила свет.
Начало рассветать. Федя зашел за угол ларька и скрылся в кустах. Сейчас его не волновало, что с ним будет, когда его обман откроется. Тем более он уже обманул и за это бутылку «юппиводки» получил. Ложь во спасение. Аминь!
– Эй, черт! Встал и ушел!
Федор почувствовал сильную боль в паху.
– Ты че, сука, не понял?!
Он открыл глаза, увидел перед собой ухмыляющегося подростка и сполз с лавки. Его кто-то пнул под ребра.
– Тима, оставь его. Это дядь Федя. Он с моим отцом работал.
– Да мне по херу, кто это. Пусть воняет в другом месте. Валяются здесь, лавки обсыкают…
«Неужели Томка поняла, что я обманул ее?»
Федька быстро пересек аллею и нырнул в кусты. Боль в паху отпустила. Он прошел еще немного и остановился. Похлопал себя по карманам и с улыбкой блаженного достал из бокового кармана пластиковую бутылку. Посмотрел на содержимое. Бутылка была наполнена красноватой жидкостью на четверть. Федя открутил пробку и в два глотка опустошил посудину. Отрыгнул и полез в карман, хоть семечку отыскать. Зачерпнул что-то, похожее на крошки, и раскрыл ладонь. Хлебные крошки, табак, шелуха от семечек. Среди этих продовольственных запасов лежал небольшой измятый клочок бумаги. Федор выудил листок, а остальное стряхнул с ладони. Он вспомнил, что это за записка, как только развернул ее. Там был записан адрес Ивана Щеглова.