Я въехала на поле, используемое как парковка, выбралась из машины, заперла ее и направилась туда, где обычно кольцом стояли столы, а где-нибудь поодаль втридорога продавали пиво, в розлив или в банках, охлаждавшихся в переносном холодильнике, но почему-то всегда теплых. Я шла, ища глазами подруг. Я им написала, когда выезжала из Стенвич Вудс, и Том (с номера Палмер) ответил, что они в пути. Я была почти уверена, что они приехали раньше, но если нет – я просто сяду и подожду, стараясь выбросить из головы неудачное свидание с Кларком.
Тут кто-то пихнул меня в плечо, я повернулась и увидела Уайетта Миллера: в каждой руке по красному стакану пива, а на лице ухмылка.
– Я тебя знаю, – толкнула я его в ответ, стараясь не расплескать пиво; это была наша версия приветственных объятий. – С возвращением!
– Спасибо, – он отхлебнул пива и улыбнулся чуть шире, но я заставила себя отвернуться раньше, чем это возымело эффект.
За несколько дней я к нему привыкала, но если долго его не видеть, поначалу он сражает: он, наверно, самый красивый парень из всех, кого я встречала в жизни, будто сошедший с киноафиши или из рекламы дорогого одеколона. У него светло-каштановые волосы, которые он немного отращивает, чтобы потом эффектно отбрасывать рукой. Обычно носит потертые футболки с логотипами групп, узкие джинсы и «конверсы», даже в самую жару. Он худощав, с выступающими скулами. Тоби, правда, клянется и божится, что влюбилась в него не из-за внешности, а по причине скрытой в нем глубины. Которая, по мнению Тома, уж слишком глубока. Но я понимала подругу: Уайетт был молчалив (что позволяло заподозрить в нем глубокие и противоречивые переживания) и чаще наблюдал за происходящим со стороны, чем принимал активное участие. Но у него был настолько острый язык, что даже меня он мог застать врасплох. Уайетт играл на бас-гитаре в нескольких группах в своей закрытой школе – эти группы периодически распадались, потом снова собирались вместе; наверное, это неизбежно, если вынужден общаться с одними и теми же людьми весь учебный год. Я могла без особого труда представить, как его поклонницы млеют на концертах.
– Как жизнь? – Он посмотрел на меня в упор, словно собирался задать какой-то важный вопрос.
Я рассмеялась.
– Надеюсь, на этот раз ты без гитары?
В прошлом году мы постоянно об этом спорили. Выпив пару кружек пива, он вдруг доставал гитару, все разговоры заканчивались, и вечеринка превращалась в его концерт. Он хорошо играл, но, с моей точки зрения, это было чересчур. Впрочем, Тоби его обожала и постоянно рассуждала о том, посвятит ли Уайетт ей песню, не думая о том, что ее имя трудно рифмуется.
– Ага, – он кивнул. – Подумал, лучше дам тебе персональный концерт.
– О нет! – взмолилась я, а потом увидела его слегка приподнятую бровь: знак, что это шутка. Свойственная ему бесстрастность иногда затрудняла понимание подобных моментов. – А, ну ладно. – Я огляделась и заметила, что почти все девушки поблизости смотрят в нашу сторону. – Как поживаешь, Миллер?
– Это я должен тебя спросить, Уокер, – ответил он, кивнув на столы и направляясь в их сторону. Уайетт всегда называл меня по фамилии, и, хотя обычно я закатывала глаза, когда это слышала, втайне мне нравилось. – Слышал, у тебя сегодня было многообещающее свидание.
– Не особенно, – ответила я, подстраиваясь под его шаг, и сообразила, куда мы направляемся: к самому дальнему столу, где сидели все остальные.
– Понимаю. – Он сочувственно поглядел на меня и повел плечом. – Ну, как говорится, на нем свет клином не сошелся и все такое?
Я кивнула. Примерно об этом я всю дорогу и размышляла.
– Типа того.
Заметив нас, Тоби вскочила, потом передумала, решив снова сесть, и в итоге замерла в каком-то полунаклоне: она наверняка считала эту позу естественной, но мне показалось, что ей должно быть страшно неудобно. Она сложила руки на груди, расплела их, опять переплела.
– Вижу, ты нашел Энди, – сказала она и громко рассмеялась. Через несколько секунд подруга внезапно замолчала и сделала большой глоток из стакана, покраснев как рак.
– Правильно видишь, – Уайетт подошел к Бри и подал ей один стакан из тех, что нес. Краем глаза я заметила, как Палмер незаметно стерла с носа Тоби пивную пену.
– Не пытайся сменить тему, – сказала Бри, поблагодарив Уайетта, и нацелила палец на Тоби: – Это нападение.
– С каких это пор поздороваться с Энди означает сменить тему? – спросила Тоби.
– Нападение на кого? – поинтересовалась я, глядя на них и уже чувствуя себя гораздо лучше. Простое пребывание рядом с ними уже помогало расслабиться. Свидание с Кларком начинало постепенно отступать на второй план.
– Эмодзи, – хором произнесли Том, Бри и Палмер.
– Энди, – сказала Тоби, поворачиваясь ко мне, – хоть ты скажи им, что они с ума сошли.
– Нет, – ответила я, рассмеявшись при виде возмущения на ее лице. – Ты совершенно не знаешь меры. Я всем сердцем это поддерживаю. Как мне вступить в войска?
– Я несколько раз всерьез беспокоилась, не забыла ли ты, как писать обычные слова, – сказала Бри нарочито серьезным голосом. – Ты моя лучшая подруга, Тобианна. И я за тебя переживаю.
– Эмодзи – это весело! – возразила Тоби, повышая голос от возмущения. – Не только я одна их применяю, вы все тоже!
– Я – нет, – сказал Уайетт, пожав плечами.
– Вот видите! – с торжеством сказала Тоби, показывая на него, но через секунду нахмурилась, сообразив, что Уайетт не поддержал ее, а, наоборот, высказался против.
– Тебе пора остановиться, – убеждала ее Палмер, доставая из кармана телефон. – Вот, например, сегодня днем ты мне написала: «Я так…» – и дальше кит, танцующая девочка, еще танцующая девочка, смущенный смайлик, нервно улыбающийся смайлик, звездочка, звездочка, пицца. – Она подняла глаза от экрана. – Что это вообще значит?!
Тоби не ответила, молча глядя в землю. Я так и не поняла, из-за чего: оттого ли, что ее отчитывают при Уайетте, или потому, что содержание сообщения относится к нему? Судя по тому, как она взглянула на парня, пока Палмер зачитывала текст, я склонялась ко второму объяснению.
– Мы просто предлагаем использовать больше текста в коммуникации, – мягко продолжила Бри. – Знаешь, просто ради разнообразия.
– Эмодзи отлично выражают все, что надо, – настаивала Тоби.
– Действительно? – спросила Палмер, и на ее лице появилось хорошо знакомое мне выражение.
Если бы Тоби так не завелась, она бы тоже это заметила. Этого выражения мы все боялись как огня. Именно оно привело к тому, что я целый семестр не могла использовать прошедшее время на уроках истории, а Бри до сих пор боялась есть сэндвич-роллы. Палмер собиралась бросить вызов.
– Спорим, ты не сможешь до конца лета писать сообщения одними эмодзи?
– А что, если смогу? – парировала Тоби, игнорируя знаки, что мы с Бри ей подавали. Это ее ахиллесова пята: в тот момент, когда стоит остановиться, она прет напролом. Даже если есть путь к отступлению, упрямство всегда заставляет ее лезть на рожон.
– Тогда я больше не скажу тебе о них ни слова, – сказала Палмер, изогнув бровь. – И ты сможешь ставить их столько, сколько твоя душа пожелает. Но если не сможешь, то не будешь использовать их до конца года.
– Идет, – сказала Тоби, и Палмер протянула руку для рукопожатия.
– Свидетели? – спросила Палмер, и Том и Уайетт подняли руки. – Условия: Тоби должна до конца лета писать сообщения только одними эмодзи. А если не сможет, то ей запрещается использовать их до конца года. Если же сможет, то я больше никогда не буду над ней смеяться.
– Что ты натворила?! – воскликнула Бри, глядя на Тоби. – И почему для Палмер условия такие легкие?!
– Все нормально, – ответила Тоби, хотя, кажется, начала понимать: что-то не так. – Уж вам-то я точно смогу объяснить все что угодно. Возможно, не без труда, но именно для этого эмодзи и существуют.
– А при чем тут мы? – Палмер покачала головой. – Я говорила про все сообщения. Кому угодно.
Тоби побледнела: стало очевидно, что этого она не учла.
– Подожди, – сказала она ослабевшим голосом, – ты этого не говорила. Разве она это говорила?
– Она просто сказала «сообщения», – ответил Том. Я была не уверена, стоит ли ему доверять: он поддержал бы Палмер в любом случае.
– Уайетт, – повернулась к нему Тоби.
Тот покачал головой:
– Извини. Леди Палмер не врет.
– Но… – Тоби переводила взгляд с меня на Бри, словно мы не пытались ее остановить минуту назад. – И как я теперь должна сказать маме, что опаздываю на ужин или попросить подменить меня на работе?
– Придумай что-нибудь, – ухмыляясь, сказала Палмер. – Ну эмодзи же отлично выражают все что надо. Мне кто-то говорил.
– Ладно, – огрызнулась Тоби, как будто уже не согласилась на эти условия. – Вообще никаких проблем. Вот увидишь.
– С большим удовольствием, – ответила Палмер. – И имей в виду, мы будем проверять твой телефон, чтобы ты не жульничала.
– Энди, – сказала Бри, повернувшись ко мне с видом человека, которому жизненный опыт подсказывает, что неплохо бы сменить тему, – как прошло свидание?
– Точно, свидание! – поддержал ее Том, поворачиваясь ко мне и широко улыбаясь. – Итак?
– Брр, – ответила я, внезапно вспомнив, как это было, и любопытство на лицах собравшихся тут же сменилось сочувствием.
– О нет! – Палмер потянулась вперед и сжала мою руку. – Только не Хатико! У меня были на него большие надежды.
– Хатико? – переспросил Уайетт.
– Ну, – я дернула плечом, – эти дурацкие шуточки.
– Неудачное свидание? – спросила Бри, подвигаясь ближе к Палмер, чтобы я могла сесть рядом.
– Мне не показалось, что оно такое уж ужасное, – ответила я, возвращаясь мыслями к тому моменту, когда мы были в ресторане. Все было бы нормально, если бы Кларк не игнорировал мои попытки начать разговор. – Но когда он отвозил меня домой…
– Что, плохо целуется? – сочувственно спросил Том.
– Нет, – я потрясла головой. – Мы к этому даже не приблизились. Ему просто было скучно.