Паровозное депо
Она никак не могла уснуть. Алексей так и не позвонил. Такое произошло не просто первый раз за этот ее отпуск, наверное, впервые за всю их совместную жизнь. И все, что Лара себе нарисовала методом внушения: мол, подумаешь, всякое может случиться, рухнуло с высокой скалы. Сомнения и тревоги нахлынули с новой силой.
Разговор с Виталием задел за живое. Она вдруг отчетливо поняла: а ведь он, скорее всего, прав. Было ужасно неприятно, что новый попутчик так бесцеремонно вторгся в ее жизнь. С оценкой и советами. Она разве о чем-то спрашивала? А он давай сразу все по косточкам разбирать, чужие отношения без наркоза препарировать. На редкость неприятный тип все-таки. Ну разве можно вот так, нахрапом? И это после случая в ресторане, где она его, можно сказать, спасла от разрыва сердца. Выяснил, что все у него в порядке, отряхнулся и пошел себе дальше людей учить.
Не стоило с ним на «ты» переходить. «Ты» подразумевает отношения другие, ближе, доверительнее. Между мужчиной и женщиной и вообще может закрутиться совершенно иной сценарий. Этого, понятное дело, у них не предвидится. Ей бы хотелось? А вот Лара не знала. Ясное дело, ей сейчас совсем не до этого. Но сегодня она себя просто почувствовала Татьяной Лариной. С чего бы это ее на Пушкина потянуло? Она ничего такого не сделала, а ее тут, понимаешь, отчитывают, учат жизни. Дурак, одним словом. А она тоже хороша. Еще с утра прихорашивалась перед зеркалом. Тьфу! Перед собой стыдно. Тоже мне психолог.
Лара повернулась на другой бок. Но сказал-то все правильно. Ее и правда много. И не только в жизни Алексея, в жизни сына тоже. Она про это всегда знала, но думала, что всем нравится, и не просто устраивает, а для близких – это единственно правильный путь. Если она даст им возможность ехать по собственным рельсам, их паровоз обязательно заедет в тупик. Тупик – это еще ладно. Для нее тупик – это депо. Домик такой, где можно чаю попить, поговорить с кем-то, паровоз тебе другой дадут, чтобы задом состав не выталкивать. Тупик может стать началом нового пути. Как там в любимой сказке «Приключения Голубой стрелы» у Джанни Родари? Всегда ее любимой главой был рассказ про «Будку 27» и мальчика Роберто. Роберто вышел на рельсы и спас этим целый состав. Ей было интересно, заметит ли Мишка эту главу? Покажется ему этот случай самым интересным в книжке? Сын среагировал неожиданно: «Вставать на рельсы должен был взрослый мужчина. Что это за отец у Роберто такой?» Лара, как всегда, в душе согласилась с сыном. Но по большому счету риск совсем даже не благородное дело, как говорится в известной пословице. Рисковать не нужно. И именно она в их семье могла все риски свести к минимуму.
Тупик – это ладно. А вот если просто закончились рельсы? И впереди жаркая пустыня? Или, наоборот, вечная мерзлота? И задний ход дать уже не получится? Лара не верила, что из любой ситуации есть выход. Может, конечно, он и есть, но потери в таких случаях существенные, а то и вовсе невосполнимые. Поэтому есть она, Лара. Которая все взяла в свои руки и говорила своей семье – куда, зачем и почему. А если нужно будет, то она, как маленький Роберто, всегда сможет остановить поезд. Да, прав Мишка, состав должен останавливать взрослый. И необязательно это должен быть мужчина.
Семья ею восхищалась. Муж спрашивал: «Ну как ты догадалась? Интуиция? Холодный ум?»
Господи, где же сегодня весь ее ум?
Ей казалось, она живет по законам деда. Тот тоже был в семье главным, направлял, объяснял, не пускал ситуацию на самотек. Более того, они часто с ним вели длинные беседы, где дед развивал тему про роль личности в истории. И речь тут шла не о славе и о лаврах, а об ответственности. Всегда в команде кто-то должен взять ответственность на себя. Возглавить и повести.
– А как понять, что этот человек может повести? Его вся команда должна выбрать? Кто назначает?
– Иногда и сам себя человек назначает.
– Фу! Нет! Мы же за скромность?
– А ты думаешь, это большое счастье – вождем быть? Самые несчастные люди на земле. И как правило, они всегда выдвигают себя сами. Человек сам про себя всегда знает: он может или нет.
– Я, наверное, смогла бы. Ты как думаешь?
– Это только ты знаешь. Это почувствовать надо. Но я в тебя верю. И еще. Если ты чувствуешь в себе силы вести за собой людей, это немедленно считывают те, кто рядом. Слабого не выберут.
– То есть поэтому меня старостой назначили?
– Но ты же сама руку подняла, как я помню.
– Руки тянули пять девочек. А Тихонова выше всех!
– Это тебе большой аванс от твоих подруг.
На дачу к деду
Она очень хотела познакомить деда с Алексеем поближе. Что значат те две минуты, в которые тот понял, что парень неплохой? Так не пойдет. Хотелось конкретики, и она повезла будущего супруга к деду на дачу.
Лара всегда любила момент, когда она выходит из вагона электрички. После шумной и загазованной Москвы в лицо ударяло свежестью скошенной травы, и запахи, запахи. Хотя вроде бы это же все придорожное. Запахи природы смешивались с запахами платформы. Настоящее начнется чуть позже. А здесь все кустарники практически в городской пыли, чувствуется запах жженой резины от состава, бензина от машин, сгрудившихся на переезде. Она любила эти мгновения. Сейчас она застегнет на груди лямки рюкзака и пойдет неторопливо до дачи деда. Ровно двадцать минут. Иногда на переезде можно было застрять из-за проходившего поезда. Не страшно. Можно разглядеть нехитрый товар, который предлагали милые старушки.
Вечные бабушки на скамеечках с пучками редиски и огурчиками, разложенными на вафельных полотенцах. Бабушки в плащах. Почему они всегда одеты в эти самые плащи? На головах веселенькие платочки, ноги в галошах и серые всесезонные плащи.
– Мил человек, купи своей барышне васильков. Глянь, какие яркие! Твоей в самый раз подойдет.
– Давай купим? А то мы вроде с пустыми руками.
– У меня в рюкзаке сушки. Как они любят, несладкие. Тут в местном магазине только пряники мятные. А им сушки подавай!
– Я куплю.
Лара пожала плечами, и Лешка купил целых три букетика.
– Чтоб погуще. Ты ж меня представлять везешь. Чтоб не подумали, что я жмот.
– Они умные! Сразу поймут, ты купил, потому боялся, что они подумают.
– И поймут, что я не дурак.
– Это немало!
– Это много!
– Давай, не жмот! Пошли! Дед любит точных!
Они шли молча все двадцать минут. Каждый углубился в свои мысли. Лара вспоминала, как в детстве ее раздражали те двадцать минут, как она завидовала подружке, которая жила прямо за станцией. Сошла с электрички – и дома. А тут – тащись, ботинки сбивай. Понимание природы пришло значительно позже. Именно здесь она впервые ощутила смену времен года и поняла, что любит не просто весну или осень, а переход. Когда только начинает сходить снег и просыпается природа журчанием ручья, когда только начинает желтеть и краснеть листва. Вот только все было зеленым, и вдруг появился желтый лист. Один. Но это только начало. Или первый снег. Просто запорошило. И сначала ты чувствуешь невероятную свежесть от нового в этом году холода. Мерзнуть начнем уже потом. Сначала всегда была радость перемен.
И еще вспомнила, как гоняла по поселку на велосипеде. Просила у матери купить женский вариант без рамы, а она ей купила для мальчика, и долго она не могла через ту раму перекинуть ногу. И отсюда падение при начале езды и обязательно при остановке. До сих пор на коленках шрамы от детских ссадин. Были бы бордюры, было бы легче начинать движение. Но их не было. Вернее, был один у «магазина-кучи» на станции. Но туда нужно было ехать через переезд, хорошо, если он был открыт, а если нет, валилась прямо на асфальт. Мать, автор того самого купленного велосипеда, говорила: «Ничего! Все мы так учились». Еще, конечно же, про свадьбу, до которой далеко, а некоторым и вообще не светит, глядя на кости и мослы дочери. Дед только вздыхал. Видимо, тоже сомневался, возьмет ли кто с такими шрамами его детку?
Почему всю дорогу до дачи молчал Алексей? Кто его знает. Он вообще часто замолкал. О чем он думал? Лара сегодня разгадывала каждое его молчание за четырнадцать лет совместной жизни.
Встречали у деда празднично. Обычную скатерть в клетку сегодня поменяли на белую. У матери с отчимом на столе всегда лежала клеенка, у деда с бабушкой обязательно тканая скатерть.
– Не я же стираю, машинка, а скатерть – это уют, это дом, – с тихой гордостью отстаивала скатерти бабушка. Даже когда накрывался стол на улице под липой, скатерти не изменяли. Лара с удовольствием переняла эту традицию, и когда у нее появился собственный дом, обязательно пользовалась скатертями. Правда, она не любила ни белый цвет, ни клетку. Скатерти обязательно были цветными, яркими, с рисунком. Оливки на желтом фоне или лаванда на спокойном сером. Сразу думалось в двух направлениях. Об отдыхе в любимых Франции и Италии и вот об этом самом дедовом саде.
Садом занимался только дед. Что-то там подрезал, пересаживал. И это были цветы. Море цветов. Ирисы, георгины, розы, пионы. Сад цвел все лето, захватывая и позднюю осень. Как правило, до первого снега. Сначала медово расцветала спирея, потом мощным благоуханием радовала сирень, ей на смену шел шиповник, тут уже его поддерживали пионы и ирисы. Последними распускались розы.
– Дед, почему ты не выращиваешь какую-нибудь редиску?
– Ты же ее не любишь?
– Так положено.
– Детка, никогда не делай то, что положено. Имей свою голову на плечах.
– Но мы же в обществе живем. Нельзя делать только то, что хочется.
– Это про разное. Я против стаи. Куда все, туда и ты. Да, есть строгие законы, по котором живет общество. Но вариаций на тему огромное множество. Нужно жить для души. Розы – это для души. А для редиски есть рынок.
– Конечно, бабушка сгоняет, – добродушно ворчала бабушка. Но ворчала с любовью. Она эти розы и на свой счет воспринимала. Кому-то букеты цветов дарят, а ей целый сад.