– Боже, – он поморщился, – ну и жара сегодня! Хорошо, что в автобусе есть кондиционер.
– Откуда он вообще здесь взялся? – отец посмотрел на автобус. – Когда это мы успели решить, что начинаем кампанию?
– А мы и не решили, – Питер достал свой «блэкберри». – Кто-то из стажеров забыл отменить заказ, и, поскольку он был предоплачен, сегодня утром автобус и появился, вместе с водителем, которого, кстати, зовут Уолт. Эй, Уолт! – крикнул Питер внутрь автобуса. Водитель с короткими светлыми волосами и стрижкой ежиком, которому было под пятьдесят, только приподнял бровь и заслонился от нас листом бумаги. – В общем, я подумал, что можно его использовать. Приедем с шиком.
Отец продолжал молча смотреть на автобус, слегка нахмурившись.
– Отлично, – заключил Питер, не отрывая глаз от телефона, как будто отец уже дал согласие. – Мне надо просмотреть почту, но давай договоримся, что отъезжаем в десять, идет? – Он посмотрел на меня, и его глаза задержались на моей пижаме. – Энди ведь не едет с нами?
– Нет, – хором ответили мы с отцом.
– Ясно, – с облегчением отозвался Питер. – Тогда увидимся. – И он залез обратно в автобус, на ходу лихорадочно набирая что-то на клавиатуре.
– Пока, – крикнула я ему вслед, хотя у меня было ощущение, что он меня уже не слышит. Уолт, сидевший за рулем, немного опустил бумагу, но, увидев Питера, отвел взгляд и снова приподнял лист: похоже, за сегодняшний день тот уже успел ему надоесть.
– Ладно, – отец взял на изготовку ключ от гаража и улыбнулся мне снова. – Ты готова?
Мы пошли назад по дорожке, мои босые ноги ощущали тепло асфальта. Я на секунду оглянулась на автобус с огромным портретом отца, широко улыбающегося всей улице. Что бы Питер ни говорил, такие автобусы не появляются из воздуха ни с того ни с сего, если никто не готовит кампанию, для которой они потребуются.
– Пап… – заговорила я. Тут дверь гаража распахнулась, и за ней я обнаружила желтый «мустанг» 1965 года выпуска.
– Сюрприз! – Отец эффектно развел руками в воздухе и широко улыбнулся, переводя взгляд с меня на машину и обратно.
– Это что… – Я шагнула ближе. – Мамин? – Машина выглядела точно так же, но откуда мне знать? – Ты же говорил, что не знаешь, где он!
– Говорил, – кивнул отец, и тут я поняла, что он невероятно собой доволен. – Не хотел портить сюрприз. Он был на хранении. Твоя мама велела мне подарить его тебе на восемнадцатилетие, но, когда ты начала о нем спрашивать, я подумал, что момент настал.
– Это очень здорово, – произнесла я немного позже, чем следовало бы. – Правда здорово, – я пыталась заставить голос звучать с большим энтузиазмом. – Спасибо.
– Я проследил, чтобы он был полностью на ходу, – отец подошел и провел рукой по кузову машины. – Его тщательно перебрали, почистили и все такое. Мне осталось научить тебя водить механику, и после этого можешь пользоваться, – он посмотрел на меня, и его улыбка слегка померкла.
– Супер, – я вымученно улыбнулась, понимая, что моя реакция не оправдала его ожиданий.
Я чувствовала себя ужасно, но вряд ли бы смогла правдоподобно изобразить радость. Потому что возле дома стоял автобус с его лицом, который напоминал мне обо всем, что ждет нас дальше, хочу я этого или нет. Когда, интересно, он собирается учить меня водить механику, если будет не просто работать, а участвовать в осенней кампании? Я посмотрела на машину: ей еще долго придется стоять в гараже.
– Извини, – сказал отец, потирая заднюю часть шеи, и его радостное возбуждение уходило. – Наверное, сегодня неподходящий день. Просто, когда они позвонили и сказали, что он готов, я захотел сразу подарить его тебе.
– Нет, все в порядке, – теперь я чувствовала себя еще ужаснее. – Спасибо, папа.
– Ну, – произнес он после неловкого молчания, – надеюсь, он тебе нравится.
Он хотел уйти в дом, но, не успел он открыть дверь, как у меня вырвалось:
– Ты опять баллотируешься, правда? – Это был не вопрос, а утверждение. Доказательство тому стояло прямо перед домом.
Отец снова обернулся ко мне:
– Я же сказал, решение еще не принято.
– Ну хоть мне ты можешь сказать правду! – я помотала головой.
Было неправильно злиться на него сразу после того, как он вручил мне подарок, но я все равно не могла ничего с этим сделать.
Отец приподнял брови:
– Я и говорю: еще не решил.
– Просто… это лето и то, что ты дома… это было…
– Алекс! – Питер стоял на нижней ступеньке автобуса, преувеличенно активно постукивая по часам, словно мы играли в «крокодила». – Пора ехать! Уолт не сможет чудесным образом разогнать пробки!
Питер вернулся в автобус, и я опять перевела взгляд на отца.
– Я… – он некоторое время смотрел на меня с высоты своего роста, – не буду принимать это решение, не посоветовавшись с тобой, хорошо?
Я опять взглянула на автобус, противоречивший всему, что он говорил.
– Ладно, – бесцветным голосом ответила я и отвела глаза. Не было никакого смысла об этом спорить: он все равно уезжает. – Конечно.
Десять минут спустя я сидела в мамином «мустанге» и смотрела, как автобус мучительно медленно пытается развернуться на узкой подъездной дорожке, а потом берет курс в сторону шлагбаума. Когда он отъехал, я заметила, что слоган «Вперед к будущему» начертан не только на боку, но и сзади, словно в насмешку над тем, что я могла хотя бы на секунду усомниться в том, какое будущее выберет мой отец.
Я по привычке сидела на пассажирском сиденье. Когда я последний раз видела эту машину, то была еще весьма далека от того возраста получения водительских прав. Я захлопнула дверцу и огляделась, лелея глупую надежду, что в салоне сохранится атмосфера маминого присутствия. Как будто, даже несмотря на пять лет ее простоя в гараже, в ней остался запах ее духов, и у меня опять возникнет чувство, которое всегда возникало рядом с мамой, – что приключение ждет меня прямо за ближайшим углом и что с минуты на минуту начнут происходить удивительные вещи.
Я немного посидела там, на привычном месте, глядя на пылинки в луче света, который падал на кресло водителя, где должна была сидеть моя мама. Когда эмоции началии меня переполнять, я быстрым движением перебралась туда, слегка подвинула сиденье вперед и впервые положила руки на руль.
Я опустила солнцезащитный козырек, ожидая, что ключи сами упадут мне на колени, – в фильмах всегда так происходило, – но ничего не случилось. Я оглядела салон, но тоже ничего не обнаружила, и задумалась, как именно машина сюда попала – ее могли привезти, а могли и прибуксировать.
Я открыла бардачок и принялась рыться в бумагах, которые там лежали, – в основном это были документы на собственность и страховка, – и нашла их в самой глубине. Ключи висели на брелоке, который я ей подарила на День матери, когда мне было девять; это была цепочка с ярким фиолетовым сердцем. Я улыбнулась, посмотрев на нее; серебро, из которого была сделана цепочка, блестело на солнце. Когда я его покупала восемь лет назад в киоске в супермаркете, то была уверена, что на земле не существует ничего более красивого. Сейчас-то я прекрасно видела, какой он кричащий и безвкусный, и восхищалась мамой, которая, несмотря на это, носила его с собой, потому что именно я ей его подарила.
Убирая документы обратно в бардачок, я вдруг заметила, как где-то промелькнуло мое имя, и стала внимательнее просматривать пачку и почти в самом конце увидела его – небольшой белый конверт, на котором маминой рукой было написано «Энди».
Я ошеломленно смотрела на него, держа обеими руками и боясь даже дышать на конверт: вдруг он внезапно пропадет или растворится в воздухе. Я взглянула на подпись, выведенную на конверте, – я так давно не видела этот почерк: плавное «Э», завитушка над «И»… Я перевернула конверт и прыснула от смеха. Мама нарисовала «мустанг», в котором на заднем сиденье восседала лошадь в темных очках, свесив одно копыто за окно. «Много лошадиных сил!» – была приписка снизу. Я рассмеялась, хотя чувствовала, как в уголках глаз скапливаются слезы. Рисунок был не таким четким, как обычно, линии слегка неуверенные и волнистые. Очевидно, она нарисовала его ближе к концу, но еще до того момента, когда уже не могла держать в руках карандаш и силы оставили ее.
Я глубоко вздохнула, открыла конверт и достала записку. Она была написана на маминой гербовой бумаге. Сверху было вытиснено «МОЛЛИ УОКЕР». Я погладила их пальцами, потом закусила губу и начала читать.
Энди!
Привет, моя дорогая! Поздравляю с восемнадцатилетием! Как бы я хотела отпраздновать его вместе с тобой.
Я очень любила эту машину и рада, что она теперь твоя. Надеюсь, ты будешь использовать ее не только для того, чтобы просто ездить по городу. Она, как и ты, создана для удивительных вещей!
Так что вперед навстречу приключениям! Отправляйся в путешествие. Поезжай куда-нибудь среди ночи. Пусть твои волосы развеваются на ветру.
Жизнь такая короткая, милая дочка. И сегодняшний день никогда не повторится.
Береги себя и наслаждайся жизнью. Я тебя очень люблю.
(Хотя это ты и так знаешь.)
P. S. Я знаю, что ты и так это делаешь, – но позаботься о своем отце за меня. Иногда ему нужна помощь, хотя он совершенно не умеет о ней просить.
Я положила листок на колени и вытерла глаза и снова посмотрела на письмо. Мне все еще не верилось, что это действительно случилось: мама оставила кое-что для меня.
Я снова прочла письмо, продолжая плакать, но тут одна строчка бросилась мне в глаза: «Сегодняшний день никогда не повторится». И я сразу поняла, что должна делать.
Надо во что бы то ни стало разыскать Кларка и сказать ему о своих чувствах – по-настоящему. Может быть, он согласится дать нам еще один шанс. И даже если он скажет «нет», я, по крайней мере, попытаюсь. Постараюсь быть максимально честной. Потому что раньше я всегда бежала от сильных чувств.