В соответствии с моим компасом, нам нужно было продвигаться на север.
Мы проезжали мимо одиноких домов, где люди влачили убогое существование, живя с козами и другим истощенным скотом. Наши первые иракцы. На них мы настраивали свои бинокли и пулеметы, но они только махали руками. Мы им тоже в ответ махали, в знак благодарности за прием, и продолжали ехать на север со скоростью сорок миль в час. Как гласили разведданные, это был иракский пустой квадрат, огромная, малонаселенная пустыня. К полудню я увидел больше людей, чем видел за все свое пребывание в Афганистане. Тогда нам впервые пришло в голову: гражданское население Ирака будет в войне главенствующим фактором.
Мы ехали вдоль песчаного моря в машинах, блестящих в полуденном солнце. Благодаря некоторым особенностям рельефа мне удалось точно определить наше местонахождение на карте.
Смотря в бинокль, я видел черные пятна людей у шлагбаума. Под прикрытием вертолета «Кобра» мы отправили к огороженной территории переводчика.
Иракцы сказали, что им приказали охранять пути сообщения от американцев, но единственное, чего они хотят, — это вернуться в свои дома, к своим семьям. Мы проехали шлагбаум, охрана улыбалась нам вслед и махала рукой.
Несколькими минутами позже наши морские пехотинцы, едущие в загруженных до предела грузовиках, засекли три мины, торчащие на каменисто-песчаной поверхности нашей дороги. Или они были там уже давно, или их просто наспех понатыкали. Кольберт пометил их.
Дело шло к закату, мы сбавили скорость, так как через несколько километров нужно было пересекать автостраду-8. Это была современная автострада — шесть полос, ограждения и разделяющая полоса между проезжими частями магистрали — она вела от Басры до Насирии и затем в Багдад.
Для разведывательных команд дороги, подобные этой, — зона повышенной опасности, препятствие, которое нужно преодолевать с особой осторожностью.
Мы подобрались к автостраде, планируя послать машины на западный и восточный участки, чтобы всем остальным можно было спокойно пересечь ее под охраной с флангов. Как только мы покинули зону относительной безопасности в пустыне и уже практически подъезжали к автостраде, увидели два грузовика, едущих вверх по дороге, на восток. Они все приближались к нам, поехали почему-то по тротуару. Я посмотрел в бинокль. Машины очень похожи на «Тойоту Лендкрузер», окрашены в светло-коричневый цвет пустыни и с кучей народу внутри. Народ — классический образец иракских военнослужащих. Несколькими днями позже такие грузовики будут исчезать в огненных шарах при приближении к нам на милю по периметру, но пока был только первый день войны. Убийство и разрушение еще не стали нашим ежедневным делом. Мы тренировались в сборе информации и посылали ее командирам боевой части, которые курировали нашу деятельность. Поэтому, когда грузовики переваливали через очередной холм, команда вела наблюдение — вместо того чтобы открывать огонь, мы рапортовали обо всем, что увидели. Я выслушивал тщательные описания грузовиков по радио и удивлялся, почему та сторона не открывает огонь.
Но вообще-то я был доволен. И у нас, и у противоположной стороны хватило трезвости ума не начать пальбу.
Мы увидели клубы дыма на востоке и для выяснения причины прибегли к самому лучшему источнику информации. «Би-би-си» говорила о приближении войск к Насирии, расположенной в пустыне к западу от нас; о морских пехотинцах, захватывающих портовый город Умм-Каср к югу от нас; и о нескольких нефтяных полях, горящих в Румайле — вот он, вероятный источник дыма вокруг нас. Они также сообщали о заявлении Центрального командования об уничтожении тысячи реактивных снарядов «Томагавк». Мы с Уинном, улыбаясь, переглянулись. Чем больше оружия уничтожат, тем меньше его будет направлено против нас.
К утру я был уставшим, напряженным до предела и вымазанным в красноватую грязь.
Было 4+24, полный день с начала миссии.
23
НАША МИССИЯ ПРОДОЛЖАЛА ПРЕТЕРПЕВАТЬ ИЗМЕНЕНИЯ. Предполагалось наше перемещение через болота для разведки периметра моста Чибайиш, но сейчас единственным директивным указанием была «охрана фланга ПБГ-1».
Восход ознаменовался группой людей, появившихся вдалеке.
Мы еще не привыкли к появлению на горизонте иракцев, особенно солдат, так что двинулись к ним на перехват. Люди увидели нас и сразу же бросили свое оружие.
Мужчина в возрасте стоял в нижнем белье, махал нам рукой и что-то кричал. Через Миша нам удалось узнать, что эти люди служили в Пятьдесят первой механизированной пехотной дивизии, базирующейся вокруг Басры. Их подразделение сдалось, было разгромлено почти без единого выстрела, и теперь они шли пешком в свои деревни у Евфрата, рядом с Насирией, это еще сотня километров или больше через голую пустыню. У них почти не было воды.
Последнее, что мне было сейчас нужно, — это тащить за собой пленных. Только этого нам не хватало! Разведка — это глаза и уши десантной группы.
— Подкиньте им гуманитарик, — сказал я.
«Гуманитарик» — это на нашем сленге гуманитарный паек, желтая пластиковая коробка размером с телефонную книжку небольшого города.
Все приближающиеся иракцы видели нас и боялись за свои жизни. Они меняли курс и пытались обходить нас стороной.
Многие размахивали над головами американскими пропагандистскими листовками, как будто те были гарантами безопасного передвижения. Они говорили, что самолеты выбросили миллионы листовок над бараками и базами вокруг Басры. Листовки обещали: американские вооруженные силы отпустят всех сдавшихся иракцев и убьют любого, выбравшего сопротивление. Солдаты еще помнят войну в Персидском заливе и понимают всю серьезность угрозы. К вечеру мы успели пообщаться с солдатами трех иракских дивизий: Пятьдесят первой механизированной, Шестой бронетанковой и Одиннадцатой пехотной — все рассказывали одну и ту же историю. Наша психологическая кампания в южном Ираке оказалась успешной.
Приперев к стенке большую группу солдат, мы отбирали у них оружие, обыскивали, стараясь найти все, что может пригодиться разведке, выдавали гуманитарные пайки и пополняли их запасы воды. Многие удивленно таращили глаза: вместо стрельбы мы их кормим. Подросток, одетый в военные штаны и футболку с надписью «Джейнсвилль, Висконсин, Христианская Ассоциация Молодых Людей», засмеялся и с улыбкой крикнул: «Я делаю любить Джордж Буш».
У многих были с собой противогазы. Идя через пустыню, они избавлялись от всех вещей, без которых могли обойтись, но не от оружия, воды и противогазов. Я заметил, что один мужчина, стоящий в сторонке, был гладко выбрит, на нем была военная парадно-выходная рубашка. Он всегда поворачивал голову в ту сторону, из которой доносилась наша речь, было ощущение, что он понимает английский. Я представился, мы пожали друг другу руки. Он был командиром батальона, полковником, и большинство солдат были его подчиненными. Он поблагодарил нас за доброе к ним отношение, я ответил, что мы, как солдаты, имеем больше общего с другими солдатами, чем с другими людьми в нашем обществе. Я спросил его насчет противогазов — не думает ли он, что американцы будут использовать против Ирака химическое оружие.
— Нет, — ответил он. — Мы думаем, Саддам будет использовать его против вас, а мы в это время застрянем как раз посередине.
В конце концов около трех часов дня мы получили приказ двигаться дальше. Нам было предписано ехать на запад и продолжать разведку северного направления, двигаясь к болотам Чибайиша. Я наклонился к карте и, прищуриваясь, пытался найти название русла реки: «Мать истока всех каналов».
Ведущий «Хаммер» неуверенно въехал на железнодорожный мост Эр-Ратави. Казалось, водитель утратил психологическое равновесие, потому что его «Хаммер» вдруг прибавил скорость и отъехал в сторону, чтобы не наворотить чего-нибудь и уступить дорогу всем остальным. Когда наша машина, с Уинном за рулем, взобралась на мост и колесами нужно было угодить в колею, я прижался к спинке сиденья и посмотрел на воду внизу. От наших шин до края моста было по шесть дюймов.
В обволакивающей и успокаивающей темноте мы расположились по обоим берегам Саддамского канала и начали подготовку к грядущей ночи. Нашей миссией было просто наблюдать за северной частью канала и в случае каких-либо движений с иракской стороны против ПБГ-1, расположенной к югу и западу от нас, бить тревогу.
Ночь была тихой, и, когда взошло солнце, я выкинул в воду все изъятые у иракцев АК-47.
23 марта наша миссия полностью изменилась. Во время планирования военных действий в Кувейте и в течение первых дней войны мы постоянно делали одни и те же ошибки: считали, что иракские военные будут поступать так, как мы бы поступили на их месте. Если бы иностранная армия начала атаку Вашингтона с юга, любой американский офицер в любой гипотетической военной игре рекомендовал бы взорвать мосты через реку Потомак, превращая, таким образом, реку в естественное препятствие между врагом и его целью. Мы думали, иракцы поступят так же и с Евфратом.
В воскресное утро мы поняли: мосты в Насирию не тронут. Мы возвращались уже изведанной тропой, опять на юг, радуясь нашей удаче и даже не подозревая, по крайней мере, на моем уровне, что иракцы могут на самом деле хотеть, чтобы мы пользовались мостами в Насирию.
На рассвете мы пересекли «Мать истока всех каналов» и на автостраде-8 влились в поток нашей военной техники. Танки стояли вперемешку с квадратными британскими грузовиками и бронетанковой техникой польской армии, сделанной в Советах. Поляки нас всегда пугали, так как иракская армия использовала ту же боевую технику. Весь этот компот отправился в дорогу, передвигаясь со скоростью тридцать-сорок миль в час. Автострада-8 сейчас очень сильно начала походить на скоростную автостраду Санта-Моники в фильме «Армагеддон». Мы с Уинном очень сильно удивились, обнаружив через каждые несколько миль дороги зоны отдыха для путешественников — пластиковые столы с разноцветными зонтами и большими картами Ирака.