– Мамочка, вот же наша, русская!
Мастер поместил своих героинь вглубь листа, одел в изумрудные, пурпурные, золотые наряды.
Анечка слегка касалась живой разноцветной ткани. Одна ткань ей показалась очень твёрдой.
– В таком наряде принцессе холодно. А вот эта ткань мягкая, бархатная. – Аня открывала снова полюбившиеся страницы. Рассматривала, восхищалась и вдруг спросила: – Мама, откуда у нас этот альбом?
– Это семейная реликвия. Наши корни в Ленинграде. Нам с тобой предстоит многое разгадать.
Надежда Ивановна открыла вторую коробку. В ней лежала настоящая ярко-жёлтая золотистая ткань. Аня ахнула. А Надежда Ивановна спокойно взяла ткань за два уголка, встряхнула, высоко подняла.
– Даже нет следов сгибов, – заметила девочка.
– И всё равно хватит лежать этой красоте, – решительно сказала Надежда Ивановна. – Я сошью наряд Золушки для твоего выступления.
– Мамочка, не надо, – умоляюще простонала Аня. – Жалко резать. Да и выступления моего может не быть.
– Да, может не быть… И линейки может не быть… Когда твоя бабушка болела, она дала наказ: «Сделай праздник для моей внучки, когда ей будет трудно». А тебе трудно сейчас. Зачем ждать ещё бо́льших трудностей?..
В школе всё было буднично, скучно, правда, классный руководитель 9-го «А» несколько раз приходила с заплаканными глазами, а учительница литературы Ирина Сергеевна, которая готовила спектакль о Золушке, была на больничном.
Линейку провели сухо, формально. В день линейки был один урок, на нём от имени всех Аня сказала добрые слова классному руководителю, поблагодарила за всё, вручила адрес.
В этот же день на стенде появилось объявление о приёме в десятый класс. Их классу было выделено четыре места.
Аня пригласила всех желающих к себе домой отпраздновать окончание школы. Пришли участники спектакля и двое, занятых в сценке «В магазине “Школяр”».
Надежда Ивановна стояла в дверях, да, это была она, хотя лицо закрыто плотной вуалью, на плечах роскошная лёгкая накидка. Она тепло встречала всех:
– Милости просим, дорогие гости. Будьте смелее, танцуйте, веселитесь.
– Вот это придумали здорово: с корабля на бал, – заметили мальчики.
Ведущий чтец начал рассказывать сказку, девочки встали в хоровод, потом исполнили весёлый танец, играли в ручеёк, в фанты.
Неожиданно чтец произнёс:
– Вот открылась дверь, и… в дверях появилась… Золушка.
Наступила тишина. Рассказчик смотрел вместе со всеми на распахнувшуюся дверь и выдохнул: «О-о-о!» Кто-то из девочек не выдержал и тоже нарушил слова сказки: «Вот это сюрприз, наша Анечка!»
Но в тексте Шарля Перро не было этих слов, и Золушка улыбнулась, обвела всех взглядом и стала танцевать. Она танцевала легко, улыбалась, светилась радостью, мелькали маленькие лучики, потом лились большие лучи, серебрились бубенчики. Она прошла полный круг и вдруг неожиданно остановилась: потеряла туфельку. Быстро подвинули кресло, покрытое красивым ковром. Золушка села, раскрыла веер. Танец продолжили девочки. И снова пауза: молодой человек нёс туфельку.
– Подошла! Оказалась впору!
Теперь уже танцевали все. Вместе с ними веселилась и Надежда Ивановна.
Когда музыка кончилась, все подбежали к Золушке (Анечке), обнимали, целовали, трогали пампушечки-бубенчики, маленькие ленточки, длинные. Они и сейчас будоражили воображение, эти лучики солнца.
– На репетиции было не так, сейчас мы импровизировали. Тогда у нас не было общего веселья, жалко, что не видит наша Ирина Сергеевна. У нас получилось, как она хотела: непринуждённо, раскованно.
Потом пили чай, смеялись, шутили. Девочки рассматривали золотую ткань платья, туфельки на тонкой шпильке. Благодарили Надежду Ивановну.
Память. О работе над книгой «Неиссякаемая любовь»
Когда прочитали мою книгу «Судьба быть вдовой» (Вологда, «Арника», 2015), читатели звонили и спрашивали: «Как отчество Африкана?»
В то время спросить о родословной было не у кого: мамы, её сестёр уже в живых нет. Я извинилась, оправдываться не стала, но пообещала: «Обязательно узнаю».
Мама, её сёстры постоянно вспоминали свою многочисленную семью, чаще отца:
– Галин, помнишь?.. – спрашивала маму сестра Фаина.
– Как не помнить?..
Это были бесконечные воспоминания из детства, юности.
Сёстры говорили о светлых днях своей далёкой жизни, никогда не вспоминали ничего, порочащего соседей, своих домочадцев.
Мы невольно прислушивались, запоминали. Даже мой маленький сынишка, когда садились за стол, пытался открыть окно и повторить слова их соседей, которые хвастались, что живут они хорошо, чай (!) пьют. На улице никого не было, никто их не беспокоил, ни о чём не спрашивал, а вот посмеяться над бедной семьёй – это у них получалось.
– Никого у нас нет. Одне сидим, чай пьём, – открывали окно и на всю округу.
– Бабушка, так мы тоже чай пьём, а вот богатыми нас не считают.
– Времена были другие. Чай пили те, у кого были самовары, кто мог купить голову сахара.
– Как это – голову сахара?
И бабушка, моя мама, говорила о прежней жизни.
– А почему нет фотографии моего прадеда?
– Тима, у нас выгорело полдеревни в жаркий июль 1937 года. До фотографий ли?
– А вот ты всё помнишь, что ели, в чём ходили…
– Да, всё помню, всех помню, голоса помню, характеры. Мы были дружны. Очень дружны.
– Почему прадедушка перечислял всех детей, когда приглашал к столу?
– Тимоша, он потерял трёх девочек от первого брака, а теперь у него восемь детей, все живы, он гордился ими.
– Я хотел бы положить цветы на их могилы.
– Милый внучек, кладбище разрушено. Это было большое кладбище около церкви. Нет церкви – нет кладбища.
Да, всё это очень грустно.
Невольно представляешь многочисленные застолья людей других национальностей и подписи под фотографиями: род… несколько поколений.
А мы? Кто мы? Иваны, не помнящие родства?
Иду в Харовский ЗАГС. Встречают с пониманием, знакомлюсь с записями, написанными хорошим почерком. Но найти ничего не могу. Харовский ЗАГС пережил пожар. Документы восстанавливали, конечно, были ошибки. Это я знаю не понаслышке: в моём повторном свидетельстве неверно указан день рождения. Помню, как переживали женщины: надо выходить на пенсию, а по записям ещё работать и работать. А бывало и наоборот: выходит женщина на пенсию, а по записям – ещё не подошёл пенсионный возраст.
Были обиды, слёзы. Когда-то ещё разберутся, все переживали.
Областной ЗАГС запрашивал сведения у районного, шло время, круг смыкался. Обращалась я и в художественно-исторический музей Харовска, там тоже сведений, нужных мне, не оказалось. А вот библиотека Харовская предоставляла и подшивки газет, и перечень литературы по теме. Вологодская областная библиотека, краеведческий отдел, всё там есть, материалы оцифрованы. Чувствуется профессионализм, любовь к своему делу. И всё-таки мне надо было найти сведения давно минувших дней…
Еду в ГАВО (Государственный архив Вологодской области).
Покорило внимание сотрудницы: «Не факт, что всё найдёте. Документы забирала молодёжь, комсомольцы, многое потеряно, листы испачканы, вырваны. Видимо, спешили. Но если помните чьи-то рассказы, у вас получится…»
И вот первое открытие: отчество Африкана – Фёдорович. Год рождения – 1870.
Потом женитьба, рождение детей. Смерть близких, родных. Второй брак.
Записи сделаны чётким, каллиграфически правильным почерком.
Я была в архиве шесть раз. Были дни, когда ничего не находила, но зато, когда удавалось что-то узнать, я была на седьмом небе. Выходила из архива, звонила старшему сыну, радовались вместе.
Много читала о сплаве на реках Севера, Сибири. Конечно, перечитала Виктора Петровича Астафьева. Постигала характеры этих отважных людей – сплавщиков.
А мама моя говорила всегда: «Африкан был плотогоном! Отличным плотогоном! Прошёл от истоков Кубены до устья. Знал суровое Кубенское озеро! Дошёл до Высоковской Запани!»
Моя память сохранила начало ледохода. Он начинался всегда ночью. Помню грохот, шум. Утром бежали к реке, видели быстрое течение реки, льдины, которые громоздились одна на другую, раскалывались, кружились в водовороте воды.
Дня через два-четыре река постепенно успокаивалась. А наши сверстники отчаивались прокатиться на больших льдинах. Это продолжалось с неделю. Зрелище не для слабонервных. Мальчиков наказывали. Мы, девочки, ябедничали, потому что это было очень опасно. Потом начинался молевой сплав. Брёвна плыли, обгоняя друг друга, сталкивались, громоздились, образовывались заторы. В школе заставляли рисовать ледоход, потом сплав, учить стихи.
Те, кто жил на правом берегу Кубены, в школу не ходили. Зубрилок привозили заранее, устраивали на частные квартиры. Старшие школьники начинали пропускать уроки, ссылаясь на то, что помогают перебраться на тот берег. На самом же деле гуляли допоздна, утром спали. Родители волновались, чтобы не утонули, приходили на берег, уводили домой. Весёлое время! Видимо, сейчас мои сверстники вспомнили, посмотрели свои архивы и прислали фотографии.
Первые весточки – от Ольги Николаевны Кузнецовой. Харовчанка, она влюблена в нашу северную землю, её историю. Ольга Николаевна прислала фотографии. Наши северные люди с длинными баграми. И ещё топор. Всё! Это их орудия труда.
А ещё видео. А как сплавщики работают! Женщины на сплаве. Ловкие, в незатейливой одежде. Им подвластна лавина леса.
Из Михайловского поселения прислали фото мужчин-сплавщиков. Загорелые, с натруженными руками, сильные люди.
Сплавной участок в районном центре – фотография Людмилы Степановны Пановой. И т. д., и т. п. Горы древесины – страна строилась. Реки – дешёвый вид транспорта. Это наша история. История страны. История семьи.
Фотография, присланная Леонидом Васильевичем Таланцевым. Караванка…
Вот так и создавался образ моего деда.