В бинокль просматривались высокие здания. Их было много. Они простирались на обширной площади. Ничего удивительного в этом не было. Расстояние от Красной Поляны до центра Москвы составляла меньше тридцати километров.
– Я тоже вижу, герр Хайзенгольц, – пробормотал гауптман. – Вот она, рядом, большевистская столица. Сколько крови мы за неё пролили. Ничего скоро будем пить шампанское на Красной площади и смотреть как наши войска проходят парадом. Как вы думаете, майор, это Кремль?
– Не уверен, Отто, это просто высокие московские здания. Но Кремль где-то там. Я впечатлён, Отто. Отсюда действительно великолепный вид. Впрочем я предпочёл бы увидеть то же самое, но без бинокля.
– Увидим, герр Хайзенгольц, непременно увидим. Ещё один день, от силы два или три, учитывая капризы погоды и ожесточенный характер сопротивления русских. Говорят в Москве неплохие гостиницы. Вы не слышали?
– Подождите со своими гостиницами, Отто. Русские не сдаются, но мы их перехитрим. Вы уверены, что хотите обследовать эту дорогу.
Майор кивнул выбритым подбородком:
– Да, герр майор. Это будет кратчайший путь и сопротивление на этом участке мы не встретим. Пусть русские думают, что нас интересует Лобня и всё имеющее выходы на пригодные для переброски войск шоссе.
– Но нас действительно интересует Лобня, Отто, – засмеялся майор.
– Хорошо. Я знаком с этим планам. Не исключаю, что в нём есть «зерно». Берите танк, грузовик с пехотинцами и обследуйте местность на предмет внезапного удара. Уверены, что там не спрятались русские?
– Уверен, герр майор. Регулярных частей там нет. Это данные нашей воздушной разведки. Можно верить.
– Тогда удачи, Отто. И да прибудет с нами Бог. Идите греетесь свой БТР. А мы у печи погреемся, не бось денщики уже отыскали подходящее помещение, – майор засмеялся.
Офицеры постояли ещё немного, обменялись парой фраз. Вид в окуляры бинокля завораживал. От него невозможно было оторваться. Они разглядывали Москву…
А из оврага у дороги их разглядывал в бинокль лейтенант Шубин. То, что Красную Поляну придётся отдать наши знали ещё вчера. Удерживать эту деревню было невыгодно. Все силы переместились к Лобне. А взвод разведки выдвинулся на территорию, которую предстояло занять немцам.
Экипировка позволяла несколько часов провести в снегу, но конечности уже подмёрзли, хотелось двигаться. Основная часть отряда сидела в овраге метрах в тридцати к югу, а трое лежали на краю лесного массива. Лазаренко помалкивал. Левашов иногда начинал что-то мурлыкать, но осекался и виновато поглядывал на командира. Небольсин и Курёхин недавно доложили: «Немцы обосновались в Красной Поляне и очень уж их там многовато».
Шубин что-то почувствовал, решил задержаться. Офицеры стояли на околице разглядывали в бинокль Москву. Вид у них был такой, словно они уже в городе. Порой закрадывалось предательское отчаяние – неужели отдадим Москву. Ведь вот она. Пешим шагом за пять часов можно дойти. А если на танке?..
Темп наступления немецких войск замедлялся, но они всё равно не стояли на месте. Глеб гнал от себя недостойные мысли, но они неизменно возвращались.
Потом эти двое опустили бинокли, закивали на дорогу под боком у разведчиков. В этот момент Шубину показалось, что немцы кивают именно на них. Дорога одно название, не для автомобильного транспорта. Но вездеходы, танки и БТРы могли пройти. Куда вела эта дорога Шубин толком не знал. Но немцы разглядывали её с таким видом, словно это было для них всё.
«Не думают ли в тыл зайти? – закралась тревожная мысль а может данным направлением, да напрямую к столице? Нет, напрямую не выйдут. А вот пропустить по дороге парочку бронетанковых полков, ударить в тыл обескровленным частям второй Московской дивизии и будет катастрофа».
Требовалось подтверждение. Могла ли подвести интуиция. Офицеры ушли со смотровой площадки. Завелись двигатели, раздался надрывной мотоциклетный треск.
– Уходим, товарищ лейтенант? – прошептал Левашов.
– Замёрз? – покосился на него Глеб.
– Есть немного, – согласился боец. – Почему мы тут лежим, товарищ лейтенант? Представление кончилось. Локоть рядом, а не укусишь. Это я про немцев и Москву ю.
Нет не подвело чутье. Не прошло и пяти минут как из-за холма выехал пятнистый БТР с двумя антеннами и стал вписываться в изгибы подозрительной дороги. Следом шёл танк средний Т-3. За танком вездеход с закрытым брезентом кузовом.
«Больше отделения в него не посадишь, – мысленно прикинул лейтенант. – Почему бы не попробовать. Танк, конечно, грозная сила, но в чистом поле, а не в лесу, где толку от него очень мало. Зачем он немцам? Для самоуспокоения? Проверяют пройдут ли танки по этой дороге»?
Боевая техника приближалась к зарослям. Антенны на борту указывали, что в бою машина используется как передвижной командный пункт. Чего именно? Батальона? Полка? Гадать бессмысленно.
Один из офицеров на холме имел знаки различия гауптмана. Возможно он и возглавлял штаб батальона. Или майор? Но это вряд ли. Физиономия у майора уж больно не боевая.
Колонна шла со скоростью пешехода и выйди напрямую она вряд ли разгонится. Здесь не шоссе Мюнхен-Берлин. В голове прокручивались варианты возможных действий. Колонна находилась рядом. В БТРе попискивала рация. Из вездехода доносился нервный смех.
– До чего же холодно, чёрт возьми! Но мы потерпим. Москва рядом! Там уже греют наши зимние квартиры.
– Сержант, давай к нашим, – решился Глеб. – Сопровождаем колонну. Из леса не выходим. Вояки в вездеходе нас заметить не должны, иначе всё пропало. Раньше времени огонь не открывать. Деревня близко, к немцам подойдёт подкрепление.
– Понял, товарищ лейтенант, – глаза сержанта загорелись огнём. – Но чувствую далеко они не уйдут. Проведут рекогносцировку, пошарят по округе и назад. Атакуем, в деревне всё равно услышат. Звуки по морозу как по воде.
– Переживём. Значит действуем быстро, чтобы осталось время уйти.
Бестолковых в строю не осталось, раз выжили значит умные. Колонну сопровождали аккуратно. Скользили за деревьями, словно призраки. Советских войск в районе не было. Населённые пункты практически отсутствовали. Дорога состояла из вереницы колдобин. Разведчики перебегали, лежали в снегу, терпеливо ждали пока боевая техника преодолеет препятствие и двинется дальше.
Колонна смотрелась внушительно, но и семнадцать человек у лейтенанта тоже сила. Опыт подсказывал, что справиться можно, лишь бы немцы раньше времени не повернули назад.
Ивняк простирался на многие километры, заросли уплотнялись, но разведчики не отставали.
Колонна прошла по дну пересохшей речушки, продавила метровый слой снежного покрова, вскарабкалась на косогор.
«Километр проехали, – отметилась в мозгу. – Еуда они собрались»?
Метров через триста снова препятствия. Речушка, покрытая коркой льда, петляла по зарослям. Показался добротный на глаз мостик. БТР вскарабкался на настил. Водитель сбросил скорость. Мостик выдержал. Его строили на совесть ещё в царские времена. Боевая машина медленно прошла по настилу, выбралась на другой берег и неторопливо покатила в заросли. Танк тоже сунулся на переправу, очевидно, экипаж состоял из шутников. Конструкция прогнулась, затрещала и тяжёлая машина вместе с мостом погрузилась в реку, проломив лёд и подняв кучу брызг.
Ничего нештатного в этой ситуации экипаж не заметил. Глубина реки была от силы по пояс. Танк шёл на пониженных оборотах с такой невозмутимостью, словно под ним была ровная земля. Затрещали под гусеницами брёвна наката изогнулась сплющенная опора. Казалось танкисты получают удовольствие от того, что натворили.
Машина медленно прошла по руслу, заехала на небольшой обрыв, продавив колею для следующего сзади вездехода. Затем, изрыгая зловонный выхлоп, отправилась дальше за БТР.
Вездеход с пехотой притормозил, сместился в сторону от раздавленной переправы, накренился сползая в русло. Он мог бы беспрепятственно преодолеть преграду, но в этот момент всё и началось.
Под колёсами взорвались две гранаты. Для этого Курёхину и Асташкину пришлось выпрыгнуть на лёд. Кабина вздрогнула, окуталась дымом. Подчинённые Шубина открыли кинжальный огонь. Разлетелись стёкла. Сидящим в кабине сразу не поздоровилось. Вездеход продолжал ползти. Пули кромсали брезентовый тент. Один из пехотинцев собрался перевалиться через борт и погиб под колёсами. Остальные и того не успели, умирали в темноте и неведении.
Вездеход застрял посреди речушки. Колёса погрузились по ступицу в воду. От тента остались рваные лохмотья. Внутри ещё кто-то шевелился, стонал.
Побежал грустный, но проворный Таманцев, бывший сотрудник центра метеорологии. Забросил гранату в кузов и метнулся обратно. После взрыва там уже никто не стонал и заглядывать в кузов не хотелось.
Двумя колоннами взвод устремился через реку. Снежный покров был обманчив. Под ним скрывался тонкий лёд. Поскользнулся, пустился в пляс красноармеец Боровкин, выругался неокрепшим детским голоском. Не устояла и наелся снега Рунгель, сотрудник Института гигиены труда. Но в целом переправились быстро, ворвались в кустарник, рассредоточились.
Танк далеко не ушёл. Когда позади послышалась стрельба экипаж занервничал. Механик-водитель задёргал рычаги, машина притормозила, стала разворачиваться, а это оказалось непросто. Растительность подступала прямо к дороге. Трещал кустарник. Гусеницы вдавливали его в снег, валились молодые деревца, с душераздирающим скрипом рвались тугие корневища.
Танк ещё только сделал пол оборота, а стрелок уже насиловал свой пулемёт. Он имел ограниченный сектор обзора – что увидишь в узкую щель. Пули рвали кустарник, сыпались отстреленные ветки. Разведчики уходили с линии огня. Это было несложно.
– Лазаренко – бери пятерых, держите БТР! – покричал Шубин. – Смотрите чтобы не ушёл. А здесь мы сами справимся.
Шестеро бойцов беспрекословно снялись с места и исчезли за кустами. Сегодня работали без лыж. Передвигались тяжело. Зато не тянула дополнительная ноша.