«Сорокапятка» звонко ударила, посылая фугас. В тот же момент палуба под ногами лейтенанта поднялась дыбом. Тело лейтенанта с оторванными ногами сбросило в воду, пушку сорвало с тумбы. Заряжающий, зажимая уши, из которых текла кровь, шагнул с борта в море, которое плескалось на уровне палубы.
Его подобрали на плот и торопливо заработали веслами, удаляясь от тонущей «Касатки». Она уходила под воду тяжелой кормой вниз. В водовороте крутились деревянные обломки, мелькнуло грузное тело капитана в неизменном кителе, затем все исчезло в огромной воронке.
С подлодки еще дважды ударила пушка, перевернула один из плотов, убив и контузив несколько человек, но времени для расправы с остальными у рыжебородого капитана не оставалось. Заплата и клепки пропускали воду, предстояло уходить надводным ходом со скоростью не более восьми узлов. Небо ясное, и встреча с русским самолетом не принесет ничего хорошего. Зенитный автомат вышел из строя, пулеметов нет, а громоздкая 88-миллиметровка не самое эффективное оружие против пикирующих бомбардировщиков.
Скорее бы наступала темнота! Но дни были еще длинные, а ночи светлые. Занятые ремонтом матросы напряженно вслушивались, кто-то молился. Рыжебородый капитан, в возрасте двадцати четырех лет, выпил со старшим офицером по несколько стаканчиков коньяка. Команде налили рома.
– Наши давно бы прислали самолеты с бомбами, — сказал старший офицер. — А русские все телятся. Может, у них самолетов не осталось?
– Может быть, — пожал плечами капитан.
Его не покидало скверное предчувствие. Чудес не бывает. Лодку наверняка ищут, и дай бог, чтобы не нашли до ночи. Обходя в очередной раз отсеки, капитан увидел плачущего акустика, семнадцатилетнего мальчика.
– Ты так испугался, Курт? Вытри слезы.
– Нет, я не боюсь, Просто жалко мать.
– Ты к ней вернешься.
Через час капитану доложили, что слышен звук приближающегося самолета.
– Поднимайте красный флаг. Ох, черт, мы не замазали свастику на верхней палубе. Срочно замазать! Людям, не занятым ремонтом, подняться наверх с автоматами.
Пикирующий бомбардировщик Пе-2 свалился на левое крыло, осмотрел подлодку. Его смутил красный флаг, но сквозь свежую краску отчетливо проступала свастика.
– Топи ее к гребаной матери, — скомандовал штурману командир экипажа.
Машина, умело уклоняясь от снарядов носовой пушки и не обращая внимания на автоматную трескотню, сбросила четыре стокилограммовые бомбы. Одна из них рванула впритирку к борту, проломив огромную дыру. Лодка быстро заполнялась водой, затем исчезла в водовороте. На поверхности плавали десяток матросов и старший офицер.
– Сбросим две оставшиеся бомбы? — спросил штурман.
– Валяй. Этих сволочей жалеть нельзя.
Две «сотки» добили почти всех выплывших, остальные тонули, скованные ледяной водой. Утром скоростной катер подобрал тело старшего офицера, кое-какие документы и другие доказательства уничтожения подводной лодки.
Глава 9Привет, союзники!
Уничтожение вражеской подводной лодки — событие значимое даже в масштабах флота. Это не танк и не самолет. Угробить подводную гадюку, за которой числится не один потопленный корабль и сотни погибших людей, очень непросто. Тем более У-174 и ее рыжий безжалостный капитан были хорошо известны. Вырвись он из ловушки, и спустя месяц-два он снова продолжил бы свою волчью охоту.
В братскую могилу уложили два десятка десантников и моряков. Сколько-то попали в госпиталь. Еще несколько дней море выбрасывало тела погибших, в том числе хорошего парня Костю Веселкова. Под винтовочные залпы их хоронили рядом. Выросло целое кладбище.
Насчет наград на этот раз не скупились. Неизвестно, сколько орденов осело в штабе, но командир бригады морской пехоты Юшин и командир спецотряда Маркин получили ордена Красного Знамени. Капитана погибшей «Касатки» Ефрема Васильевича Будько, лейтенантов Костю Веселкова и Степана Осокина наградили посмертно орденами Красной Звезды.
Слава Фатеев получил новенький, еще редкий орден «Отечественной войны» 2-й степени. Орден был престижный, сверкал, переливался серебряными лучами и горел алой эмалью.
– Я бы с тобой поменялся, — благодушно шутил подвыпивший довольный командир отряда Маркин.
Операция сделала отряд известным. По слухам, Юшина и Маркина пригласили на прием союзники и тоже обещали награды.
Николай Слобода не принимал непосредственного участия в операции, но политотдел настоял, что он достоин ордена за добросовестное воспитание личного состава. Пеклись они больше о себе, сумев выбить для штабных политотдельцев несколько орденов и медалей. В такой ситуации нельзя было обойти и Николая Слободу.
Политрук, опасаясь потерять авторитет, пошатнувшийся после истории с Алей Величко, упорно отказывался, но орден Красной Звезды ему вручили прямо в штабе. Бойцы отряда и моряки (погибшие и живые) почти все были награждены медалями.
Почти анекдот получился со старшим лейтенантом Кулаевым. Начальник оперативного отдела, прочитав его рапорт о смелой атаке и уничтожении лично им двух фашистских моряков, не выдержал и вызвал орденоносца к себе. Он уже знал от Маркина о реальной роли Кулаева в операции и обрушился на него:
– Сукин ты сын, едва все дело не завалил.
– Кто знал, что фрицы засаду с пулеметами выставят. Я вместе со всеми в атаку бежал, все боеприпасы израсходовал, двух фашистов уничтожил.
– Не ври. Ты в небо палил, а застрелил пленного. В общем, от должности я тебя отстраняю, а там видно будет.
Начальник оперативного отдела, молодой капитан второго ранга, мог сгоряча разжаловать трусливого старшего лейтенанта, но вмешался политотдел. Комиссар терпеливо объяснил, что Кулаев — разведчик никудышный, но в уничтожении подводной лодки участвовал, хотя больше мешал.
– Надо его медалью хотя бы наградить, чтобы разговоров лишних не было. Сам понимаешь, авторитет штаба…
– Я бы его пинком под зад наградил, — вскипел начальник оперотдела, — и пару кубарей снял.
После долгих споров судьба Вадима Аркадьевича решилась следующим образом. Старшего лейтенанта и двух его помощников наградили медалями «За боевые заслуги» (одного посмертно), а Кулаева перевели на дальний участок в батальон береговой охраны на должность командира взвода.
Он служил там до осени, обиженный на всех, ненавидел свою новую должность, начальство, видел в любой фразе издевку и крепко запивал. Проверяя посты, брел по пустынному берегу и, отхлебывая из фляжки, бормотал:
– Нашли козла отпущения.
Рассеянно проходил мимо поста. Матросы его окликали:
– Все в порядке, товарищ старший лейтенант. Море чистое, происшествий нет.
– Это хорошо. Сухой паек получили?
– Так точно.
– А винтовки почищены?
– Конечно, — уже не удивлялись странным вопросам моряки. — Можете глянуть.
– Не надо. Я людям верю. Не то что некоторые.
И шел дальше, заметно пошатываясь. А краснофлотцы, глядя вслед, негромко замечали:
– Сопьется наш взводный. Командир роты ему уже вздрючку давал, не помогает.
– Винтовки его наши заботят. Они всегда почищены. А у него пистолет уже ржавчиной покрылся, ходит и спит на ходу.
После выхода Приказа № 0027 Верховного Главнокомандующего «Ни шагу назад» подтягивали дисциплину. Неизвестно, как сложилась бы судьба Кулаева, но он попал под бомбежку и лишился по локоть левой руки.
В свое родное село на Вологодчине вернулся с протезом лишь к весне. Встретили его с почетом: фронтовик, офицер, орден, две медали. Избрали председателем небольшого сельсовета. На многочисленных гулянках Кулаев рассказывал, как под его руководством утопили немецкую подводную лодку. А вот ему не повезло, лишился руки, иначе ходил бы в капитанах третьего, а то и второго ранга.
– Зато живой, — утешали его односельчане.
– Вам бы кораблем командовать, Вадим Аркадьевич, — льстили женщины. — Там бы вы развернулись.
В их словах таилась скрытая насмешка. Натуру Кулаева давно раскусили.
Бывший герой целыми днями отсиживался в своем кабинете за столом, покрытым зеленым сукном, и смотрел в окно, за которым шел бесконечный мелкий дождь. Вздыхая, звал счетовода, выпивали вместе по стакану самогона, закусывая холодной картошкой, и курили, рассуждая о делах на фронте. Вечером за Кулаевым приходила жена (к тому времени он женился), вытаскивала его из-за стола и вела по переулкам домой.
– Опять напился, — укоряла она. — А ведь у нас дитя скоро родится.
– Хорошо, — мотал головой бывший старлей. — Спать хочется… а перед этим щей похлебать.
Так сложилась судьба никудышного моряка и разведчика Кулаева. Но он все же выжил, чего не суждено многим бойцам «Онеги».
Командира бригады Юшина, капитан-лейтенанта Маркина и главстаршину Фатеева пригласили на обед в американское представительство. С ними также был начальник оперативного отдела, капитан второго ранга. Фатеев целый день готовился, получил новенькую форму, тщательно побрился, а затем все втроем отправились на прием.
Больше всех волновался Никита Васильевич Маркин.
– Я же по-английски ни бельмеса.
– Они почти все говорят по-русски, — успокаивал его капитан второго ранга. — В крайнем случае, я переведу.
– Ох, зря Николая Слободу не пригласили. Он грамотный мужик, дипломатию знает.
– Я предлагал, но американцы не хотят вмешивать в это дело политкомиссаров. Кроме того, Слобода не участвовал в операции.
Слава Фатеев, в новенькой куртке, в бескозырке с золотыми буквами «Северный флот» и со сверкающим орденом Отечественной войны, чувствовал себя уверенно.
– Ты там лишнего не болтай и на еду с коньяком не налетай. А то подумают, у нас все обжоры и пьяницы.
– Бросьте, Никита Васильевич, — обиделся Славка. — Я вас когда-нибудь подводил?
Встреча прошла просто и непринужденно. Старший из американцев, подтянутый полковник, произнес небольшую речь о боевом содружестве, расхваливал моряков отряда «Онега», а затем вручил награды. Начальник оперативного отдела и командир бригады Юшин, как старшие офицеры, получили ордена, капитан-лейтенант Маркин — медаль. Видимо, субординация в отношении наград соблюдалась четко. Главстаршина Фатеев, не относящийся к офицерскому составу, получил почетную грамоту с благодарностью от имени конгресса Соединенных Штатов.