Гибнуть в этой глуши Шубин точно не хотел. Он отползал, огрызаясь короткими очередями. Пот струился по лбу, соль щипала глаза. Из дыма что-то вынырнуло. Солдат метнул гранату и лёг, дожидаясь взрыва. А вот это событие лейтенант Шубин откровенно проморгал, внимание рассеялось. Граната упала в паре метров от него. Обычная немецкая граната, со смешной удлинённой рукояткой. Вихрь в голове. Он мог бы её отбросить, упади она под руку, а так. Никогда ещё он так быстро не бегал и так далеко не прыгал. Невиданная сила сорвала лейтенанта с места, швырнула за угол. Он упал на землю в тот момент, когда сработал взрыватель. Взрывом расщепило доски. Угол коровника стал дырявым. В ушах надрывался скорбный благовест.
Шубин машинально пополз дальше, потом поднялся, нащупав обронённый автомат, тяжело побежал к соседнему сараю, вырвался к плетню. Перед глазами лежало заснеженное поле. На нём отчётливо выделялись фигурки. Эти инвалиды ещё не добежали до леса. Бежали впрочем не все, кто-то лежал, готовясь прикрывать командира.
– Товарищ лейтенант, сюда, – человек махнул рукой. – Это я, Уткин. Сюда!
– Уткин, почему ты здесь?
– Так сами же меня оставили, товарищ лейтенант. Вот лежу и жду пока все пройдут. Вы как?
Бывший завгар не был образцом проворности, но боец был справный. Ноги заплетались, всё же достала ударная волна. Глеб оступился, ухватился за плетень и вся шаткая конструкция повалилась под его весом. Лейтенант возился в снегу, чертыхался. Огрызок гнилого бруса ткнул его под ребро. Уткин схватил его за шиворот, поволок как буксир неповоротливую баржу.
– Всё, Уткин. Я сам.
Они пробежали по полю пятьдесят метров, зарылись в снег, когда с обеих сторон разразилась стрельба. Немцы выбежали к плетню и напоролись на плотный огонь со стороны леса. Кто там оставался? Гончар, Таманцев, Боровкин, кто-то ещё. молодцы ребята!
Немцы не ожидали такого сопротивления, стали разбегаться. автоматы ППШ работали без остановки. Гитлеровцы кинулись обратно. Кто-то зарылся головой в сугроб, бултыхал ногами. Поднялись отстающее, задыхались, вязли в снегу, дважды падали когда начиналась стрельба. Немцы пришли в бешенство, видя что русские уходят.
– Уткин, ты живой? – прохрипел Глеб.
– Ох, не спрашивайте, товарищ лейтенант! – разведчик полз параллельным курсом. – Припозднились мы с вами. Ну ничего, лес уже рядом.
И снова наши отогнали неприятеля. Глеб захлёбывался морозным воздухом, уже не бежал, а брёл поминутно озираясь.
– В лес товарищ лейтенант, ещё немного! – звонко выкрикнул Вербин. Он лежал на опушке и тратил в пространство бесценные боеприпасы.
Справа и слева кто-то перебегал, тоже отступал к лесу. Осталось немного поднажать. Охнул Уткин, бежавший сзади, упал лицом вниз. Шубин присел на корточки, позвал подчинённого. Потом на четвереньках пополз обратно, схватил его за плечо. Всё плясало, двоилась перед глазами. Откуда-то сбоку вырос Таманцев, навалился на командира.
– Оставьте его, товарищ лейтенант. Затылок ему разнесло, не видите что ли. Давайте быстрее в лес пока нас всех не поубивали!
Злость душила за горло. Был живой человек ещё минуту назад и вот уже нет ни человека, ни вселенной, только память и то короткая. Разве упомнишь всех кто пал вокруг тебя за эти пять неполных месяцев. Батальон из них сформировать можно.
Глеб углубился в лес. Ноги уже отнимались. Отдуваясь заполз за ближайшую осину. В глазах темнело. Он привалился к стволу перевёл дыхание. Уткина уже не вытащить, пространство простреливалось.
На околице Булатово скопился неприятель, мелькали фигурки солдат и полицаев. В лесу возились люди, кто-то стонал. Подползла Настя, вцепилась в него.
– Ты цел? – она не могла нормально говорить, только пугающе хрипела. – Я переживала за тебя. Ты отстал, Глеб.
– Не бойся, я здесь.
Не настало ещё время насладиться покоем. Он поднялся держась за осину призвал своих откликнуться.
– Вечерняя поверка, товарищи.
Все были здесь. Лежали за деревьями, держа на прицеле околицу села, до которой было метров двести. Изредка постреливали. Рацию не потеряли. Она висела пудовым грузом за спиной Гончара и эта ноша его крайне бесила. Спасённые пленники корчились от боли. Они лежали в снегу, дружно стонали. Как добрались до леса – уму непостижимо. В основном их тащили на себе, ноги у парней отказали полностью. Но это не страшно, главное что живы. Дотащить до своих. Ноги им, конечно, не спасут, зато всё остальное живое будет. Шубин понимал, что мысли эти утопические. Но так хотелось верить хоть во что-то хорошее…
Атака началась без прелюдий. Немцы выбежали в поле, открыли массированный огонь. Их было много, несколько десятков. А за строениями прятались другие, устанавливали пулемёт. Видимо в бой бросили всех кто стоял гарнизоном в Булатове. Пока опомнились, наши преодолели половину дистанции. Немцы залегли, стали отвечать на огонь из леса. Несколько человек бежали вдоль плетня, намереваясь обойти разведчиков. Заработал пулемёт, посыпались ветки с деревьев.
– Отобьёмся, товарищ лейтенант! – уверял Гончар. – Ударим разом, остановим атаку. Только пусть эту чёртову бандуру кто-нибудь у меня заберёт. Надоел её таскать.
– Чур не я, – засмеялся Карабаш. – Я вообще дохлый, тяжелее стакана ничего не понимаю.
– Товарищ лейтенант, скажите им! – ругался Гончар. – Я им что, лошадь тяжеловоз?
– Так, отставить перепалку, – отозвался Глеб. – Противник превосходит нас в несколько раз. Да ещё в обход пытается. Умирать сегодня не будем. Слушай приказ! Всем отходить! Не вставать, ползком. Таманцев, Левашов, прикрываете.
– Товарищ лейтенант, Таманцев не шевелится, – испуганно пробормотал Левашов. Он возился в кустарнике, тряс товарища за плечи. – Он ей богу не шевелится. Чёрт, вся шея в крови. Убили нашего синоптика.
Подполз Вербин, убедился что товарищ мёртв.
– Уходим, – настойчиво приказал Шубин. – Хватайте этих двух калек и ходу. Глубоко в лес немцы не пойдут.
Гитлеровцы приближались. И вдруг поднялись все разом по команде и бросились к лесу. Им ответили дружно. Злость хлестала через край. Боеприпасы подходили к концу, но об этом не задумывались. Настя забрала автомат покойного Таманцева, стащила с него ремень с подсумками, нацепила на себя и тоже стала стрелять из-за дерева.
Немцы потеряли несколько человек, остальные зарылись в снег. Из деревни бежала ещё дюжина. Свежие, непуганые. Пулемётчик перезарядил свое хозяйство и вновь обрушил огонь на опушку. Разведчики лежали уткнувшись в снег, ждали пока иссякнет лента.
– Пошли, – оживился Шубин. – Или будем продолжать спокойно умирать. У нас патронов с гулькин нос осталось.
Бойцы поползли. Угроза фланговой атаки становилось всё очевиднее. Справа донёсся гул. Из деревни выехал грузовик и направился в обход леса, понятно что не пустой. Лейтенант должен был вытащить из под огня своих людей. Разведчики энергично отступали. Гулыгин схватил за шиворот Рылеева, но у студента были собственные планы на жизнь. Он вырвался, перевернулся на спину и со слезами произнёс:
– Товарищ лейтенант, отнеситесь с пониманием. Мы с Васькой остаёмся. Мы уже всё обсудили, пока тут лежим.
– Я сейчас кому-то останусь! – огрызнулся Шубин. – Лучше ничего не придумали?
– Товарищ лейтенант, – проговорил поднимаю голову Муравьёв. – Мы не обязаны вам подчиняться. У нас своё начальство. А оно приказало умереть, но задание выполнить. Мы знали, что не выживем, когда отправлялись в тыл врага. Так что ничего трагического. Поймите, товарищ лейтенант, даже если вы нас донесёте, нас всё равно не спасут. Гангрена, заражение крови, сами идти не можем, проверено. А вы не дотащите нас. Только зря погибнете. У нас есть пистолеты, есть запасные обоймы. Попробуем продержаться. Уходите скорее, немцы скоро придут. Вы же понимаете, что это единственный выход.
Студенты глотали слёзы, но были настроены решительно. Они не подпускали к себе разведчиков, отбивались, кричали, чтобы те не тратили время. Плакала Настя. Глеб схватил девушку, потащил в лес. Остальные двинулись следом за ними. Гулыгин до последнего отстреливался. Когда противник был уже рядом что-то крикнул студентам и оленями прыжками пустился за командиром.
Глава десятая
Кажется все в эту минуту сгорали от стыда, но ребята были правы, выхода не было, кроме того, в котором гибнут все.
Глеб тащил за руку Настю по бурелому. Девушка задыхалась, но покорно шла. Хрустел валежник, гнулся и ломался голый кустарник. Студенты даже минуту не продержались. Выстрелили пару раз, а потом немцы забросали гранатами и ворвались в лес.
Впереди был овраг. Бойцы скатились в него, обрастая шишками и царапинами. В этот момент фашисты с опушки открыли ураганный огонь из всех стволов, включая пулемёт. Казалось лес стонал от этой пытки. Разведчики уходили по пади, кроя матом оккупантов и их прислужников. Присутствие женщины не смущало. Настя сама в этом не отставала. Она глотала слёзы, семенила за Шубиным, иногда её качало как былинку и тогда приходилось брать девушку за плечи, делать короткие остановки.
Немцы двигались медленно, обстреливали темноту, а когда добрались до оврага, разведчики были уже от него в семистах метрах к востоку.
Поднявшись наверх они сменили направление. Через триста метров опять повернули на восток. Шубин объявил привал. Бойцы по падали как подкошенные. Настя свернулась калачиком, дорожала в снегу, слабо реагировала на происходящее вокруг. Рацию теперь тащил Левашов и уже присматривал себе смену. На привале молчали, лишь бы отдышаться. Потери во взводе продолжали расти и это не способствовало разговорам. Каждый забрался в свой кокон, сидел в нём, угрюмо глядя перед собой. Шубин попытался сориентироваться, не получалось. Голова работала скверно. Мысль о том, что они уничтожили кучу фрицев и полицаев утешала слабо.
Потом опять отправились в путь. Фонари не использовали, держались заданного направления, спотыкались, вязли в заснеженном буреломе. Помрачнел и двигался как робот юный Боровкин. После гибели товарищей он не сказал ни слова, погрузился в прострацию.