— Да я б и того… Но… — Дедушка взглянул на солнце: — Времени нету. Сейчас надо в море идти. Мы, мадам, люди занятые, рабочие.
Тут начала давать советы бабушка:
— А вы попросите деда Беззубку. Того, что на воротах сидит, — швейцаром или как там он у них прозывается. Дадите тому старому пьянице на сто грамм, так он вам не то что на гору, — в самую Одессу, на самую станцию отнесет ваши вещи.
— Была я и там! — трагическим голосом произнесла Асикова мама. — Лежит этот Беззубка с синим носом в холодочке и спит. Уже успел налимониться. Я вас очень прошу! — снова обратилась Асикова мама к дедушке.
Дедушка начал собираться в море:
— К сожалению, не могу.
У Асиковой мамы — слезы на глазах. Она поднялась и, тяжело ступая, пошла со двора. Павлик с жалостью смотрел на нее.
— Нигде не встречала таких бессердечных людей, — хныкала она.
Павлик схватил меня за руку:
— Давай поможем! Соберем всех ребят и вынесем.
Мне очень понравилось Павликово предложение. Мы догнали Асикову маму за калиткой.
— Тетя, мы вам поможем. Не волнуйтесь…
Асикова мама не сразу сообразила, о чем мы говорим. Наконец поняв, в чем дело, проговорила взволнованно:
— Ах, какие хорошие мальчики! Ах, какие милые детки! Да я вам на конфеты… я вам на мороженое! Вы меня просто спасете.
— А мы и без конфет, — сказал я. — По-дружески.
И мы с Павликом начали собирать своих ребят.,
НАМ ХОРОШО — МЫ ОСТАЕМСЯ!
Мы со Славиком несем на толстой палке тяжелый чемодан. Славик уже без черной ленты на глазах. Он шел молча, а потом заявил:
— А ну его, мистера Икса. Неинтересно. Если б настоящего нарушителя границы удалось задержать, — вот это было бы дело!
Пот с нас уже просто струится, а мы еще и половины лестницы не одолели. Солнце палит немилосердно. Особенно донимает оно Асикову маму. Она, вся разомлев, несет позади всех разбухшую корзину с персиками и яблоками. При этом она покрикивает на Асика:
— Ты почему идешь словно чужими ногами?
— Жарко.
— Всем жарко! Думаешь, мне холодно?
— Да тяжело мне. Нагрузила меня, как ишака.
Асик еле тащит сумку с книгами и нотами. И зачем он брал с собой столько книг?
— Я тебя нагрузила? — возмущается Асикова мама. — Разве это мои книжки? Свои несешь. Да и сколько их, тех книжек?
— Нужны они мне, — с недовольным видом бормочет Асик. — «Бери… бери — будешь читать»! А я их читал?
— Но кто тебе мешал? Почему ты не читал? У тебя в голове игры да разные глупости. А ноты кто будет изучать?
Асик садится на ступеньку, словно и не видит, как мать волнуется. Она еще больше возмущается:
— Да иди же, иди, а то на автобус опоздаем! Если только опоздаем, сама уеду, а тебя здесь оставлю, упрямая твоя душа.
У Асиковой мамы столько вещей, что нам пришлось по-настоящему потрудиться. Шестеро ребят едва доволокли три чемодана. Павлик, словно паук, тащил на себе целый шар: завернутые в простыни подушки. Чемоданы были такие тяжелые, что я уже начал подозревать, не набил ли их Асик камнями, чтобы поиздеваться над ребятами.
Ну и вспотели же мы, пока взобрались на кручу! Сразу же поставили чемоданы в тени, под каштаном, а сами повалились на землю. Я отдыхал и смотрел на каштан. Еще где осень, а листья на нем уже пожелтели, свернулись. Это солнце их обожгло. И они пожелтели не совсем, а только на кончиках; некоторые листочки наполовину, а некоторые чуть-…
Наконец взобрался на гору и Асик. Вошел в тень, упал на землю и тут же захныкал:
— Вам хорошо, вы остаетесь!
Он жадно посмотрел на море. Море было очень красивое. Отсюда, с высокой кручи, оно казалось еще больше, не морем, а настоящим океаном. И было синее-синее, синее неба. Далекий горизонт едва проглядывал сквозь легкую ткань тумана. По воде шли маленькие-маленькие, как сетка на телевизионном экране, волны, а над ними седыми нитями поднимался пар. Даже солнце как бы окуталось нежной, прозрачной тканью, хотя нам от этого не становилось прохладнее; напротив, зной ощущался сильнее, словно ты попал в жарко натопленную баню.
А ведь Асик не без основания жаловался. Немало дней прожил он возле моря, но по-настоящему так и не видел его. Лежал в тени на раскладушке, а к морю ходил только под вечер, в сопровождении мамы. И мама строго следила только за тем, чтобы он не перегрелся или не перекупался.
Но вот и она сама. Тяжело пыхтя, она позже всех взобралась на кручу и, оглядев широко открытыми глазами свои чемоданы, вздохнула с облегчением.
— Поспешим, поспешим, мои мальчики, — нежно сказала она. — Асик, ты почему расселся? Будешь знать, если прозеваем автобус.
— «Автобус, автобус»! — сердится Асик. — Этот ранец до крови натер мне плечи. Ты камней сюда набросала, что ли?
Тащим чемоданы дальше. Здесь идти легче: и дорога ровная, и тени хватает.
В доме отдыха, как всегда, все идет своим чередом. В тени прохлаждаются дедушки и бабушки. Одни из них, вооружась очками, нацеливаются на газеты и книги, другие предпочитают дремать.
— Асик, да иди же ногами, ногами, противный мальчишка! — все время подстегивает Асика мама.
— Да что я тебе — бежать буду? — огрызается Асик. — Подумаешь, автобус удерет! Пускай удирает, я от этого только выиграю. Еще хоть немного у моря побуду.
К его несчастью, автобус еще стоял на месте. Кого-то ожидали. Пассажиры сидели в автобусе, обливаясь потом, и кого-то ругали за то, что заставляет ожидать.
В одну минуту автобус проглотил тяжелые чемоданы. Асикова мама суетилась, совсем позабыв о своих носильщиках. Асик уже сидел в автобусе и, высунув голову в открытое окно, по-прежнему хныкал:
— Вам хорошо, вы остаетесь!
Его круглое, покрасневшее лицо выражало страшное горе, рот был перекошен, на глазах выступили слезы. Наконец и Асикова мама исчезла в автобусе. И только тогда она вспомнила о нас.
— Вот вам на мороженое, — сказала она, выбрасывая в окно пять рублей.
Их на лету подхватил Павлик. Я хотел вернуть их Асиковой маме, но она сурово возразила:
— Не хочу ни перед кем в долгу оставаться!
Наконец пришел и тот, кого ожидали. Автобус рявкнул мотором, пахнул едким дымом, трижды просигналил и вышел за ворота. Еще раз мелькнуло в окне кислое лицо Асика, который, вместо того чтобы попрощаться, снова жалобно воскликнул: «Вам хорошо, вы остаетесь!» Через минуту автобус свернул за угол и исчез.
Немного постояв ка месте и поспорив о том, что делать с деньгами, мы зашагали к лавке, которую здесь почему-то называли «Голубым Дунаем», хотя она была не голубой, а зеленой, да еще и облупленной.
Еще раз поспорили, прицениваясь, что купить на пять рублей. Мороженого не было. И хорошо, что не было, потому что за пять рублей не купишь его на всех.
— Скупая мама у Асика, — ворчал Павлик. — Деду Беззубке, наверное, с полсотни отдала б за такой груз, а нам — пятерку…
Продавщица решила помочь нам выйти из затруднительного положения.
— Берите две кружки пива и не торгуйтесь, — предложила она. — А то не столько денег, сколько споров.
Мы взяли две бутылки лимонада. Устроились возле лавки за столиком, где пьют — правда, не лимонад — почтенные клиенты. Здесь был и Жорка-одессит. Обращаясь к продавщице, предлагавшей ему только пиво, Жорка говорил сердито:
— Барышня, вы шьо? Кто ж пьет пиво без ста грамм?
Мы решили немедленно уйти. Тем более, что лимонад невозможно было пить, так как он оказался даже не теплым, а горячим. Хотели вылить его под куст, но Павлик запротестовал:
— Я выпью, — сказал он. — Я люблю лимонад!
Но и он только немного выпил, остальное пришлось все-таки выплеснуть под кусты.
Уходя, Коська еще раз посмотрел на Жорку-одессита.
— Я думал, что Жора умный, — сказал он разочарованным голосом. — Он меня уму-разуму научил, а сам, видите, какой… Я хотел, чтоб он признавал меня, а выходит… — Коська вздохнул. — Выходит, что и я глупый. Ну ничего, ребята. Если так, я отпущу кошек. Согласен, Даня?
Перед заходом солнца, наловив бычков, мы всей компанией вернулись с моря.
Сначала накормили кошек, так как Коська не хотел отпускать их по домам голодными. Затем я и Павлик пошли кормить чайку, а Коська с ребятами остался в сарайчике. Как видно, он еще колебался. Впрочем, он, может быть, хотел выпустить кошек из ящика, когда стемнеет.
Пока что у нас с Павликом было свое неотложное дело. Направляясь к дедушкиному домику, мы повстречались с Саной. На этот раз она ничего не читала и была в каком-то приподнятом настроении.
— Даня! Куда ты? И я с тобой!
Мне не очень понравилось такое панибратство, но я промолчал.
Что поделаешь, если человек не знает чувства меры и сам навязывается в компанию, когда ему не очень-то и рады. Я не решился дать отпор Санке, потому что моя мама очень уважает тетю Надю. Сана пошла с нами, при этом она всю дорогу тараторила.
— Я только что одну книгу дочитала. Такая книга, такая книга, я просто в восторге. И так переживаю, так переживаю! Там до последней страницы не знаешь, кто же настоящий шпион. А я не люблю заглядывать в конец книги. У меня есть подруга Лиза — она где-то в пионерском лагере отдыхает, — так она как читает? Слово здесь, слово там… А затем прочтет конец и уже хвастает, что первая прочитала. Она не может выдержать и сразу же заглядывает в конец книги. А я терпеливая. Я до конца читаю…
Нет, эта Санка, как видно, помешалась на шпионах и приключениях! Но все же мы с Павликом молча слушали ее болтовню.
— До последней страницы я даже не подозревала, кто именно шпион. И кто же, вы думаете, оказался шпионом? Мария Ивановна! Представьте себе, что шпион оделся, как женщина, и выдавал себя за такую веселую девушку-официантку, которая работала в столовой, где часто обедал изобретатель Акоилафонтов. Нет, вы только подумайте: он изображал из себя веселую беззаботную девушку!
Сану страшно возмущало такое коварство шпиона. Я решил пересадить ее с облаков на землю и столкнуть лицом к лицу с настоящей действительностью.