При мысли, что сейчас, возможно, ради спасения своей шкуры придется уложить человек двадцать стражей порядка (полицейских, как ни крути!), мне делалось не по себе.
Я вообще не люблю убивать. Даже самых оголтелых сомалийских пиратов, даже самых отпетых преступников! А тут вдобавок получалось, что преступник – это я, а силы правопорядка – это они!
К моему огромному облегчению, работа главного калибра «Голодного кракена» была мне продемонстрирована тут же.
Где-то у меня под ногами, в глубинах носового отсека, заскрипели блоки и поднялись две массивные крышки, закрывавшие те самые загадочные носовые порты, о которых любил поговорить наблюдательный дядя Вова.
Затем раздались два слитных увесистых удара, и из портов в воду выпорхнули две бронзовые трубы. Точнее сказать, то были обрезки труб, снабженные в передней части примитивными коническими обтекателями, а в хвостовой части – хреновиной вроде спирального ножа мясорубки (позднее я вспомнил, что такая называется винтом Архимеда).
Внутри каждой трубы что-то душераздирающе поскрипывало и скрежетало. Винт Архимеда бешено вращался, благодаря чему вся конструкция, представьте себе, достаточно уверенно плыла по воде, то и дело подпрыгивая на гребнях волн летучей рыбой!
Куда же направлялись эти штуки, спросите вы?
Да прямиком в кормовую часть вражеского галеаса!
И тут меня осенило…
Это никакие не «штуки». Это самые настоящие торпеды!
Правда, вместо нормального гребного винта они используют примитивный винт Архимеда. И уж совершенно непонятно, что приводит их винты в движение, ведь явно же тут нет ни аккумуляторов, ни керосина!
Тогда что? Небось какая-нибудь магия?
Но тут мой взгляд упал на два переносных ворота. Которые, если помните, крутили матросы в самом начале этого боя. Я тогда еще слышал щелканье храповика и гадал, к чему бы эти «щелк-щелк-щелк»…
И головоломка собралась!
Да в этих торпедах стояли самые обычные пружины!
Пру-жи-ны!
Как в старых механических часах!
Передо мною была заводная игрушка, только очень большая!
Ну и последним вопросом оставалось, что же у этих торпед в боевой части. Пороха, как я понял, у наших новых друзей отродясь не водилось. Может быть, там такая же химическая бяка, как в солнечной машине?
Однако все оказалось проще.
На полпути к цели торпеды выпустили из носовой части двухметровые щупы.
И вот когда торпеды достигли борта галеаса и щупы эти уткнулись в осклизлые доски, они, где-то в недрах торпед, сбросили с защелок мощные взведенные пружины!
Что же получилось?
Конические головные части торпед, которые оказались всего-то тяжелыми литыми болванками, с изрядным ускорением грохнули в ватерлинию имперского галеаса и… пробили в нем порядочные дыры, в которые тотчас хлынула морская вода!
То есть, если угодно, торпеды эти и были таранами, только «на ножках», действующими отдельно от своего корабля…
– Интересно девки пляшут, – прочувствованно произнес дядя Вова, который тоже во все глаза следил за этой торпедной атакой. Теперь старшина перешел с кормы в нос, чтобы поработать «Печенегом» по новому целеуказанию Лода.
А целеуказание было таким: «Бить по веслам!»
Нам повезло – на втором галеасе «медноруких» солнечной пушки не было.
Вместо нее в центре композиции находился многоствольный автоматический стреломет. При помощи этой дьявольской машинки галеас сеял смерть и разрушение на палубе «Любовницы ветра».
Напомню, что в первые минуты боя «Любовница ветра» перебила экипажи обеих шлюпок, направлявшихся к ней с галеаса стражников, а затем продолжала отвлекать внимание от атаки «Голодного кракена» чем могла.
Но могла она, увы, немногое.
Под градом двухметровых стрел, сыплющихся на нее с имперского галеаса, «Любовница ветра» чувствовала себя больной и нелюбимой.
И снова нас с дядей Вовой использовали в качестве инструмента контрбатарейной борьбы, как непременно выразился бы мой командир капитан Баранов…
Мы дали по вредному стреломету несколько очередей – из него посыпались бронзовые шестеренки и штырьки, щепки и медяшки.
Ну а потом наш «Кракен», не сбавляя хода, дал право руля, и мы с дядей Вовой едва не вылетели за борт – естественно, из-за крена!
Тут же форштевень корабля обрушился на весла по правому борту второго галеаса. И мы начали ломать их, одно за другим, как спички!
Обращаю ваше внимание: Лод шел на огромный риск, направляя свой галеас между двумя вражескими.
Конечно, один из них тонул и уже практически не управлялся – его неумолимо натягивало течением на скалы Морского Царя.
Но ведь второй корабль, несмотря на утрату главного калибра, был еще достаточно боеспособен!
Мы немедля изведали его ярость на своей шкуре… По «Кракену» били одновременно две уцелевшие катапульты «медноруких», шесть штук станковых арбалетов с вертлюг на планшире и штук тридцать луков!
При всем драматизме предшествующих минут боя, эта, пожалуй, стала самой страшной.
Трещали весла.
Летела щепа с бортов.
Падали замертво лучшие люди Лода.
И я вдруг со всей отчетливостью подумал о том, что ведь скорей всего мы больше никогда не вернемся не то что домой, в Севастополь, не то что на «Ретивый», но даже и в свою каюту на «Голодном кракене»…
В довершение всех бед с борта галеаса к нам полетели абордажные крючья. Отважные слуги императора явно собирались схватиться с нами в рукопашной и выпустить всем кишки!
И тут настоящий подвиг совершил боцман Камель.
Размахивая двумя топорами, он бросился к фальшборту и начал в бешеном темпе рубить абордажные крючья, изрыгая проклятия словно кипящий чайник горячие брызги.
Филигранное мастерство показали и гребцы. Дело в том, что, спасая весла с левого борта, им поначалу пришлось втянуть их на полдлины в порты. Так мы ломали весла вражеского галеаса, сохраняя свои. Но из-за того, что они больше не гребли, а корабль двигался через мешанину переломанных бревен, мы почти потеряли ход. А единственное, что могло нас спасти – это хороший рывок вперед. И вот, осознавая это, гребцы смогли, встав на скамьи в полный рост, начать грести по левому борту веслами, опущенными под острым углом так, чтобы они проходили под килем вражеского галеаса!
Толчок.
Еще один мощный толчок.
Порвались канаты на абордажных крючьях, до которых еще не добрался Камель, объятый по самые брови боевым безумием.
И «Голодный кракен» прыгнул вперед – вперед, туда, где кипели волны на рифах!
Я весь сжался, ожидая удара.
Но, бешено вращая рулевое колесо, Лод собственноручно швырнул корабль влево.
Мы навалились скулой на шпирон галеаса «медноруких».
Мы вырвали якорь из их клюза.
Мы наконец-то потеряли треть весел с левого борта раздробленными об их киль.
Но, подхваченные попутным водоворотом, мы все-таки проскользнули вперед и вырвались на чистую глубокую воду. А потерявший управление галеас врага, имя которого я так никогда и не узнал, пошел лагом и с маху ударился о камни, о черную корону зловещего Морского Царя…
Вот и все. Таким был итог всех наших геройств.
Оба великолепных имперских галеаса остались на рифе. Один – полузатопленный. Другой – на плаву, но все равно обездвиженный.
Теперь им стало совсем не до нас, не до нашего золота.
Они боролись за живучесть.
Они бегали и кричали.
Кое-кто еще постреливал нам в спину – чисто из врожденной злобности. Но это было, конечно, уже не то.
Мне вспомнилось, что картежники, которых на «Ретивом» было полным-полно, любили приговаривать, мол, «новичкам всегда везет». Теперь я доподлинно знал: больше всех везет негодяям…
Часть третья
Глава 1. В поисках капитана Узо
Город Офир
Империя Алхимиков
В тюрьме было холодно и скучно. Не говоря уже о том, что там бесконечно кто-то орал, стонал, бормотал и пел! А еще качал права и выл от бессилия.
В тюрьме из рук вон плохо кормили. На завтрак давали жидкую похлебку из гнилых овощей, а на ужин – вы не поверите! – не шибко свежие устрицы, в комплекте с которыми шла глиняная кружка обжигающе кислого лимонного сока. Комплимент от шеф-повара, дорогие товарищи.
В первый день меню мне даже понравилось. Я бы не сказал, что в родном российском флоте нам дают устрицами пообжираться. Да и во дворце Бин Назима нам устриц не подносили, хотя казалось бы. А тут, среди грязи, навязчивых насекомых и душной жары – как у аристократов! Устрицы!
Однако на четвертый день я уже не мог устриц видеть. А на пятый меня тошнило от одной мысли о них… Но это я забегаю вперед.
Вы, может, спросите, а зачем с устрицами давали лимонный сок? Что это еще за причуда?
Затем, что, как оказалось, без лимонного сока сырых устриц вообще жрать невозможно. А с ним – ну хоть как-то, зажав нос…
Тюремщики наши это, конечно, знали – просто не хотели, чтобы заключенные передохли от истощения, не дождавшись публичной казни.
В общем, наигрались мы с дядей Вовой в аристократов по самое не могу. А из устричных панцирей насыпали в углу камеры целый курган…
Тут у тех, кто читает эти строки, может сложиться впечатление, что нас с дядей Вовой держали как вип-узников или что-то около того (ну, раз устрицы давали).
Ответственно заявляю: это совершенно ложное впечатление!
Позднее выяснилось, что устрицы и лимоны – это самые бросовые позиции продуктового рынка Офира. Почему? Да потому что география! Морские подходы к Офиру окружены необъятными устричными отмелями, а протяженные нагорья, отсекающие город от бескрайней пустыни на юге, сплошь заросли лимоновыми рощами.
То есть в офирской тюрьме нас кормили, как и в любом другом нормальном месте лишения свободы: неликвидом, объедками и опивками.
Но что еще за Офир?! Как два бравых морпеха вообще оказались в тюрьме вместо своей каюты на «Голодном кракене»?!
Всё по порядку…