у не нужно. Считалось, что подобные операции обеспечивает армейская разведка. А у наших групп другой профиль. Брали только добровольцев. Сразу предупреждали, что выжить будет трудно. Но если навредим оккупантам, то уже хорошо. Ты даже не представляешь как много было добровольцев. Знали что умрут, а всё равно шли. Гибли почти все. Жалкий процент выживал. Ни одной серьёзной операции мы не проводили. И дело даже не в том, что у нас другие задачи, а в полном отсутствии оружия. Нам выделяли только бутылки с горючей смесью, редко кому наган или ТТ. Кое-как одевали, отправляли в немецкий тыл. Сухой паёк давали, но только с учётом дороги в один конец. К чему транжирить ценное питание. Половина даже не доходила до нужной деревни. Другие доходили, но гибли не успев приступить к выполнению задачи. Полицаи нас уже насквозь видели. Что-то мы жгли, но не всегда удачно. Я два раза ходила до сегодняшнего дня. Первый раз повезло. Спалили склад с артиллерийскими снарядами. Взрывалось красиво. Немцы ошалели от такой наглости. Преследовать начали. Мы двоих застрелили, завладели их оружием и ещё пару прикончили. Когда назад вернулись начальство не поверило, решило что мы струсили в лесу отсиделись и назад пришли. Эти из НКВД такие неверующие… Потом разведка подтвердила. Сжалились, не стали наказывать. Второй раз в Кольчугино ходили. Две ночи в лесу. Сожгли конюшню, сельсовет. У мёртвого фрица пожрать отобрали. Не повстречай на обратном пути сторожку лесника с печкой – конец бы нам пришёл в лесу. Двое вернулись из четырех. Вчера на Рамзино пошли и Булатово. Ну ты знаешь…
– Поспи немного, – посоветовал Глеб, неловко обнимая девушку. – Просто глаза закрой и сразу уснёшь. Потом легче будет.
– Хорошо, Глеб.
Настя прижалась к нему, смежила веки, но продолжала шептать.
– Это очень странно, что мы встретились. Словно знак нам подали. Нет, пойми правильно я не верю ни в Бога, ни высшие сущности, но всё равно это странно, согласись. Я ведь уже ничего не хотела, только умереть, выполняя задание. Совсем одна осталась. Родители погибли, детей нет и ты от меня отвернулся, хотя я ясно давала понять как к тебе отношусь…
Она уснула не договорив, шумно засопела. Разведчики смотрели на них равнодушно, воздерживались от комментариев. Меньше всего хотелось что-то объяснять, оправдываться. Самым разумным решением было остаться здесь до утра. Жнём потеплеет, улучшится видимость, можно продолжить путь. Немецких частей поблизости быть не должно, здесь ничейная земля, местность где трудно развернуть крупные войска.
Состояние покоя оборвалось внезапно. Асташкин забеспокоился, вытянул шею,. Потом покинул место у костра, забрался наверх по уступам склона, повернувшись сообщил, что слышал отдалённый собачий лай. Это могло почудиться, но всё же лучше перестраховаться.
Народ зашевелился. Проснулась Настя, непонимающе уставилась на костер. Глеб вскарабкался наверх, несколько минут напрягался, слушал. Ветер доносил невнятные звуки. Это мог быть и собачий лай с определенной долей вероятности, но не стоило проверять. Не могло же сразу двоим почудятся одно и то же. Ночлег отменялся. Надо было собрать волю в кулак и продолжать движение наперекор стихии.
Непогода этой ночью разгулялась. Дул резкий ветер. Снежная пелена стояла столбом. Метель разъярилась. Снег сыпал за воротник. Видимость была нулевой. И даже стороны света определялись с трудом. Группа упорно прорывалась через заснеженный лес. На открытых участках они фактически вставали. Ветер сбивал с ног, колючий снег жарил лица. Выносливый Гончар задыхался, ноги тянули к земле. Рацию перегрузили на Левашова, парень согнулся в три погибели, приходилось его поддерживать. Настя качалась как былинка, постоянно пропадала за снежной хмарью, то и дело приходилось её искать. Такого буйства природы как в эту ночь Шубин ещё не видел. В центральной части России и такое случается редко.
За опушкой километр открытого пространства. Поле по уши завалено снегом. Дальний лес терялся за пеленой. Шубин был уверен, что направление верное, километра три-четыре. Вероятность нарваться на вражеские посты была минимальной.
Они вышли к полю, когда видимость окончательно пропала, дальше собственного носа не видно. Ветер швырял людей на землю. Снег облеплял лицо. Асташкин смеялся – надо было обвязаться одной верёвкой, только где её взять. Шутка оказалась пророческой. Двое не дошли до противоположного леса, их звали, потом включили фонарики. Метель стояла сплошной стеной. Глеб пустился в обратный путь, шёл проваливаясь в снег, постоянно падал, снова вставал. Светопреставление не кончалось. Он постоянно озирался. Таяли за спиной огни фонарей. Порывы ветра глушили крики.
Сначала он наткнулся на Гулыгина. Мужик был крепкий, просто не повезло. Захлебнулся пронизывающим ветром, стал кашлять, чуть не задохнулся, опустился в снег, а подняться уже не смог да и не хотелось. Глеб схватил его за шиворот, заорал чтобы шёл на огни, хлестал по замёрзшим щекам. Гулыгин кивал, согласно бормотал, наконец покачиваясь побрёл к лесу.
С Настей оказалось сложнее. Он упустил её из виду. Девчонка огрызалась, что ей не нужны няньки, сама справится, большая уже. В итоге пропала. Шубин блуждал по полю, кричал, звал по имени. Наткнулся на неё случайно. Томилину уже засыпало снегом. Он стал её откапывать, тряс за плечи, растирал щёки. Она стонала, хлопала заиндевевшими ресницами, вставать не хотела. Пришлось применить силу. Настя выскальзывала из рук. Взвалить её на плечо у Шубина уже не было сил. Волок он её как неудобный, неодушевлённый предмет. Подбежал Левашов заметивший возню в мутном пространстве. Вдвоём они дотащили девушку до леса, где совместными усилиями привели в чувство.
Глава одиннадцатая
Около трёх часов ночи бредущий в авангарде Левашов обнаружил справа от себя стену, ободранную, выщербленную, но мощную. Это была сплошная когда-то заштукатуренная и окрашенная стена. На многих участках обнажилась кирпичная кладка. Разведчики падали возле укрытия, здесь не так чувствовался ветер, приводили в порядок дыхание. Стена возвышалась почти на три метра и, не взирая на ущербность, имела внушительный вид.
– Товарищ лейтенант, это что такое? – прохрипел Асташкин.
– А я тебе что путеводитель по Подмосковью? – огрызнулся Глеб. – Стена солидная. Явно не машинно-тракторная станция.
– Давайте обогнём, товарищ лейтенант. Калитку поищем. Не дойдём мы в такую погоду, отдохнуть бы в тепле.
– С чего ты взял что там тепло? – Глеба начал разбирать нервный смех.
Но что-то было в этом предложении. Он мог пройти ещё пару верст, но большинство спутников вряд ли. Люди поднялись, побрили вдоль стены. Она оборвалась метров через сто, свернула вправо. С этой стороны была поляна. Возможно под снегом пряталась дорога, по которой с осени никто не ездил. В низине начиналась обильная растительность. Добрались до зарешеченного окошка, прорезанного в воротах. За окном густело тьма. Ворота были закрыты. Рядом заметили калитку, тоже запертую. Встали в нерешительности.
– И что уставились как бараны на новые ворота? – прохрипел Глеб. – Ломать надо.
– Да как её сломаешь, – засомневался Карабаш. – Стрелять боязно, услышат ещё.
– Засов с обратной стороны, – подсказала Настя. – Поднимите меня, я легкая. Подсадите на ту сторону. Постараюсь открыть.
– Уж больно ты самостоятельная, – начал раздражаться Глеб. – Знаем проходили. Не спохватись мы вовремя – замёрзла бы уже в поле. А всё из-за твоей самодеятельности.
– Ладно, поняла уже, – проворчало девушка, отвернулась.
– Меня поднимите, – сказал Карабаш. – Я легче вас всех. А вы, Настя, не обижайтесь. Дело не в том, что мы вас не перекинем, а в том, что у вас не хватит сил открыть засов. Боюсь там всё проржавело.
«Стучать значит не будем, – мелькнула мысль. – За стеной могли быть люди или нет? Если кто и есть, то вряд ли это немцы или полицаи. На ничейной земле возможны аванпосты, но что им делать за закрытыми воротами»?
Неспокойно было на душе. Пример Боровкина и Вербина стоял перед глазами.
Карабаш всё понял. Трое соорудили замок из сцепленных рук. Он взгромоздился на опору. Бойца подняли. Он зацепился за гребень и легко перевалился на другую сторону, плюхнулся в сугроб. Потом завозился, закряхтел.
– Товарищ лейтенант, здесь строения, внушительные такие, – прозвучало изнутри.
– Это же монастырь, – выдохнула Настя. – Как я сразу не догадалась. Мы заучивали карту местности. В двух верстах от села Казарино, рядом с Быстрянкой, это речка, видимо, в той низине, – Настя кивнула за спину. – Расположен старый Свято-Успенский монастырь.
– Женский? – хмыкнул Асташкин.
– Почему женский? – не поняла Настя. – В Советском Союзе почти не осталось женских монастырей. Их ликвидировали как пережиток безвозвратно ушедшей эпохи. Обычный, православный, мужской монастырь. Их тоже осталось мало, но кое-где ещё есть.
– Да мы помним, – кивнул Левашов. – По Конституции в нашей стране свобода вероисповеданий. Хочешь верь, не хочешь не верь. Можно в Иисуса, можно в Аллаха. Там что, монахи живут? – запоздало сообразил Левашов.
– Нет там никаких монахов, – успокоила Настя. – Монастырь недействующий, хотя стоит уже больше ста лет. Последних монахов выгнали в начале 30-х годов. В этих стенах работали химические лаборатории Московской студии кинохроники, кажется так.
– Если это тот самый монастырь, – хмыкнул Глеб. – Если это вообще монастырь.
– Слушайте, тут церковь была или монастырь, я в этих делах не силён, – забормотал из-за стены Карабаш. – Плохо видно, но всё какое-то странное, нечеловеческое. Товарищ лейтенант, может мне на разведку сходить? Здесь засов, ведь кто-то же его запер.
– Открывай живо! – стал нервничать Глеб. – Ещё один самостоятельный нашёлся.
Боец сбил засов ударом приклада. Не сказать что тот проржавел, просто застыл на морозе. Мысль была интересной. Почему закрыто изнутри?
Заскрипело внушительная, оббитая железом дверь. Бойцу пришлось навалится, чтобы она открылась.