И Лука вдруг увидел, да так ясно, череду рождений и смертей, и звездную пыль, и сражения. Увидел могучих людей, а за их спинами – не менее могучих волкодлаков. Из их ноздрей пар вырывался, окровавленные пасти пузырились пеной. Они взрывали землю лапами, рычали, взывая к его внутреннему зверю, и их зов был наполнен дикой свирепостью. Непокоренные, но смиренные, свободные, но преданные, они взирали на Луку с насмешкой, словно перед ними стоял не равный им волкодлак, а домашний пес.
Под тяжестью звериных взглядов Лука не склонился, выпятил грудь и оскалился.
И вдруг понял, что следует делать.
Глава 30. Ярина
Снег выпал, все вокруг затянуло белой пеленой. На ветвях разлапистых елей искрились снежинки, их блеск слепил глаза. Ночная вьюга замела протоптанную к избе дорожку, и Ярине пришлось взяться за лопату. Она работала споро, радуясь наступившей зиме; ее щеки раскраснелись, даже блеск глаз вернулся, словно и не пропадал после ночи, изменившей всю ее жизнь.
Ярина посмурнела, вспомнив вой ветра и раскаты грома, а особенно – золотые глаза, горевшие нездешним огнем.
Она доверилась этим глазам, а они ее предали.
Выпрямившись, Ярина разогнула натруженную спину. Взгляд против воли устремился к лесу. Там, среди вековых деревьев, лежала Душица, принятая матерью сырой землей. Хотелось верить, что, освободившись от безумной сестры, она обрела покой.
– А ты все трудишься.
– Не тебя же ждать, – пробурчала Ярина, отворачиваясь от леса.
– Я спал, не ворчи.
Вереск мягко отнял у нее лопату и принялся убирать снег с дорожки. Ярина глядела на него и никак не могла понять: как так вышло, что рядом с ней был десяток сестер, а остался лишь один черт?
– Снова тоскуешь? – спросил Вереск.
– А как же. Без Бурой стало совсем худо.
Медведица ушла спать, Ярина ее отпустила. В душе надеялась, что Бурая вернется весной, но пообещала себе не звать ее. Дикий зверь заслуживал свободной жизни, негоже ему за человеком увиваться и во дворе сидеть, как псу какому.
– Выходит, мало тебе меня? – Глаза Вереска хитро блеснули. – Постараюсь отвлекать тебя от тяжелых дум получше.
– Тебя в моей жизни слишком много! – притворно возмутилась Ярина.
На самом деле она с ужасом думала о том, что и он ее оставит. Без Вереска сгинула бы, пропала. Ведь это он и дом для нее нашел, и от предательской стрелы спас. Не увези Вереск ее из лесу в ту страшную ночь, осталась бы лежать Ярина рядом с Душицей.
– Был в деревне? Что там говорят? – спросила она.
– С опаской поглядывают в сторону твоего дома, – признался Вереск. – Я пустил слух, что рядом ведающая поселилась, но люди пока присматриваются, сразу идти боятся.
– Как же донести до них, что я помочь хочу? – Ярина задумалась.
Вештицы научили ее разному, не только сердца воровать. Она теперь могла и роженицам помогать, и простые хвори лечить, и яйцом выкатывать тех, на кого глаз дурной посмотрел. Вот только люди побаивались ее, никто так и не пришел, а ведь давненько они с Вереском на околице этой деревни поселились.
– После мора дурная слава ведающих матерей преследует, – сказал Вереск, утирая пот со лба.
– Так мор вештицы наслали, а не ведающие!
– Откуда людям знать об этом? И ведь не объяснишь им никак.
Болезнь успела выкосить несколько деревень: сбежавшие из царского стана люди разнесли заразу. По сей день с подозрением сосед на соседа косился, все боялись неведомой хвори.
– Подождем. Может, поймут, что я зла им не желаю, – пробормотала Ярина.
– В одном вештицы были правы, – вдруг сказал Вереск, посерьезнев. – Если случится что, сразу на тебя деревенские подумают. Может, к лучшему даже, что они стараются подальше держаться.
– И что, мне всю жизнь одной быть?
Воткнув лопату в землю, Вереск подошел к Ярине и обнял ее. Эти объятия были нежны, бережны: он касался ее так осторожно, словно она была хрупкой чашей, которая могла расколоться от грубого прикосновения.
– Столько бед с тобой произошло, а ты все к людям тянешься, – тихо сказал он, качая рогатой головой. – Доброе твое сердце.
– Было бы доброе, я не убила бы Станислава.
Эти слова отдавали горечью. Ярина поморщилась, в носу защипало. Она знала, что Станислав убил девицу, да не просто убил, еще и скрыть злодеяние попытался. Но не могла забыть, как его кровь по руке стекала, как во всем теле тяжелые удары его умирающего сердца отдавались.
– Заслужил, – заупрямился Вереск.
– Не мне решать, кто чего заслуживает. – Ярина ему в упрямстве не уступала. – Все равно я виновата. И сердце я украла, и вештицам доверилась, и Станислава…
Вереск так ее обнял, что дыхание перехватило. Он молча прижимал ее к груди, но Ярина чувствовала, что слова из него вот-вот вырвутся.
– Мы должны прощать юных и глупых, – тихо сказал Вереск. – Нельзя свой век прожить и бед не натворить, нельзя в Навь уйти, следов за собой не оставив. Вот что скажу: то, что впереди, всегда важнее того, что позади осталось.
Ярина разревелась, вцепившись в меховую жилетку, а Вереск все гладил ее по волосам, шептал что-то, вот только слов она не разбирала.
– Как же так вышло, что на моем пути самым человечным оказался черт? – шмыгая носом, спросила она.
– Агриппе спасибо скажи. Если бы не она… – вздохнул Вереск. – Хорошо, что она была.
– А я ведь действительно неблагодарная. Ты был прав, когда бранил меня! Не заботилась о бабке, не вспоминала о ней, а ходила только затем, чтобы всем показать, какая я смелая и ответственная!
– Юная, – Вереск коснулся ее волос губами, – и глупая.
– Спасибо, что приглядывал за ней, – прошептала Ярина. – И за то, что за мной приглядываешь тоже.
Отстранившись, Вереск отвел непослушные волосы от ее лица, и Ярина увидела в его глазах неподдельную печаль.
– Страшно мне, – признался он.
– Боишься увидеть, как еще одна девица бабкой станет? – В носу снова защипало.
– Глупая, – повторил он, касаясь холодными пальцами ее щеки. – Я не увижу твоих морщин, не увижу седых волос. Мои глаза видят твою душу, а она прекрасна, как ночное небо, с которого я упал.
– А боишься чего тогда? – дрожал голос Ярины, срывался.
– Смерти, – выдохнул Вереск, наклоняясь к ней. – Боюсь снова ее дыхание почувствовать, боюсь увидеть, как ты уходишь в Навь, навсегда оставляя меня одного.
Его губы были прохладными, упрямыми.
Вереск вздрогнул, когда Ярина вцепилась в его плечи и прижалась к нему всем телом. Столько отчаяния было в этом единении, столько страха, что поцелуй полынной горечью отдавал, но ни он, ни она разрывать его не торопились.
– Что ж мы делаем, – пробормотала Ярина, закрыв лицо руками. – Разве можно такое?..
– Можно, – успокоил ее Вереск. – Кто ж нам запретит?
– Чеслава говорила…
– А ты больше хворых разумом двоедушниц слушай. Если примешь меня, не будет вернее сердца. Никогда я не отвернусь от тебя, никуда не денусь. Всю твою жизнь рядом буду…
– А после? – Ярина прижалась к нему еще крепче.
– А после в Навь тебя отведу, может, и сам там останусь. Как одну отпускать тебя, такую бедовую? Наворотишь ведь дел…
Ярина рассмеялась сквозь слезы, пытаясь скрыть боль. Как же легко Вереск говорит о смерти! Хотя чему тут удивляться? Для него смерти нет.
– Я тебя не оставлю, а взамен не нужно мне ничего, позволь только рядом быть, – закончил Вереск.
– А если…
– А если полюбишь другого, сниму человеческую личину и буду в углу жить.
– Я не смогу так, – пробормотала Ярина. – Мое сердце тебя не отпустит. Все думаю о том, что ты сказал в Яриловом граде.
– Я много болтаю.
– Тогда ты был серьезен. Сказал, что у тебя нет души, что ты весь…
– А, ты об этом. – Вереск повел плечом, тяжело вздохнул. – Такова моя природа, Ярина. Люди душу внутри прячут, а у чертей она снаружи. Я весь – душа, от кудрей до кончика хвоста. И я беззащитен перед тобой.
Кто ж устоит перед таким признанием?
– Люди меня предавали, обижали, а вот ты – никогда. Не знаю, что завтра будет, но сегодня прошу тебя: оставайся.
Они стояли обнявшись, тихо падал снег. Сердце Вереска билось под щекой Ярины, и спокойно ей было в это мгновение, как никогда прежде.
– Всадники.
Ярина обтерла руки о платье, подошла к двери, из-за которой Вереск во двор выглядывал, нахмурилась:
– Кто это может быть?
– Я-то уже вижу, кто это. – Вереск в сторону отошел. – Тебе решать, впускать их или нет.
Гости незваные уже постучали, а Ярина все на месте топталась, мешкала. А вдруг новая беда на пороге стоит?
– Я с тобой, – сказал Вереск. – Не бойся ничего.
Решившись, она открыла дверь. Ветер кинул в лицо жменю острых снежинок. Проморгавшись, Ярина охнула и попятилась.
– Наконец-то нашли тебя, – мягко сказала Ведана. – С ног сбились, лошадей загнали. Все говорили, что ты сгинула, но меня-то не обманешь, я все вижу.
– За брата поквитаться пришла? – настороженно спросила Ярина.
– Знаешь, что Чеслава сказала, когда мы прогнали ее из Ярилова града?
Ярина головой замотала.
– Прокляла она моего отца. Сказала: «А сын твой, посмевший руку на меня поднять, сгинет бесславно». Выходит, сбылось ее проклятие, не пропали слова, сказанные в гневе.
– Но не Чеслава твоего брата убила, а я. Вот этими руками.
– Кто знает, может, из-за ее колдовства он Малушу убил. Так или иначе, не за тем я пришла. Станислава мы в Навь проводили, дедов задобрили, попросили, чтобы они оберегали его там. А дело у меня к тебе обычное, с покойниками никак не связанное.
– Заходи, раз так, – позволила Ярина. – Но дом у меня маленький, твоих людей разместить негде.
– Они подождут на крыльце.
Ведана закрыла дверь перед носом могучего мужчины в меховом плаще. Он выглядел сурово и явно был недоволен тем, что женщина одна пошла в дом ведьмы.
– Уютно, – одобрительно сказала Ведана. – Пахнет вкусно.
– Вереск пирог испек, – пробормотала Ярина. – У меня сбор есть брусничный, хочешь?