Моровое поветрие — страница 71 из 75

И Лука вдруг увидел, да так ясно, череду рождений и смертей, и звездную пыль, и сражения. Увидел могучих людей, а за их спинами – не менее могучих волкодлаков. Из их ноздрей пар вырывался, окровавленные пасти пузырились пеной. Они взрывали землю лапами, рычали, взывая к его внутреннему зверю, и их зов был наполнен дикой свирепостью. Непокоренные, но смиренные, свободные, но преданные, они взирали на Луку с насмешкой, словно перед ними стоял не равный им волкодлак, а домашний пес.

Под тяжестью звериных взглядов Лука не склонился, выпятил грудь и оскалился.

И вдруг понял, что следует делать.


Глава 30. Ярина


Снег выпал, все вокруг затянуло белой пеленой. На ветвях разлапистых елей искрились снежинки, их блеск слепил глаза. Ночная вьюга замела протоптанную к избе дорожку, и Ярине пришлось взяться за лопату. Она работала споро, радуясь наступившей зиме; ее щеки раскраснелись, даже блеск глаз вернулся, словно и не пропадал после ночи, изменившей всю ее жизнь.

Ярина посмурнела, вспомнив вой ветра и раскаты грома, а особенно – золотые глаза, горевшие нездешним огнем.

Она доверилась этим глазам, а они ее предали.

Выпрямившись, Ярина разогнула натруженную спину. Взгляд против воли устремился к лесу. Там, среди вековых деревьев, лежала Душица, принятая матерью сырой землей. Хотелось верить, что, освободившись от безумной сестры, она обрела покой.

– А ты все трудишься.

– Не тебя же ждать, – пробурчала Ярина, отворачиваясь от леса.

– Я спал, не ворчи.

Вереск мягко отнял у нее лопату и принялся убирать снег с дорожки. Ярина глядела на него и никак не могла понять: как так вышло, что рядом с ней был десяток сестер, а остался лишь один черт?

– Снова тоскуешь? – спросил Вереск.

– А как же. Без Бурой стало совсем худо.

Медведица ушла спать, Ярина ее отпустила. В душе надеялась, что Бурая вернется весной, но пообещала себе не звать ее. Дикий зверь заслуживал свободной жизни, негоже ему за человеком увиваться и во дворе сидеть, как псу какому.

– Выходит, мало тебе меня? – Глаза Вереска хитро блеснули. – Постараюсь отвлекать тебя от тяжелых дум получше.

– Тебя в моей жизни слишком много! – притворно возмутилась Ярина.

На самом деле она с ужасом думала о том, что и он ее оставит. Без Вереска сгинула бы, пропала. Ведь это он и дом для нее нашел, и от предательской стрелы спас. Не увези Вереск ее из лесу в ту страшную ночь, осталась бы лежать Ярина рядом с Душицей.

– Был в деревне? Что там говорят? – спросила она.

– С опаской поглядывают в сторону твоего дома, – признался Вереск. – Я пустил слух, что рядом ведающая поселилась, но люди пока присматриваются, сразу идти боятся.

– Как же донести до них, что я помочь хочу? – Ярина задумалась.

Вештицы научили ее разному, не только сердца воровать. Она теперь могла и роженицам помогать, и простые хвори лечить, и яйцом выкатывать тех, на кого глаз дурной посмотрел. Вот только люди побаивались ее, никто так и не пришел, а ведь давненько они с Вереском на околице этой деревни поселились.

– После мора дурная слава ведающих матерей преследует, – сказал Вереск, утирая пот со лба.

– Так мор вештицы наслали, а не ведающие!

– Откуда людям знать об этом? И ведь не объяснишь им никак.

Болезнь успела выкосить несколько деревень: сбежавшие из царского стана люди разнесли заразу. По сей день с подозрением сосед на соседа косился, все боялись неведомой хвори.

– Подождем. Может, поймут, что я зла им не желаю, – пробормотала Ярина.

– В одном вештицы были правы, – вдруг сказал Вереск, посерьезнев. – Если случится что, сразу на тебя деревенские подумают. Может, к лучшему даже, что они стараются подальше держаться.

– И что, мне всю жизнь одной быть?

Воткнув лопату в землю, Вереск подошел к Ярине и обнял ее. Эти объятия были нежны, бережны: он касался ее так осторожно, словно она была хрупкой чашей, которая могла расколоться от грубого прикосновения.

– Столько бед с тобой произошло, а ты все к людям тянешься, – тихо сказал он, качая рогатой головой. – Доброе твое сердце.

– Было бы доброе, я не убила бы Станислава.

Эти слова отдавали горечью. Ярина поморщилась, в носу защипало. Она знала, что Станислав убил девицу, да не просто убил, еще и скрыть злодеяние попытался. Но не могла забыть, как его кровь по руке стекала, как во всем теле тяжелые удары его умирающего сердца отдавались.

– Заслужил, – заупрямился Вереск.

– Не мне решать, кто чего заслуживает. – Ярина ему в упрямстве не уступала. – Все равно я виновата. И сердце я украла, и вештицам доверилась, и Станислава…

Вереск так ее обнял, что дыхание перехватило. Он молча прижимал ее к груди, но Ярина чувствовала, что слова из него вот-вот вырвутся.

– Мы должны прощать юных и глупых, – тихо сказал Вереск. – Нельзя свой век прожить и бед не натворить, нельзя в Навь уйти, следов за собой не оставив. Вот что скажу: то, что впереди, всегда важнее того, что позади осталось.

Ярина разревелась, вцепившись в меховую жилетку, а Вереск все гладил ее по волосам, шептал что-то, вот только слов она не разбирала.

– Как же так вышло, что на моем пути самым человечным оказался черт? – шмыгая носом, спросила она.

– Агриппе спасибо скажи. Если бы не она… – вздохнул Вереск. – Хорошо, что она была.

– А я ведь действительно неблагодарная. Ты был прав, когда бранил меня! Не заботилась о бабке, не вспоминала о ней, а ходила только затем, чтобы всем показать, какая я смелая и ответственная!

– Юная, – Вереск коснулся ее волос губами, – и глупая.

– Спасибо, что приглядывал за ней, – прошептала Ярина. – И за то, что за мной приглядываешь тоже.

Отстранившись, Вереск отвел непослушные волосы от ее лица, и Ярина увидела в его глазах неподдельную печаль.

– Страшно мне, – признался он.

– Боишься увидеть, как еще одна девица бабкой станет? – В носу снова защипало.

– Глупая, – повторил он, касаясь холодными пальцами ее щеки. – Я не увижу твоих морщин, не увижу седых волос. Мои глаза видят твою душу, а она прекрасна, как ночное небо, с которого я упал.

– А боишься чего тогда? – дрожал голос Ярины, срывался.

– Смерти, – выдохнул Вереск, наклоняясь к ней. – Боюсь снова ее дыхание почувствовать, боюсь увидеть, как ты уходишь в Навь, навсегда оставляя меня одного.

Его губы были прохладными, упрямыми.

Вереск вздрогнул, когда Ярина вцепилась в его плечи и прижалась к нему всем телом. Столько отчаяния было в этом единении, столько страха, что поцелуй полынной горечью отдавал, но ни он, ни она разрывать его не торопились.

– Что ж мы делаем, – пробормотала Ярина, закрыв лицо руками. – Разве можно такое?..

– Можно, – успокоил ее Вереск. – Кто ж нам запретит?

– Чеслава говорила…

– А ты больше хворых разумом двоедушниц слушай. Если примешь меня, не будет вернее сердца. Никогда я не отвернусь от тебя, никуда не денусь. Всю твою жизнь рядом буду…

– А после? – Ярина прижалась к нему еще крепче.

– А после в Навь тебя отведу, может, и сам там останусь. Как одну отпускать тебя, такую бедовую? Наворотишь ведь дел…

Ярина рассмеялась сквозь слезы, пытаясь скрыть боль. Как же легко Вереск говорит о смерти! Хотя чему тут удивляться? Для него смерти нет.

– Я тебя не оставлю, а взамен не нужно мне ничего, позволь только рядом быть, – закончил Вереск.

– А если…

– А если полюбишь другого, сниму человеческую личину и буду в углу жить.

– Я не смогу так, – пробормотала Ярина. – Мое сердце тебя не отпустит. Все думаю о том, что ты сказал в Яриловом граде.

– Я много болтаю.

– Тогда ты был серьезен. Сказал, что у тебя нет души, что ты весь…

– А, ты об этом. – Вереск повел плечом, тяжело вздохнул. – Такова моя природа, Ярина. Люди душу внутри прячут, а у чертей она снаружи. Я весь – душа, от кудрей до кончика хвоста. И я беззащитен перед тобой.

Кто ж устоит перед таким признанием?

– Люди меня предавали, обижали, а вот ты – никогда. Не знаю, что завтра будет, но сегодня прошу тебя: оставайся.

Они стояли обнявшись, тихо падал снег. Сердце Вереска билось под щекой Ярины, и спокойно ей было в это мгновение, как никогда прежде.


– Всадники.

Ярина обтерла руки о платье, подошла к двери, из-за которой Вереск во двор выглядывал, нахмурилась:

– Кто это может быть?

– Я-то уже вижу, кто это. – Вереск в сторону отошел. – Тебе решать, впускать их или нет.

Гости незваные уже постучали, а Ярина все на месте топталась, мешкала. А вдруг новая беда на пороге стоит?

– Я с тобой, – сказал Вереск. – Не бойся ничего.

Решившись, она открыла дверь. Ветер кинул в лицо жменю острых снежинок. Проморгавшись, Ярина охнула и попятилась.

– Наконец-то нашли тебя, – мягко сказала Ведана. – С ног сбились, лошадей загнали. Все говорили, что ты сгинула, но меня-то не обманешь, я все вижу.

– За брата поквитаться пришла? – настороженно спросила Ярина.

– Знаешь, что Чеслава сказала, когда мы прогнали ее из Ярилова града?

Ярина головой замотала.

– Прокляла она моего отца. Сказала: «А сын твой, посмевший руку на меня поднять, сгинет бесславно». Выходит, сбылось ее проклятие, не пропали слова, сказанные в гневе.

– Но не Чеслава твоего брата убила, а я. Вот этими руками.

– Кто знает, может, из-за ее колдовства он Малушу убил. Так или иначе, не за тем я пришла. Станислава мы в Навь проводили, дедов задобрили, попросили, чтобы они оберегали его там. А дело у меня к тебе обычное, с покойниками никак не связанное.

– Заходи, раз так, – позволила Ярина. – Но дом у меня маленький, твоих людей разместить негде.

– Они подождут на крыльце.

Ведана закрыла дверь перед носом могучего мужчины в меховом плаще. Он выглядел сурово и явно был недоволен тем, что женщина одна пошла в дом ведьмы.

– Уютно, – одобрительно сказала Ведана. – Пахнет вкусно.

– Вереск пирог испек, – пробормотала Ярина. – У меня сбор есть брусничный, хочешь?