«Джафир! Я больше никогда сюда не приду. Никогда! Забуду всё, что связано с этой долиной, и тебя тоже!»
Увы, даже пылая гневом, я мечтала, чтобы он вернулся. Тосковала о том, как хорошо нам было вместе.
Открылась дверь, которую больше не удастся закрыть, как бы я ни злилась. Джафир был повсюду: в моих мыслях, в запахе волос, пальцах, глазах. Воспоминания о нём заполонили уголки памяти, где раньше никто не бывал, только всё это больше не имело значения. Я уставилась на пустой мешок, который сжимала побелевшими пальцами.
— У нас нет будущего, Морриган. Нет, и никогда не будет.
Я, вздрогнув, вскинула голову. Он стоял в дверях — высокий силуэт на фоне яркого дня. Я знала: Джафир прав. У нас нет будущего. Я никогда не смогу войти в его дом, в его семью, как и он в мои. И что нам оставалось?
Я встала:
— Почему ты вернулся?
Джафир шагнул в прохладу комнаты.
— Потому что… — Его брови сошлись в одну линию, всё ещё сердитые глаза потемнели, словно грозовые тучи. — Потому что не смог тебя бросить.
Он приблизился почти вплотную. Его взгляд был проницательным и пытливым. И хотя в отношениях между мужчиной и женщиной для меня оставалось много неясного, я понимала, что хочу этого парня. И знала, что он тоже хочет меня.
— Прикоснись ко мне, Джафир, — попросила я. — Прикоснись так же, как вчера.
Он заколебался, бурно дыша, а затем медленно провёл дорожку по моей обнажённой руке, следуя взглядом вдоль линии, словно запоминал её. Потом развернулся и, пройдясь вдоль ключицы, остановился в ямке у горла. Яркая горячая волна, вспыхнув, затопила меня изнутри, и пальцы, ослабев, выронили мешок на пол.
Я положила руки ему на грудь, пальцы затрепетали от обжигающего ощущения его кожи, от быстрого биения его сердца. Ноздри наполнил запах земли, окрестностей и пота — всего того, что было Джафиром. Встретившись посередине, мои горящие ладони медленно побрели вниз, по его рёбрам и брюшным мышцам. Дыхание Джафира сбилось, он обхватил моё лицо, провёл пальцем по щеке. Наши губы сблизились, но сбились с пути, и мы столкнулись носами, затем я отвернулась в одну сторону, он — в другую, и мы поцеловались, сплетаясь языками. Пробовать друг друга на вкус, исследовать и открывать так, как никогда раньше, казалось таким естественным.
Скользнув по моей спине, его сильные руки прижали меня к нему, а губы принялись порхать по моим щекам, векам, вискам и всему, что между.
Я больше не думала о том, что мы из разных миров и у нас не может быть будущего. Остался лишь тёплый свет по ту сторону век, тихий шёпот у меня в ухе, мимолётная полнота наших ощущений. Наши прикосновения стали даже откровеннее, чем вчера.
Глава девятая
Морриган опустилась на колени позади меня и закрыла мне глаза.
— Не подсматривай.
— Не буду, — пообещал я и, поймав её ладонь, поднёс к губам.
— Джафир, не отвлекайся, — вырвалась она.
Я усадил её на себя и, осыпая её лицо поцелуями, прошептал: «Твой вкус — всё что мне нужно».
Морриган с улыбкой обвела мой рот пальцем.
— Но однажды ты будешь рад ягоде, чтобы утолить жажду.
— Ты…
— Джафир!
Морриган, выпрямившись, оседлала мой живот и приложила мне к губам палец, приказывая молчать.
Я послушно закрыл глаза.
Как-то я спросил её о Знании, о даре, которым, по слухам, обладает сиарра Харрика Великого. Морриган нахмурилась и ответила, что этот дар есть у многих Выживших, просто часть ищет его настойчивее других.
Вот здесь, — пояснила она, легко положив ладонь мне на рёбра. И здесь, — продолжала она, положив ладонь мне на грудину.
Точно так же научает меня моя ама. Это язык Знания, Джафир.
Язык столь же древний, как сама Вселенная. Это умение видеть без глаз.
И слышать без ушей.
Именно оно привело меня в эту долину. Именно так когда-то выжили Древние. И теперь выживаем мы.
Доверяй силе внутри себя.
Теперь она пыталась привести на путь Знания меня.
Морриган уже рассказала многое: о разнице между питательными ягодами и ядовитыми, о свойствах танниса в зависимости от времени года, о богах, управляющих всем в мире. Последние месяцы я каждое утро отправлялся в наше укромное ущелье, чтобы побыть с ней. Морриган завладела моими мыслями и моими снами. Всё изменил тот день, когда увидел её со своей пращой и заключил в объятья. Перемена пугала, я не узнавал себя, но с тех пор ежедневно приезжал к руинам, думая лишь о том, чтобы снова обнять и поцеловать Морриган, услышать её голос, увидеть, как она смеётся.
Ещё в нашу первую встречу она вызвала во мне живой интерес, но теперь я нуждался в ней, будто ворон в небе. Мы играли в опасную игру, и с самого начала знали, что так не может продолжаться вечно, но я стал задаваться вопросом: а вдруг? И она тоже. Мы говорили о своих чувствах. О любви. Была ли это она? «Я люблю тебя, Джафир», — повторяла Морриган по сто раз на дню, просто чтобы насладиться звучанием этих слов.
Смеялась, а потом повторяла их снова, серьёзно глядя мне в глаза: «Я люблю тебя Джафир де Алдрид». И сколько бы раз она их ни произносила, мне всегда было мало.
— А теперь что слышишь? — спросила она, положив мне ладони на грудь.
Я не слышал ничего, кроме цвирканья какого-то жука вдалеке, шумного дыхания моей лошади, шелеста луговой травы на ветру… а затем Морриган сунула мне в рот сочную сладкую ягоду.
— Знание взывает к тебе, Джафир. Шепчет, присоединяясь к голосу ветра: «Вот я, отыщи меня». Прислушайся.
Но я слышал только Знание несколько иного рода, недоступное даже Морриган, Знание, которое казалось столь же незыблемым и извечным как сама земля. «Я твой, Морриган, твой навеки… — шептало оно глубоко внутри меня, — и даже после того, как погаснет последняя звезда во Вселенной, всё равно буду твоим».
Глава десятая
Ещё когда я была маленькой, Ама рассказывала мне истории о прежнем мире. Сотни историй. Порой отчаянно нашёптывала их в темноте, чтобы я успокоилась и плачем не выдала наше укрытие стервятникам, проезжавшим слишком близко. Но в основном развлекала ими в конце очередного долгого дня, чтобы я позабыла о голоде.
Я цеплялась за её истории, пусть даже в них говорилось о незнакомом мире, где ярко горели огни, высились башни до небес, летали среди звёзд короли и полубоги… и жили принцессы. Рассказы Амы делали меня богаче любого правителя любого великого королевства. Только их не могли украсть даже стервятники.
Давным-давно, дитя, Очень, очень давно, Семь звёзд упали с небес.
Одна, чтобы сотрясти горы, Одна, чтобы вспенить море, Одна, чтобы взорвать воздух,
И четыре, чтобы испытать сердца людей. Тысячи ножей света
Превратились в облако, пылающее, кружащее, Словно голодное чудовище.
Только маленькая принцесса обрела милость, Принцесса, вот такая, как ты…
Ама рассказывала, что Великая буря продлилась три года. После неё осталось немного тех, кто мог о ней поведать, и ещё меньше тех, кто захотел бы. Всё прочее заслонило одно — борьба за выживание. Когда началась Буря, Ама сама была лишь ребёнком, и её воспоминания нечётки, но она восполняет их подробностями, узнанными потом, а ещё часть привнесена сиюминутными нуждами, но посыл всегда один и тот же: благословенные Выжившие уцелели и останутся на этой земле, какие бы испытания им ни выпали.
Но уцелели не только мы. Уцелело то, чего нам приходится остерегаться. То, из-за чего моя вера в Выживших пошатнулась, после того как папа погиб под копытами лошади, после того как похитили Венду, после того как у Рианны одним росчерком клинка отобрали ягнёнка и саму жизнь.
Это тоже стало преданиями и Ама поручает их рассказывать нам, говоря: «Мы уже столько потеряли. Нельзя забывать свои корни, иначе повторим те же ошибки. Наши легенды нужно передать сыновьям и дочерям, иначе через поколение от истории, от правды, не останется ничего».
Итак, пока мы с Джафиром исследовали маленькое ущелье, ставшее нашим миром, я рассказывала парню истории.
— Никогда не слыхал о стеклянных башнях, — хмыкнул он, слушая о месте, где когда-то жила Ама.
— Но руины ведь видел? Скелеты, когда-то одетые стеклянными стенами?
— Скелеты видел, но не более того. С ними никаких историй не связано.
Я слышала по голосу, что он стесняется — вернулся тот самый ершистый мальчишка, с которым я познакомилась так давно.
Я обняла его за пояс, прижалась щекой к его тёплой спине.
— Истории всегда с чего-то начинаются. Возможно, эта начнётся с тебя?
Я почувствовала, как напряглись его плечи. Как он ими пожал. Высвободился из моих объятий, внезапно повернулся.
— Айда проедемся. Хочу тебе кое-что показать.
— Куда? — подозрительно полюбопытствовала я. В нашем маленьком ущелье уже не осталось ни одного неисследованного уголка.
— Недалеко. — Он взял меня за руку. — Обещаю. Там озеро, оно…
Я, нахмурившись, вырвалась. Мы уже говорили на эту тему. Наш маленький мирок день ото дня казался теснее. Джафир стремился раздвинуть его границы. Он привык свободно скакать по открытым равнинам и полям, а я не могла так рисковать.
— Джафир, если меня кто-нибудь увидит…
Притянув меня к себе, он закрыл мне рот поцелуями.
— Да я, скорее, собственное сердце вырежу, чем поставлю тебя под удар. — Джафир погладил меня по голове. — Не рискну ни единым твоим волоском, даже выпавшей ресничкой. — От его нежного поцелуя во мне разлился жар.
И вдруг Джафир отпрыгнул, поднял руки, напряг мышцы.
— Взгляни! — На его губах играла лёгкая улыбка. — Я сильный! Я грозный воин!
— Глупыш! — рассмеялась я.
Он напустил на себя потрясённый вид и с притворным страхом посмотрел в небо:
— Побойся богов!
Похоже, я рассказала ему слишком много историй. Его улыбка поблёкла.