Степной ветер становился все холоднее и холоднее.
Помолчав несколько минут, Павлик снова начинал допытываться:
— А шпион и убить может? Правда?
— Да замолчи ты! — уже сержусь я, но мне самому все холоднее становится.
Что ни говорите, но все же не легко ловить шпионов, сидя посреди ночи на морском берегу. Пускай даже не больше двух или хотя бы и один наткнется на нас — что тогда делать? У нас же ничего нет, мы же в засаде сидим с голыми руками. Разве мы сумеем задержать вооруженного нарушителя?
Я начинаю понимать, что наша засада, в сущности, бесполезна. Тогда зачем же мы здесь сидим? Разве для того только, чтобы поднять крик, когда враг покажется? Ну, что ж… Пусть только появится, мы с Павликом так заорем, что он и про свое оружие забудет, и автомат от страха бросит. Да и наутек…
Мне уже не так холодно, наоборот, даже жарко становится. И я не могу понять: это камни источают дневное тепло или с полей подул теплый ветер?
А Павлик опять шепчет мне на ухо:
— А что мы будем делать, если он вдруг появится?
— Будем кричать, — отвечаю тихо.
Павлик забывает об осторожности, спрашивает уже вполголоса:
— А если он удерет? Тогда ж его пограничники не поймают. И что они нам скажут на это?
Я задумываюсь. Это правда: вместо того чтобы помочь, мы можем только помешать пограничникам. Получится даже так, будто мы своим криком умышленно предупредили нарушителя.
— А мы не будем кричать, — говорю я, — мы его камнями забросаем.
— Так у нас и камней нету.
Ну и въедлив же этот Павлик! Но он прав: у нас в самом деле не было ни одного камня, хотя сидели мы на каменной горе. Надо было запастись камушками. На всякий случай. И я, оставив Павлика в засаде, осторожно пополз к морю. На берегу множество отшлифованных морскими волнами камней. Настороженно оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, я быстро набрал за пазуху — сколько можно было унести — увесистых камушков и начал карабкаться на кручу. Камни тянули меня вниз, они были такие тяжелые, что я едва донес их до того места, где сидел Павлик. Теперь мы стали значительно спокойнее. Что ни говорите, но мы все же были вооружены; мы могли забросать врага камнями, как гранатами.
— Если наскочит, так я отбиваться буду, а ты в поселок побежишь, людей разбудишь, — приказываю я Павлику.
— Я сразу же всех разбужу, — пообещал Павлик.
Из моря выплыла огромная красная луна. Небо и море запылали, загорелись, ночь отступила куда-то в степь, звезды будто вдруг поднялись еще выше, а самая высокая круча и поселок стали видны, словно днем. Одинокий каштан на горе опять казался великаном, заслонял полнеба.
В море, где-то далеко-далеко, перемигивались красные и зеленые огоньки, в небе проплывали красные звезды и слышались громовые голоса самолетов. Морской простор пересекла широкая золотистая дорожка. Она шла от берега до самой луны.
— А как они из моря вылезают? — опять спрашивает Павлик.
— Кто вылезает?
— Да шпионы ж!
— Ну тебя! Разве я знаю, как они вылезают оттуда?
Смешной этот Павлик! Он, наверное, думает, что я не впервые сижу у моря и высматриваю нарушителя; ему кажется, что я уже не раз задерживал их и в этом деле накопил большой опыт. Как будто мне самому не хотелось знать, как именно появляется ненавистный враг: то ли он подплывает в резиновой, то ли в подводной лодке! А может быть, на моторном баркасе или просто так — в трусах и майке? Лучше всего было бы, конечно, если б появился в одних трусах и с голыми руками. Тогда бы мы с Павликом забросали его камнями, положили бы на гальку и взяли бы в плен.
Павлик никак не умеет молчать.
— А то говорят, будто они просто выходят из воды. В водолазных костюмах.
Вообразив такого посланца моря, я невольно вздрагиваю. Такое чудовище не только не задержишь, но, чего доброго, так еще перепугаешься, что и с места не сдвинешься.
— А помнишь, как Черномор выводил из моря тридцать три богатыря? Я в кино видел. Ух, интересно! Море волнуется, волнуется, а они идут, идут…
— Тише, ты! Нашел время сказки рассказывать. Смотри лучше на море и молчи. Тоже мне пограничник!
Павлик послушно умолкает и смотрит немигающими глазами в море, тихо посвистывая носом.
И в поселке, и на горе, в доме отдыха, порой лают собаки. Они лают лениво, то в одиночку, то хором, так, от нечего делать, лишь бы напомнить о своем существовании да показать хозяевам, что они не спят, а охраняют покой людей. Полаяв еще и еще, они утихают. Теперь ты начинаешь сомневаться: лаяли они на самом деле или не лаяли?
Внезапно подняли шум петухи. Начал один — каким-то старым и простуженным голосом. К нему присоединились другие. И то кукарекали звонкими голосами, то срывались; некоторые, должно быть, совсем молоденькие петушки, не могли вытянуть не только ноту, но и половину ноты.
Море в это время почему-то становится все темнее, темнее. И звезды уже не только мерцают, но и поют. Поют по-петушиному, некоторые даже басом, как бабушкин Гладун. Неожиданно он оказывается подле меня. Только почему-то он похож на нашего кота Дорофеича, которого я пытался дрессировать. Я сердито кричу на него, Гладун в один миг исчезает. А Павлик смешливо спрашивает:
— Даня, тебе кошка приснилась?
— «Приснилась»! — передразниваю я Павлика. — Что я, сплю, что ли? Как бы ты сам не задремал. Смотри в оба. Знаешь, как раз в такое время, когда петухи поют, шпионы только и вылезают из моря.
— Не беспокойся, — с некоторым зазнайством отвечает Павлик.
И опять тихо посвистывает носом.
А я все гляжу и гляжу в море. Оно серебрится под луной, катит маленькие волны и о чем-то шепчет тихо, задумчиво. Даже огоньки исчезли в морской дали — ни красных, ни зеленых. Только оттуда, от далекого горизонта, где море сливается с небом, катится что-то тяжелое, черное, косматое. С тревогой всматриваюсь в таинственную лавину и вдруг замечаю, что это катится огромный океанский вал. Он такой высокий и грозный, что если достигнет берега, то затопит всю кручу, снесет весь рыбацкий поселок и, чего доброго, заденет даже дом отдыха. Не пора ли поднять тревогу? Может быть, следует предупредить бабушку, маму, дедушку и всех, всех, кто живет в поселке, — пускай удирают!
Но вал на моих глазах начинает постепенно оседать. Вот он становится все ниже, ниже. Кажется, что сейчас ударится о берег, разобьется о камни и гальку и отпрянет назад. Но откуда он взялся — этот удивительный вал? Страшная догадка вдруг осветила мой мозг, и я даже вскочил от изумления. Да это же кто-то умышленно послал к берегу этот вал, чтобы отвлечь наше внимание и помочь шпиону выбраться на берег. Я не успел даже сообщить о своей догадке Павлику, как вдруг увидел, что из бурлящего моря, из белых соленых волн, показалась чья-то страшная голова в стальном шлеме. На шлеме блеснуло лунное отражение, из длинной бороды иноземца заструилась, журча, вода. Теперь мне стало ясно: из моря вышел сам дядька Черномор. Я даже рот разинул от изумления, хотел было закричать, но голос мой застрял где-то в горле.
Вслед за Черномором, один за другим, начали появляться богатыри. На их шлемах играл лунный свет, с позолоченных кольчуг скатывались серебристо-зеленые капли воды. Богатыри построились в колонну и замерли по команде «Смирно!». Старый Черномор, отплевавшись, оглядел колонну, вынул из тяжелых ножен широкий серебряный меч и подал команду. Богатыри, как один, сделали шаг, затем второй… И зашагали в сторону кручи, прямо на нас с Павликом. Я ужаснулся, увидев, что земля под ними выравнивается и мы лежим уже не за камнями, а просто на тропе, по которой должны пройти эти необычные морские гости.
Теперь я понял, что это вовсе не те сказочные богатыри, а самые обыкновенные шпионы, только они маскируются с помощью старинных шлемов и кольчуг. Я оглянулся, поискал глазами: где мои камушки? Но их нигде не было. Не было возле меня и Павлика. Тут я заметил, что он сидит на каменной скале и, неизвестно зачем, прячет за пазуху круглые камушки. Он смотрит на меня и лукаво усмехается. Я понял: Павлик изменил мне…
А шпионы уже совсем близко; земля стонет под их ногами. Вот один из них уже наступает мне ногой на грудь… Я не в состоянии дышать, не могу даже пошевельнуться… Я с ужасом жду смерти.
И вдруг слышится чей-то тоненький голосок: «Вот где они, голубчики. Спят, как кролики».
Открыв глаза, я увидел синее-синее небо. На моей груди лежала Павликова голова, она-то и давила и не давала мне дышать. А над нами стояла Санка и с укором качала головой:
— Эх вы, соньки! Они, видите ли, шпионов выслеживают. Я из-за вас всю ночь напрасно просидела у моря.
Она обиженно оттопырила губу и ушла в поселок.
Мы с Павликом, стараясь не глядеть друг на друга, почесали затылки, огляделись. Солнце еще не всходило, но уже было видно. Дедушкина моторка пофыркивала около самого «котла». Мы молча поднялись, постояли с минуту, затем побежали к морю. На рассвете лучше всего ловятся бычки. А ведь пора чайку кормить.
Я ЛОВЛЮ ШПИОНА
Море дремало. И такая тишина царила вокруг, что даже чуть слышный плеск почти совсем незаметных волн казался гулким.
Вода чистая-чистая, и все дно морское просвечивается; видны самые маленькие камушки, даже песчинки. Зеленые косы водорослей извиваются, словно их кто-то расчесал и теперь делает локоны. По морскому дну неуклюже ползают бледно-розовые крабы; огромные, чуть поменьше и совсем маленькие. Если попристальнее всмотреться, можно увидеть табунчики быстрых рыбок, шныряющих среди водорослей, ищущих поживы. На дне лежат ленивые бычки: черные, головастые. Должно быть, и они дремлют на рассвете.
Из моря показывается солнце. Оно красное-красное и такое большое, что даже не верится, будто в полдень оно будет совсем маленьким. По зеленой морской воде, трепеща крылышками, скользят от берега навстречу солнцу золотые мотыльки. Солнце появляется из воды просто на наших глазах: сначала огненная вспышка, затем золотая полоска, а там — смотришь — уже половин