Теперь Памела жила в маленьком убогом домике, прятавшемся под ветвями огромного каучукового дерева, про которое я даже не знаю, как оно выглядит; где в России можно увидеть каучуковое дерево? Она снимала квартиру на первом этаже вскладчину с двумя мужчинами. Спала ли она с ними? Не знаю. Ее мечта о солидной буржуазной жизни в собственном доме рухнула. Бумаги о наследстве ходили по судам два года. В конце концов она сдалась и подписала обязательство выплатить долги Моррисона. Только теперь кредиторы согласились на то, чтобы она получила свою долю в наследстве. Первая выплата составила двадцать тысяч долларов – солидные по тем временам деньги. Памела тут же истратила их, купив себе самый лучший героин, дорогую шубу и ярко-желтый автомобиль «фольксваген-жук». Все-таки зачем ей была нужна шуба в Лос-Анджелесе?
Люди, встречавшиеся с ней в начале семидесятых, описывают ее как человека, который немного не в себе. Она намекала Диане Гардинер, когда-то бывшей пресс-секретарем Jefferson Airplane и Doors – и не только ей одной, а еще и адвокату Максу Финку, – что это она, Памела, виновата в смерти Моррисона, потому что той ночью он нашел у них дома тридцатипроцентный отборный героин, а она побоялась сказать ему, что это такое. Якобы он решил, что это легкий кокаинчик, которым так приятно подышать перед сном. Героин в Париже поставлял ей ее граф. Кое-какие детали, на первый взгляд, подтверждают эту версию: граф де Бретей, вернувшись с рю Ботрейн, 17 в отель к Марианне Фэйтфул, решил немедленно смываться из Франции. Но он мог бежать не потому, что знал, что убил своим героином Моррисона, а, так сказать, из общих соображений. Он мог опасаться, что полиция после смерти американской рок-звезды начнет трясти всех наркодилеров подряд и доберется до него. Чего он опасался на самом деле, нам узнать не дано, потому что через год граф умер от передозы. Памела же никому никогда не рассказывала о событиях той ночи с полной ясностью и точностью, потому что в ее поврежденном сознании ясность и точность отсутствовали. Люди домысливали ее намеки. Иногда она сидела целыми днями у телефона, ожидая, что мой единственный позвонит мне. У нее был секс с Дэнни Шугарменом, который мальчишкой примкнул к группе и одно время отвечал на письма поклонников в офисе Doors. После секса она сказала ему, что если бы он видел нас сейчас, то убил бы обоих.
Существует черно-белая (а вернее, серая) любительская киносъемка приема на открытом воздухе во французском консульстве в Лос-Анджелесе в 1972 году. На лужайке тесно и оживленно, мелькают лица солидных мужчин в дорогих костюмах и женщин в обтягивающих платьях, подъезжают все новые и новые машины, из них выходят все новые и новые гости, они пьют легкие напитки и говорят друг другу и в камеру разные слова, которые, однако, не доносятся до нас через пропасть времени. Звука нет. Вдруг на несколько секунд в толпе мелькает Памела Курсон. Камера останавливается на ней и держит картинку. Тонкая, хрупкая девушка с длинными, падающими по плечам волосами и узкими незабываемыми глазами смотрит в объектив и улыбается. Думаешь увидеть убитую горем женщину с измученным лицом и кругами под глазами, а видишь красивую девушку с восхитительной улыбкой. Это поражает. Она одна. От ее улыбки еще хуже. Я раз за разом просматривал эти несколько секунд старой хроники, и с каждым разом мне делалось все больнее на нее смотреть. В конце концов я уже не мог выносить ее улыбчивое беззащитное одиночество. Выключив запись и убрав изображение с экрана, я все равно не избавился от этой одинокой хрупкой фигурки; я чувствовал вину и тоску, словно только что бросил в прошлом ребенка.
Памела умерла 25 апреля 1974 года от передозировки героина. Ей было двадцать семь, как и Моррисону. В свидетельстве о смерти указано время, когда она умерла: 22.00. Скорее всего, в этот весенний вечер Памела, как обычно, вколола себе дозу и легла спать. Героиновый сон в последние два года стал ее единственным убежищем, где она могла скрыться от чувства вины, и от одиночества, и от тоски, и от ощущения пустоты жизни. В свидетельстве о смерти ее родители сразу же указали место погребения: город Париж, кладбище Пер-Лашез. Они хотели похоронить ее в одной могиле с Джимом. Ее тело почти два месяца лежало в морге, но собрать необходимые разрешения на перевоз тела во Францию родители не смогли. В конце концов они не выдержали мучительного ожидания, кремировали тело и поместили урну с прахом в нишу на кладбище в городке Санта-Ана в округе Ориндж. На табличке, закрывающей нишу, фамилии Курсон нет. Тут покоится Памела Сюзан Моррисон.
3.
Через тридцать один год после смерти Джима Моррисона, в 2002 году, когда Хэйт-Эшбери уже давно превратился в чистенький благообразный район с кафе и магазинами для туристов (муниципалитет платит играющим тут уличным музыкантам, чтобы сохранить у района хоть какое-то очарование), состоятельный американец по имени Билл Саган за четыре миллиона долларов купил сокровище. Сокровище представляло собой несколько тысяч коричневых картонных коробок, хранившихся на складе на окраине города. Коробки лежали на складе уже десять лет, с того момента, как их вывезли туда новые хозяева концертного агентства Билла Грэма. Им они были не нужны. Сам Билл Грэм в 1991 году погиб в вертолетной катастрофе в Калифорнии, в тех местах, где когда-то стояли его залы «Fillmore» и «Winterland» – первые бастионы рок-революции. К моменту его смерти бастионы уже давно превратились в прах. Зал «Fillmore» в Нью-Йорке был закрыт самим Биллом Грэмом еще в 1971 году в связи с тем, что гонорары рок-музыкантов возросли в сотни раз, и он больше не мог их выплачивать. Зал «Winterland Arena» снесен, на его месте люди теперь едят котлеты в «Burger King». Что касается тысяч коричневых картонных коробок, отправившихся на склад, то в них хранился архив знаменитого продюсера.
Джим Моррисон, чья жизнь проходила в постоянном свете юпитеров, после смерти отступил в тень и туман; Билл Грэм, самый хищный импрессарио рок-н-ролла, после смерти двигался в обратном направлении, то есть из тьмы своей жизни на свет всеобщего знания. Представления и мифы спадали с него, как ветхие одежды. Обнаружилось, что он не был ни хищным, ни злым, ни жадным человеком, хотя и был чистопородным бизнесменом, постоянно думавшем о прибыли; обнаружилось также, что он не был ни урожденным американцем, ни даже Биллом Грэмом. Его настоящее имя Вольфганг Грайонца. Его родители – русские евреи, перебравшиеся в Берлин. Через несколько дней после его рождения отец погиб во время нелепого уличного происшествия. У него было пять сестер. Мать не могла содержать большую семью и отдала сына и младшую девочку в приют. В немецком приюте еврейский мальчик чувствовал себя единственным защитником своей маленькой сестры. Он знал с ранних лет, что положиться может только на себя. В приюте он научился драться.
В начале сороковых годов мальчик Вольфганг Грайонца и его младшая сестра оказались в Париже. Как они туда попали? Неизвестно. Когда в Париж пришли немцы, Красный Крест вывез из города шестьдесят пять детей. Вольфганг Грайонца и его младшая сестра были среди них. Подробности дальнейшего путешествия неизвестны, но маршрут заменяет подробности: Марсель – Тулуза – Барселона – Мадрид – Лиссабон – Касабланка – Дакар – Бермуды – Куба – Нью-Йорк. Это странствие через семь стран пережили одиннадцать детей, в том числе Вольфганг; его младшая сестра умерла в пути. В Нью-Йорке его усыновили добрые американцы, он сменил имя и в 1949 году получил американское гражданство. В 1965 году он уже был вполне успешным менеджером с зарплатой 18 тысяч долларов в год, что в пересчете на нынешние времена составляет почти 200 тысяч; и он бросил бизнес, чтобы стать директором и продюсером в Театре мимов в Сан-Франциско, где его оклад составил 120 долларов в месяц.
Ему было тридцать четыре года, и он, так же как Тимоти Лири, Август Оусли Стенли Третий, Эбби Хофман, Джeнис Джоплин и Джим Моррисон, чувствовал, что перед ним распахивается прекрасный, дышащий влажным ветром и солнцем океан свободы – шестидесятые. Этот жесткий и резкий человек, не склонный кому-либо раскрывать душу, хотел заниматься святым делом – искусством. В виде эксперимента Билл Грэм устроил в Театре мимов представление, в котором принимали участие поэты-битники Лоуренс Ферлингетти и Аллен Гинзберг и молодые рокеры из Jefferson Airplane. Полный успех, великий восторг! Тогда он снял полузаброшенный зал «Fillmore» и начал устраивать концерты. На Кислотных тестах у Кена Кизи он был устроителем, то есть единственным, кто заботился хоть о каком-нибудь порядке. Так он начинал.
Билл Грэм очень хорошо чувствовал тренд. Ржавое железо индустриальной эпохи расцветало пурпурными и черными розами. Зал «Winterland Arena» – второй зал Билла Грэма – переоборудован из старого катка. Лондонский «Roundhouse», где Doors играли во время своего европейского турне, когда-то был локомотивным депо. В Майами Doors играли в заброшенном ангаре для гидросамолетов. Все это означало плавную трансформацию реальности посредством музыки, фантазии и чувства. Жесткий, твердый, окаменевший мир в шестидесятые начинал плавиться, становился текучим и зыбким, принимал удивительные формы.
Этот хищный еврей, которого Дженис Джоплин считала бездушной акулой капитала, всю свою жизнь таскал в темный подвал все, что хоть как-то связано с музыкой, психоделией, движением хиппи, рок-революцией. Знаменитый американский импрессарио, с которым уважительно общались радикал Джон Леннон и агрессор Пит Таунзенд, когда-то в Вудстоке огревший Эбби Хофмана гитарой по голове, в тайне от всех был гоголевским Плюшкиным, который каждую бумажку бережно укладывал в коричневую коробку в темном подвале. Он нес туда постеры, которые выпускал перед концертами, билеты на концерты, майки с портретами музыкантов, проявленные и непроявленные пленки с концертной съемкой и даже бобины, на которых записаны бесчисленные саундчеки знаменитых групп. Возможно, саундчек Doors там тоже есть, и в скором времени мы им насладимся. Билл Саган, обнаружив все это, понял, что потратил деньги не зря.