. — Нам надо спешить. После четырех начнет светать. Она сказала: ночь коротка.
— Куда спешить?
— Ты на машине?
— Да.
— Где она?
— Там, за углом.
— Пойдем, я по дороге тебе объясню.
Я торопливо зашагал рядом с ней, ловя себя на том, что теперь уже я безоговорочно доверяюсь ее пониманию ситуации.
— Я должна найти детей до того, как закончится ночь, до рассвета. Иначе не видать мне их никогда.
Я хотел было пошутить, что до четырех ночи мы безо всякой спешки успеем позаботиться минимум об одном ребенке, но вовремя прикусил язык: просто не мог так сразу освоиться с мыслью, что Александра — мать, в голове не укладывалось, что я так много пропустил из ее жизни. Ревность почему-то не просыпалась. То ли я был слишком ошеломлен, то ли радость встречи перекрывала все остальные эмоции. Хотя… Просто я чувствовал, как она мне рада, как остро она во мне нуждается, как она… хочет быть со мной.
Мы ввалились в салон автомобиля, сбрасывая с плеч и стряхивая на улицу мокрые снаружи и изнутри ветровки: ливень легко преодолел их непромокаемый защитный слой, забравшись за шиворот и в рукава.
Я завел мотор и включил обогреватель. У Александры зуб на зуб не попадал, а я, как ни странно, еще не успел замерзнуть. Скорее наоборот: наша встреча так меня взбудоражила, что впору было бы еще постоять под дождем — остыть.
Мне не терпелось узнать хоть что-нибудь об Александриных детях, но из гордости и упрямства я решил ее не торопить. Спросил коротко:
— Я правильно понимаю, что мы едем в Краснодар?
— Да, дорогой … Давай как раньше: по-английски, я соскучилась по языку. Я сейчас все тебе объясню. Сейчас…
Она напряженно о чем-то думала, но я не мог оставить ее в покое.
— Я дороги не знаю.
— Ты о чем?
— Я не знаю, куда нужно ехать, чтобы попасть на дорогу, ведущую в Краснодар.
— Ты не знаешь?! Ха! Вот мы с тобой и поменялись ролями. — Ею владело лихорадочное веселье. — А я знаю!
— Ну и?..
— Поезжай туда, откуда я пришла. Доберемся до автобусного парка, а там я как раз видела развязку со всеми указателями.
Я тронул машину с места.
Александра вдруг расхохоталась. Я вопросительно посмотрел на нее. Она, не в силах остановиться, махнула мне рукой:
— Езжай! Не обращай… вни… мания.
Я послушался, хотя поглядывал на нее с возраставшей тревогой. Она продолжала заливаться смехом. Я уже собрался остановить машину и вмешаться, когда она, наконец, преодолевая последние судорожные спазмы, заговорила:
— Ты — мой муж. А я — твоя жена. Я все это время была замужем! И я об этом не догадывалась!! Хорошо.
Она стала серьезной.
— Витя, как хорошо, что мы с тобой муж и жена! Ты меня любил, помнишь? А сейчас?
— Если бы не любил, взял бы деньги, — буркнул я, припомнив ей недавние подозрения. И тут же не удержался — улыбнулся.
— Я тебя очень ждала. Я искала тебя. Я искала тебя в каждом прохожем, в каждом первом, втором, десятом встречном. Не подумай… я не имею в виду, что… я просто всматривалась в других мужчин и думала, что, может быть, в каком-нибудь паршивеньком, плюгавеньком, робком неудачнике притаился ты.
Она рассказывала, как школьница, — торопливо, взахлеб, не выбирая слова, а бесконечно уточняя сказанное. Говорила о том, что давно продумано и прочувствовано, но никогда не произносилось вслух.
— Почему же обязательно в паршивеньком и плюгавеньком?
— Я думала, я не люблю людей. Что надо быть очень внимательной и доброжелательной. Я так боялась, что пропущу тебя, не узнаю. А оказалось, что ты — это ты. Такой, какой есть. Единственный и неповторимый. Ты — это ты, а другие — другие.
— Глубоко, — откомментировал я, чтоб не молчать.
Я слишком хорошо понимал, о чем она говорит. Со мной во время нашей разлуки происходило то же самое.
Тем временем мы подъехали к широкой, плохо освещенной площади, часть которой была заставлена автобусами. Мы сразу нашли указатель и прочитали его вместе, чтобы не ошибиться. Выбраться на нужную трассу не составило труда.
— Витюш! Объясни мне, пожалуйста, кое-что.
— Что тебе объяснить? — спросил я с легким упреком: не пора ли уже и мне услышать кое-какие объяснения?
Жена поняла намек:
— Не переживай: сейчас расскажу тебе о детях. Ничего особенного. Только скажи: как я поняла, эта купюра обладала некими весьма необычными свойствами?
Я кивнул.
— Мне всегда хватало денег на самое необходимое. Но мы не могли с тобой встретиться… Я забыла тебя. А ты помнил обо мне все это время? Ведь помнил, если искал?!
— Нет, — неохотно сознался я.
— Ах вот оно что! — сказала жена чужим голосом — отстраненным, глухим, далеким. И замолчала, ушла в себя. Как будто все поняла. А я?! Мне опять ничего не хотят объяснить?! Придется потеребить супругу!
— Странно, Аль. Купюра была у тебя, а мне тоже память отшибло. Почему?
— Потому что весь мир стал другим.
Холодок пробежал у меня по спине. Жена говорила о чем-то, что казалось ей очевидным. А мне… мне, возможно, тоже было понятно, но осмыслить это — значило прыгнуть в бездну. Я пока чувствовал себя не готовым к прыжку. В нашей совместной истории зияли сплошные провалы. Но сейчас мы были на островке счастья, и я боялся разбить его неосторожным вопросом.
Однако жена моя, похоже, ничего не боялась!
— Только я вот чего не понимаю: где, когда, каким образом ко мне попал этот неразменный пятак? И откуда взялась англичанка, его хозяйка? Ты с ней вроде как знаком?
Я коротко рассказал историю появления в моем кармане уничтоженного ныне сокровища и его поисков.
— Виктор, что ей от нас нужно?! — Голос жены звучал напряженно.
— Я тоже об этом думаю.
— Ты знал ее раньше?
— Нет.
— Может, забыл?
Нигде я не видел прежде эту старуху. Уверен. Я не сумел бы забыть, даже сильно того желая, холодный взгляд, который, казалось, стремился вдавить мои глаза в глубь черепа. Она добилась своего: темный взгляд словно впечатался в мозг. От воспоминания мороз пополз по спине. Если она захочет, она разрушит и отнимет все, что мне дорого. Усилием воли я сдержал поднимавшийся изнутри панический страх. Вот, живая, теплая, абсолютно реальная любимая женщина сидит рядом, и если только…
Совершенно внезапно, без перехода, страх сменился веселой яростью.
Не выйдет, леди! Эта карта уже разыграна вами и бита! Я давно потерял все, что было по-настоящему дорого мне в этой жизни. Потерял Альку — казалось, безвозвратно. А теперь она снова рядом…
— Чему ты смеешься? — услышал в ее голосе улыбку и понял, что обуявший меня приступ веселья немного успокоил жену.
— Да в общем-то ничего смешного. — …Я слишком боялся. Каждый день и каждую минуту помнил о том, что могу лишиться стабильности, удачи, того хрупкого счастья, которое досталось мне случайно. И был уязвим! Помолчал, прислушиваясь к себе. — Это прошло. Я разучился бояться. Все в наших руках.
— Ты уверен?
— Мы же встретились!
— А дети?
Опять какие-то неведомые дети! Я с упреком покосился на нее.
Жена молча протянула руку, погладила меня по щеке, царапаясь о прораставшую щетину.
— Сколько времени ты в дороге?
— С утра. За рулем с одиннадцати… На ногах с пяти, — добавил я, чтобы оправдаться за щетину.
— Останови, давай поменяемся.
— Что?
— Я сяду за руль.
— Ты не умеешь… не умела водить!
— Я давно вожу.
Давно? Господи, ничего не понимаю!.. Ночь, ливень. Ты и с этим справишься, моя родная, моя незнакомка?
— Нет-нет! Я совсем не чувствую усталости. Спасибо.
Она отстегнула ремень безопасности, прижалась к моему плечу, поцеловала.
— Все-все, теперь моя очередь. Итак, слушай, откуда взялись дети…
Ее история, как она и обещала, оказалась простой и короткой.
Александре часто снились дети. Не то чтобы она дни и ночи напролет мечтала о материнстве или уделяла очень уж много внимания снам. Просто заметила, что регулярно видит во сне одну и ту же парочку: мальчика — постарше и девочку — помладше. Она то играла с ними, то учила, то воспитывала, то защищала и утешала. Сны доставляли ей огромное удовольствие. Просыпаясь, она еще чувствовала тепло и сладкий запах малышей.
Несколько дней назад в телевизионных новостях прошел сюжет о детском доме в Краснодаре, показали его новых воспитанников — брата и сестру. У этих ребятишек была особенно пронзительная история. Они родились и росли в благополучной семье. В прошлом году их мать попалась под руку какому-то случайному ночному убийце. Отец то ли стремительно спился и умер от горя, то ли оказался тем самым убийцей. Распространенный способ подачи информации: чтобы никто не понял ничего, но мороз по коже продрал всех! Корреспондент надеялся, что зрители захотят помочь детскому дому или усыновить кого-нибудь из детей, поэтому сообщил телефон учреждения.
Жена моя толком сюжет не смотрела: не могла ни на минуту отвернуться от плиты. Уже в конце репортажа обернулась и мельком увидела пару кадров с участием брата и сестры. Ей показалось, что дети, промелькнувшие на экране, похожи на ее подопечных из снов. Она решила обязательно проверить это и во что бы то ни стало найти способ взять их к себе. По пути на юг она убедила себя, что дети — те самые.
Когда хозяйка «неразменной купюры» потребовала плату за эксплуатацию своего сокровища, жена испугалась, что дети окажутся «не теми», что она не встретит своих маленьких друзей из снов.
Рассказывая, она искоса все время поглядывала на меня: не посмеюсь ли я над ней. Но ее тоска по детям была слишком понятна мне. Я не стал признаваться ей в этом, чтобы не расстраивать: у нас с ней с детьми пока как-то не сложилось. Заметив мою задумчивую серьезность, она спросила:
— Я приняла решение одна, потому что тебя не было рядом. Но теперь скажи мне, как бы ты отнесся к появлению в доме сразу двоих чужих детей?