– Не скромничайте, Валерий Михалыч. Ведь вы же не с пустыми руками сюда пришли.
– Оно конечно. Ладно, а то я и впрямь стал занудой к старости. Нашелся ваш шофер в наших архивах. Зовут его Леонид Борисович Липатов. Тридцать два года, старший лейтенант запаса. Списали из армии по ранению еще в первую чеченскую кампанию. Вернулся в Москву. Хромает на левую ногу. Пулей раздроблено бедро. На работу устроиться не смог. Пил, а потом сорвался. Раздобыл пистолет, а может, с собой привез. В Чечне с оружием проблем не было. Пришел на Черкизовский вещевой рынок и открыл пальбу. Чеченцев он там не нашел. Уложил наповал двух азербайджанцев и троих ранил. Парня скрутили. Пока милиция подоспела, его успели хорошенько помять. Медики признали Липатова вменяемым, и он получил четырнадцать лет строгача. Отбывал срок в ИТК под Барнаулом. Там опять разбушевался и кончил двух авторитетов, как ныне говорят, кавказской национальности, а потом бежал. Находится в федеральном розыске. Теперь что касается слухов. По некоторым данным, Липатову помогли бежать зеки, вроде как в благодарность. Авторитеты в колонии слишком нагло себя вели, но перечить им никто не решался. По другим сплетням, Липатова вытащили с другой стороны колючки. Тут можно только гадать, но сам он не смог бы уйти, без помощи – нереально. – Сорокин придвинул папку поближе к Марецкому-Тут некоторые подробности, которые вас могут заинтересовать. Есть любопытные места. Ведь у Липатова в Москве остались жена и пятилетняя дочь. Со дня побега прошел год, но, поданным наблюдателей, Липатов в семье не объявлялся. Как сквозь землю провалился.
– Однако объявился.
– Если он продолжал сеять смерть вокруг себя, то его обнаружили бы раньше.
За год с лишним о нем никто ничего не слышал. Это с его-то широкой натурой и размахом! Уж если он гремит, так гремит. Тут справочка прилагается от военных.
В Чечне он тоже не сидел сложа руки – два ордена и медаль, отчаянный парень.
– Нет предела благодарности, Валерий Михалыч. Подполковник встал.
– Извинитет пожалуйста, Валерий Михалыч, – подал голое Горелов. – Вы что-нибудь слышали о «Белых волках»? Что-то вроде банды или группировки. Им не меньше пяти-шести лет.
– Странное название для современных бандюков. Даже ничего похожего не слышал.
– Они имеют татуировку на левом плече с волчьей пастью и надписью «Белые волки».
– Если бы слышал или видел, то помнил бы, но уверен, что не знаю. Попробую покопать. За оперативность не ручаюсь, а на заметку принял.
Когда Сорокин вышел, Горелов добавил:
– Звонил майор Куроедов из Подольска. Доложил по поводу «джипа», за рулем которого сидел Липатов. Номера перебиты, но им все же удалось найти хозяина.
Машина угнана в Москве год назад. Все данные и отчет экспертов он уже выслал.
– Хорошо. Вот что, Палыч. Тут вырисовывается странная картинка. Дождемся доклада Сухорукова, застрявшего в епископате, сведем некоторые ниточки и поедешь в Егорьевск. Есть такой городок в Тульской области. Поедешь нелегально.
Знать об этом будем только ты и я. Туда уехал уже один журналист, толковый парень, но уж очень любит лезть на рожон. Его бы подстраховать не грех, да и самому особо высовываться незачем – нос прищемят. Есть у меня подозрение, будто ниточки из Москвы туда тянутся. Отец Никодим ведь из тех мест. Он и будет твоей основной задачей, остальное по обстоятельствам. Там на днях убили репортера, вот Евгений Метелкин и поехал на разборки. Проверь, что к чему.
– Задача понятна. Только и тут дел невпроворот.
– Думаю, в Егорьевске ты быстро вопросы решишь. Так что командировка будет недолгой.
– Так всегда думаешь, видя перед собой брод. Заходишь, а там трясина.
Глава II
После холодного, пропахшего эфиром подвала, где располагался городской морг, свет солнца и слабый ветерок показались раем. Далеко они не стали уходить и устроились на скамеечке возле больничного корпуса. Следователь областной прокуратуры Мухотин и столичный репортер Метелкин были людьми разными. Павлу Николаевичу стукнуло сорок пять. За семнадцать лет работы в прокуратуре ему впервые доверили дело об убийстве. В основном он сидел на кражах и грабежах. Не очень пыльная работа. Жил тихо и мирно в своем доме под Тулой с женой и двумя дочерьми, любил свое хозяйство с добротным и обильным подворьем, досуг проводил на рыбалке, книг не читал, телевизор не смотрел. Мечты о сыне остались мечтами, на третьего ребенка семья не решилась. По сегодняшним меркам и двое уже много.
Сад, огород и домашняя живность выручали. Что касается зарплаты, то о ней и говорить стыдно. Следователь слыл человеком спокойным и уравновешенным.
Умиротворенный образ жизни, любящая жена и своя крыша над головой сохранили нервную систему Мухотина. Мир вокруг себя он воспринимал с точки зрения его красоты и неповторимости, что совсем не вязалось с профессией следователя.
Что касается его собеседника, то столичный журналист был человеком импульсивным, нетерпеливым, вечно крутился в гуще событий, совал свой нос во все двери, особенно если те были закрыты для посторонних, обожал аферы, риск и вечно попадал в неприятные истории. Кроме квартиры в Москве, превращенной хозяином в кабинет-лабораторию, у Метелкина ничего не было. О жене и детях в свои тридцать пять он даже не думал. Жизнь на вулкане не каждой женщине по душе. Вот и получилось, что разговор между столь разными индивидуальностями не клеился.
– Так вы уверены, что в морге лежит Аркадий Еремин? – спросил Мухотин.
– Нет сомнений. Плакать по нему, конечно, никто не будет. Большинство из нашей братии люди одинокие. У Аркадия никого нет, он ведь детдомовский.
Правильный парень, профессионал. Выполнял любую поставленную перед ним задачу.
Методичен, скрупулезен, настойчив. А вот мне интересно, как вы его личность устанавливали?
– Рядом с трупом валялась репортерская сумка. Из нее все вывалили на землю – что-то искали. Диктофон, два фотоаппарата, объективы были раскиданы, но ни фотопленок, ни магнитофонных записей мы не нашли. В карманах пусто. Ни денег ни документов.
– И что же?
– Я отослал его фотографии в Москву в Союз журналистов с просьбой установить личность. Потом получил ответ. Вот и установили личность.
– А почему вы решили, что он из Москвы?
– Техника очень дорогая. Одет по-столичному, все фирменное, и кроссовки, и джинсы, и жилетка с множеством карманов, какие любят носить репортеры. У нас в Туле тоже одеваются неплохо, но с вещевых рынков, а фотографируют «Зенитами», а не «Никонами». Запрос в Москву я посылал чисто интуитивно. Когда личность установили, я позвонил в редакцию, с которой Еремин сотрудничал. Мне ответили, что последняя его командировка была связана с одним предприятием в Туле.
Уточнять не стали, сказали: «Пока статья не выйдет, никаких комментариев». А сейчас, мол, Еремин в отпуске. На опознание никто не приехал.
– Приехал я по их просьбе и по собственной воле. Объясните, Пал Николаич, кому взбрело в голову убивать столичного репортера? Версию с ограблением можно отставить в сторону. Согласны?
– Для версий еще не наступило время. Мы пока мало что знаем. Надо найти ответ хотя бы на первый вопрос – как и зачем московский репортер оказался в неприметном городке Егорьевске? С какой целью? Как вы сами сказали, у него нет родственников. Второй вопрос – зачем ему понадобилось брать в отпуск столько фотоаппаратуры и диктофон? После полученных ответов на эти вопросы можно приступать к следующим. Например, в Егорьевске и пригороде за последние семь лет не произошло ни одного убийства. Тут милиция работает на высоте.
Преступность почти сведена к нулю. Начальник городской милиции подполковник Мягков Мирон Денисович – человек крутой. Он дал слово, что сломит преступность на корню и сдержал его. Так что убийство Еремина здесь расценивается как ЧП районного масштаба. Можно предположить, что вашего друга убили те, кто его преследовал, но не местные. Не исключен вариант и тульского следа, мне так и не удалось узнать. Он вернулся в Москву ровно на сутки. Сдал материал в редакцию, оформил отпуск и на следующий день уехал. Еще через двое суток его убивают. Вот мне и показалось, что кто-то идет за ним следом.
Метелкин закурил и протянул пачку Мухотину.
– Спасибо, я не курю.
– Можно было догадаться по вашему виду с румянцем на щеках. А почему все же Тула?
– В Еремина стреляли из нагана в затылок. По сегодняшним меркам, оружие экзотическое. Револьверы сняты с производства в начале пятидесятых. В Москве их достать трудно, а патроны можно купить без проблем.
– Но вы же сами сказали, что оружейные заводы их не выпускают.
– Зато ими завалены склады. Когда оружие списывают, его, как правило, отправляют на оружейные заводы или переплавку. Учет, разумеется, ведется, но всего не учтешь и не перепроверишь. Сами знаете, какие арсеналы находит милиция. Так это же единицы. Один-два процента из существующих.
– Хорошо, предположим, что Еремин пробыл в Егорьевске двое суток. Чем он занимался все это время? Где жил? Не на улице же.
– Адрес я еще не установил. Его труп был обнаружен в одной из старых построек, в полуразрушенном доме на Кинской пустоши неподалеку от монастыря.
Что он там делал, ума не приложу. Это в семи километрах к западу от города.
Вряд ли он жил в этих развалинах, но убили его у порога подъезда. И не понятно, в момент входа в дом или при выходе из него. Следов обитания в развалинах нет.
Пыль лежит в палец толщиной, а вокруг все крапивой поросло.
– Что-то тут не сходится, уважаемый Пал Николаич. Ну во-первых, вы могли дать объявление в газете. Я уже ознакомился с егорьевской многотиражкой, десять тысяч Для пятидесятитысячного города – это очень неплохо. Не хотели печатать фотографию трупа, дали бы объявление: «Городской отдел милиции просит известить о приезжих молодых мужчинах, остановившихся у горожан на временное проживание» или что-то в этом роде. И во-вторых, по вашим словам, место убийства журналиста – заросшая крапивой дыра с толстым слоем пыли и при этом никаких следов убийц.