– В баню пойду, смою вчерашнее, – сказал он, обнимая Ведану за плечи.
– А после сразу к Малуше, – напомнила она.
– Обязательно.
– Чем дольше тянуть будешь, тем хуже все для тебя закончится.
– Хватит тебе, – попросил Станислав. – Я и так от страха трясусь, еще и ты со своими напутствиями. Коль забыла, сестрица, это я за тобой приглядывать должен.
– У нас всегда наоборот все было. – Ведана пожала плечами. – Хоть ты и старше, но дурак ведь, тут и спорить не о чем.
Станислав не сдержался, ущипнул сестру за бок, та хмыкнула и из опочивальни выскользнула. Он постоял немного посреди беспорядка, который устроил, помолился богам, вспомнил о пращурах, попросил их дать ему смелости.
Тянуть дальше некуда было. Станислав вздохнул, поправил рубаху и переступил порог.
Куда только он ни зашел, лишь бы оттянуть неизбежную встречу: и с кузнецом поговорил, и к рукодельнице знакомой заглянул, и за баранки поторговался. Ноги сами собой несли его, водили по улочкам Ярилова града, а Станислав безропотно позволял им себя вести. Тревога его съедала такая, что руки тряслись, но он пытался убедить себя: Малуша – девица умная, как узнает, что нет между ними взаимной любви, отпустит его. Может, обидится, конечно, но все лучше, чем жить с мужчиной, который не чувствует к ней ничего.
Раньше с радостью в сердце он спешил к знакомому саду, теперь же ноги словно свинцом налились. Станислав едва шел, останавливался через каждые несколько шагов, сам не заметил, как смял баранки, в руках одни крошки остались. В горле саднило, в голове мысли множились, слова, которые сказать он Малуше хотел. Пот под рубахой выступил, капли противные катились по спине.
Он увидел ее меж деревьев, вот только не порадовала Станислава Малушина улыбка, не ответил он на крепкие объятия. Отстранился первым, взял девицу за плечи, заглянул в яркие глаза, рот открыл и… так и не сказал ничего.
– Чудной ты какой-то сегодня, – заметила Малуша. – Случилось чего?
Рот открывался и закрывался, а слова не шли, будто он лишился языка.
– Станислав? – Малуша нахмурилась. – Ты не захворал? Говорит батюшка, что в городе люди помирают без причины, даже отпускать меня не хотел никуда сегодня, но я вот, видишь…
– Не следует нам видеться больше! – выпалил Станислав и отшатнулся от нее.
Малуша моргнула раз, другой. Ее алый рот округлился, теперь она ничего вымолвить не могла, только смотрела на него и силилась хоть звук из себя выдавить.
– Что ты говоришь такое, Станислав? – тихо спросила Малуша, справившись с голосом. – А как… А как же…
– Глупость мы совершили, – твердо сказал он. – Не следовало нам не то что уединяться, даже встречаться в саду этом проклятом!
– Это батюшка твой, да? – вдруг спросила Малуша. В глазах ее появилась надежда. – Рассказал ты ему о нас, верно? А он не принял? Ну и пусть! Сбежим из города, мир большой, найдем…
– Нет Доброгнева в Яриловом граде, – перебил ее Станислав. – Уехал он.
– Тогда почему…
Схватил Станислав Малушу за плечи, встряхнул, заглянул в глаза, наполнившиеся слезами.
– Не люблю я тебя, – сказал он.
И Станислав увидел, как разбилось девичье сердце. Глаза Малуши в то же мгновение блеск утратили, потухли, с лица краска сошла. Щеки побледнели, обескровленные губы безвольно приоткрылись.
– Не расскажу я никому, что было между нами, – сказал Станислав, отступая от нее. – Захочешь замуж выйти – выйдешь, не узнает никто о нас.
– Но я хотела, чтобы узнали… – прошептала Малуша. – Хотела женой твоей стать! Ты ведь тоже желал этого!
Станислав оглянулся, испугался, что услышит кто-то ее крики.
– Тише! – зашипел он. – Неужто хочешь, чтобы соседи сбежались?
– Пусть сбегаются! – громче прежнего заголосила Малуша. – Пусть посмотрят на обманщика, который девичью честь запятнал, а теперь сбежать хочет!
Она кричала, размахивала руками, ее лицо покраснело от натуги, утратило всю свою прелесть. Смотрел Станислав на Малушу и поверить не мог, что думал недавно, будто любит ее.
– Замолчи! – приказал он, все больше раздражаясь.
– И не подумаю! – выкрикнула Малуша, все ближе подходя к нему. – Ой, люди добрые! Посмотрите на сына царского! Посмотрите на гада…
Станислав сам не понял, как схватил камень и ударил ее. Так просто все вышло, будто само собой.
Малуша пошатнулась, алая капля скатилась по ее щеке.
– Ты… Ты что сделал? – удивленно спросила она. – У-ударил?
– Малуша…
– Помогите! – завопила она. – Пом…
Снова он ее ударил – треск раздался такой, будто скорлупа ореха лопнула. Малуша упала на землю и затихла, а Станислав стоял, сжимал камень окровавленный в руке и смотрел на нее, не в силах поверить ни в то, что натворил, ни в то, что любовь их так закончилась.
– Малуша? – позвал он.
Станислав побрезговал прикасаться к ней руками – носком сапога толкнул в плечо. Малуша перевернулась, и он увидел, что ее безжизненные глаза смотрят в небо.
– Малуша?
Присев, Станислав помахал рукой перед ее лицом и понял: сам того не желая, он убил девицу.
Отшатнувшись, он упал, а затем вскочил и попятился, испуганно глядя на тело.
Что делать-то теперь? Как быть? А если увидит их кто-то? А если кто-то вопли ее слышал?!
Он кинулся прочь, камень по дороге выбросил, руки о штаны обтер. Трясло его, да так, что зуб на зуб не попадал. Будь здесь батюшка, защитил бы, спиной своей закрыл, если не по своему желанию, то ради матушки. Но они уехали, на троне теперь мальчишка белобрысый, и если не умаслит его Ведана…
До темноты Станислав скитался по городу, а как месяц вышел, вернулся в сад. Малуша лежала там же, где он ее оставил. Никто девицу не искал, никто на нее не наткнулся, а значит, и избавиться от покойницы можно так, чтобы никто даже не узнал о том, что произошло.
Прикасаться к Малуше неприятно было. С тоской Станислав вспомнил проведенную с ней ночь: ее кожа была мягкой и теплой, а теперь стала неживой, противной на ощупь. Он и так и этак к телу подступиться пытался, но раз за разом склонялся и исторгал из себя кислую желчь. Нечасто он покойников видел, а уж трогать их ему и вовсе никогда не доводилось. Не думал Станислав, что мертвецы такие… отвратительные.
Кое-как справившись с дурнотой, он закрыл девице веки и попытался успокоиться.
«Просто покойница, – мысленно убеждал он себя. – Тело бездушное, чучело тяжелое».
Взвалил Малушу на плечо и потащил прочь из сада.
Тяжести таскать он не приучен был, устал быстро, но остановиться не решился – вдруг кто увидит? Продолжал свой путь, кряхтя и ругаясь сквозь зубы.
Все проклял: и себя, и Малушу, и настойку. Зол был как черт, только на злости этой и шагал вперед, к реке.
Рассудил он просто: чтобы закопать тело, нужна была лопата, да и звери лесные могилу разрыть могли, так что единственным способом от покойницы избавиться оставалась река, в чьих быстрых водах и должна была Малуша обрести последнее пристанище.
Дотащив ее до берега, сбросил с плеча. Тело глухо ударилось о землю, а Станислав поморщился от отвращения. Помыться хотелось, избавиться от смрада, который теперь всюду ему мерещился.
– Ты прости меня, – прошептал Станислав, присев рядом с ней. – Сама ведь знаешь: я не хотел тебя убивать. Даже помыслить не мог о том, чтобы боль тебе причинить. Ошибся я, понимаешь? Бес попутал. Но и ты хороша, признай. Вопила, угрожать мне пыталась… Не совладал я с собой.
Малуша не отвечала, лишь трава высокая шумела.
Он снял с ее шеи красные бусы – захотелось ему оставить что-то на память о любви их недолгой – и сунул их в карман, а затем поднялся, подхватил покойницу под мышки и потащил к воде.
Глава 7. Ярина
Душица водила Ярину в лес каждое утро. Там они облюбовали полянку с поваленным деревом, усаживались на крепкий ствол и, казалось, наслаждались покоем. На самом же деле Душица учила ее чувствовать зверей и говорить с ними – и не словами, а мысленно.
Наука эта далась Ярине легко: сперва белки приходить на зов стали, потом и птицы, звери покрупнее поддавались на уговоры с трудом, но все же откликались, пусть и нехотя.
Бурая всегда была рядом: лежала на солнышке, подставляя теплым лучам то бока, то пузо. Говорить с ней Ярина научилась быстро; медведица откликалась на ее зов, а порой и сама беседу начинала.
Звери говорили не как люди, совсем иначе. Ярина не слышала слов, но все равно понимала, что ей сказать пытаются. Странно это было, будто щекотка в голове.
– Переселяться тебе легко будет, – сказала Душица. – Звери к тебе тянутся. Освоишь, как это делается, и сможешь их глазами на мир смотреть.
– Боюсь, что могу не вернуться, – призналась Ярина.
– Можешь, – легко согласилась Душица. – Коль слишком долго будешь в одном звере, позабудешь о том, что ты человек, и пропадешь. У зверей хотя бы разум есть, в их телах можно долго путешествовать, но если решишься пауком каким стать, то будь осторожна: существа эти не думают вовсе, уведет тебя паучье желание сети плести – и всё.
Ярина поежилась. Учиться было интересно, но страх не покидал ее ни на мгновение. Боялась она силы, не доверяла ей.
С неба птица упала и обратилась девицей. Ярина вздрогнула, едва со ствола не свалилась, но Душица успела придержать ее за локоть.
– Все дурью маетесь? – ворчливо спросила Чеслава. – Все ходите сюда и ходите, ходите и ходите… Неужто такая глупая она?
– Не глупая, боязливая, – ответила Душица.
– А чего тут бояться? – Чеслава руками всплеснула. – Сила-то твоя, ничего дурного она тебе не сделает.
– Ага, как же! – возмутилась Ярина. – Душица сказала, что я могу навсегда зверем остаться!
– А может, оно и к лучшему?
Чеславу Ярина побаивалась. Девица вела себя странно: то спокойная была, рассудительная, то вдруг принюхиваться начинала, по полу ползать, бормотать. Душица говорила, что это души ее за тело борются, и от этих слов Ярине только страшнее становилось.