Немного отдышавшись, Виктор попытался подняться. Ноги не держали вовсе. Он усилием воли перенес центр тяжести тела в нижние конечности — и чуть не упал, потому что те легко подломились. Он снова устроился на бетонной клумбе.
Как он не сообразил раньше, что выпивка окажет сногсшибательное действие па ослабленный недавней болезнью организм?
Делать нечего, не сидеть же тут вечно! Виктор решил вызвать такси. Память его мобильника хранила необходимые номера. Он с огромным трудом выудил из-под куртки аппарат, принялся манипулировать с ним непослушными пальцами. Скользкая машинка вывернулась в ладони и, как лягушонок, прыгнула из рук. Стараясь поймать телефон на лету, Виктор задел его тыльной стороной запястья и отбил. Описав дугу, телефон вылетел дальше и шлепнулся в тень далеко за пределами досягаемости и видимости.
Виктор зарычал от досады. Противоударная и водоотталкивающая конструкция наверняка не пострадала. Но как теперь добраться до нее, если руки и ноги почти не слушаются, а где искать — он толком не знает?
Ощущение бессилия, смешанное с чувством собственной вины за сложившуюся ситуацию, было острым и странно знакомым, как будто нечто подобное он уже переживал прежде.
Что теперь делать?
Ясно, что его новые знакомые двинутся к метро не через час, а гораздо позже. Любая попытка заговорить с кем-то из прохожих увязнет в заплетающемся языке и будет похоронена запахом перегара — он редко пил и никогда не носил с собой средств, уничтожающих характерный аромат.
Мороз давно форсировал толстую пуховую куртку и уверенно подбирался к костям. Почему говорят, что пьяные не чувствуют холода?
Даже сидеть было невыносимо тяжело: хотелось прилечь прямо на клумбе и вздремнуть.
Коллеги по цеху не поскупятся на красивый слог: «Едва начав беспрецедентное по значимости расследование в области военной науки, при таинственных обстоятельствах погиб от чудовищного холода в глухих дебрях Московии…»
Глаза упорно закрывались.
Приближающийся скрип шагов по снегу — и приятный женский голос произнес прямо над ним:
— Вам нужна помощь?
Ребята звали меня сегодня праздновать. У них так хорошо, тепло. Посмеялись бы, пообщались, Пашку бы повидала, сто лет не встречались. Жаль, конечно. Но на курсах мне тоже не дали забыть о наступающем празднике: группа моя принесла сегодня конфеты и сухое вино, так что мы весело позанимались.
Народу на улице уже мало: все давно отработали и забрались в норки. Одно плохо в вечерних занятиях: поздно возвращаться. Но я еще специально подождала, пока все ученики мои разойдутся: устала за три часа, сил больше нет общаться.
Пройдусь потихонечку, без спешки. Нет желания спешить. Домой не хочется. Хочется побыть одной.
Здорово подмораживает. Как приятно скрипит снег под ногами. Я специально иду не тротуаром, где ледяными волнами застыла слякоть, а тропинкой по скверу. Всезнающий Пашка когда-то говорил, что снег начинает скрипеть после минус пяти. Сейчас меньше. Значительно меньше.
Голова пустая, легкая. И на сердце пусто, легко! Приятное состояние, давно забытое. Конечно, от вина. Сухое виноградное вино помогает сбросить груз уныния… Так люди и спиваются… Мне надо почаще бывать среди людей. Даже Париж вспоминаю сейчас легко, без всякого надрыва.
Ой!
Господи!
Испугалась даже! Сердце в горле колотится. Надо же, такое совпадение: только подумала про Париж, и…
Не пойму, ему плохо или он пьяный? Прилично одет, лицо не пропойцы… Ну-ка, есть кто-нибудь вокруг? Вон, вдалеке идут люди.
Если окажется, что пьянчужка, который лыка не вяжет, буду чувствовать себя глупо. А если человеку плохо? Подойду, узнаю. Не съест же он меня.
Прохожие приближаются, я с ним не наедине. Даже обблевать не успеет: отскочу!
После того как я подошла к мужчине, полулежащему на каком-то бетонном выступе тротуара, времени на размышления уже не было. Конечно, он оказался пьян, и довольно сильно. На мой вопрос, не нужна ли ему помощь, промычал что-то неразборчивое. Я чуть было не отошла в сторону, уже сделала шаг. Снег скрипнул под ногами. Мороз крепчает!
Можно было бы позвонить по 02 или просто подойти к дежурному милиционеру па станции метро. Я решила, что так и сделаю, если не добьюсь от этого типа членораздельного ответа. Меня просто задело: что он, не мужик? Не может собраться с силами и вразумительно ответить женщине?!
Кажется, я ему так и сказала. Забавно: быстро же я приобрела в общении с людьми менторский тон!
Свершилось чудо: его проняло. Скорее всего, подействовал мой приказной тон. Взгляд мужчины стал более осмысленным, он сел ровно на своей бетонной кушетке.
Я сказала с прежней настойчивостью:
— Вы замерзнете и умрете. Чем вам помочь? Кому позвонить?
— Мне нужна машина, — вдруг разборчиво проговорил мой собеседник, — я не дойду.
— Вызвать такси? У вас есть мобильник?
Мне все же жалко было тратить на чужого человека собственные деньги.
Неожиданно для меня его взгляд прояснился еще больше, и он сказал:
— Частника. Я не боюсь: у меня мало… при себе.
Ничего себе, как хорошо мы соображаем! Тот как будто читал мои мысли:
— Мне трудно говорить, но я… соображаю.
Я видела, что он действительно прилагает немалые усилия, чтобы четко выговаривать слова.
— Хорошо. Сейчас.
Я отошла к краю тротуара и подняла руку. Первую из остановившихся машин я отпустила: рожа водителя показалась мне бандитской. Второй бомбист сам отказался везти пьяного: еще салон испортит. Третий — довольно интеллигентного вида молодой человек — расхохотался, сказал: людям надо помогать, хотя, конечно, жаль, что придется везти не меня. Он вышел из машины, чтобы подвести к ней моего подопечного и усадить. Я как бы между прочим сказала ему, что денег у мужика с собой почти нет, только на дорогу. Тот широко улыбнулся:
— Не бойтесь: я не убийца и не грабитель.
У меня возникло ощущение, что ребята поладят, а возможно, вместе продолжат начатое одним развлечение.
Самое забавное, что веселый водитель оценил по достоинству мой героизм при спасении пьяного на морозе, сказал, что встретить такую женщину — большая редкость и удача, и попросил мой телефон. Я дала — мобильный. Он не в моем вкусе, но… Пусть позвонит.
На Виктора внимательно смотрела пожилая женщина приятной, ухоженной наружности.
— Извините, — сказал он, стараясь не дышать на нее перегаром и четко выговаривать слова. — Я слишком много выпил, но…
— Ну-ну, говорите, — поторопила собеседница. — Вы же замерзнете насмерть. Вам нельзя здесь оставаться.
— Пожалуйста... — Виктор думал, как сформулировать свою просьбу покороче. — Мой мобильный телефон… упал… туда… — Он показал направление.
Женщина с сомнением подняла брови. Шарить в темноте в снегу ей явно не хотелось.
— Если у вас есть телефон… я оплачу… разговор.
Женщина почему-то вздохнула и повернулась в указанном направлении. Виктор видел, как она неуклюже наклонилась — мешало толстое зимнее пальто, — протянула руки в темноту.
В следующую секунду женщина с некоторым усилием разогнулась и подала ему на залепленной снегом ладони аппарат.
— Повезло, — сказала строго. — Кто-то за вас молится. Виктор слабо улыбнулся.
— Некому.
— Так не бывает! — воскликнула его спасительница. — Впрочем …
Во взгляде ее явственно читалось сомнение: кто же ты — приличный человек или пропащий пьянчужка?
— Если на земле некому, так на небе точно кто-нибудь есть, — решительно заявила собеседница. — Нет такого человека, за которого на небе никто бы не молился.
Виктор качнул головой: надо же — только недавно вспоминал покойных родителей!
— На небе есть, — согласился он, чтобы не втягиваться в бесполезный религиозный диспут. — Спасибо вам большое!
— На здоровье, сынок, — сказала она. — Не пей больше так много. Тебе не идет.
Она сделала шаг в сторону и обернулась:
— Смотри не потеряй опять свой телефон. Второй раз в эту дыру не полезу.
— Хорошо.
Виктор, аккуратно манипулируя с телефоном, извлек из его памяти нужный номер. Приложил трубку к уху и поднял голову. Его покровительница стояла в отдалении, делая вид, что разглядывает витрину круглосуточного киоска, и поглядывала в его сторону. Увидев, что подопечный крепко держит телефон и не собирается ронять его вновь, она отвернулась и пошла прочь. В это время вызов был принят, Виктор переключил все внимание на разговор и больше пожилую даму не видел. Уже через двадцать минут у тротуара затормозило заказанное такси.
Я похвалилась перед Верунькой своим подвигом — рассказала, как спасла пьяного от верной гибели на морозе.
— Я всегда знала, Рябинина, что ты у нас натура романтическая, — съехидничала подруга. — Ты мне другое скажи: как тебе после этого вспоминается та история с пьяным французом?
— Я как на крыльях летаю! Француза этого… с грустью вспоминаю, но… ничего… без надрыва. Мне не до француза теперь. Я тут такое обнаружила! Это как раз насчет романтизма. Притаюсь, я натура гораздо более романтическая, чем тебе кажется.
— Что ты еще натворила? Перечислила всю зарплату в Фонд помощи французским бомжам?
Я хмыкнула в ответ.
— Я просто вспомнила одну историю… То есть я ее всегда помнила, просто увязала одно с другим и кое-что поняла о себе.
— Рябинина, интригуешь! Рассказывай.
— Эта история произошла давным-давно, лет восемь уже назад или около того. Я работала в научном центре — не том, из которого теперь ушла, гражданском. И был у меня там непосредственный начальник — доктор наук, профессор, в узких кругах офигенно широко известный — Марик Родненький. Мы с тобой тогда еще не были близко знакомы, иначе ты бы от меня вдосталь наслушалась историй о нем.