— Выглядят как живые.
Он поцеловал ее в висок.
— Они не живые, моя жемчужина. Магия давно не ступала в это здание.
— До меня.
— Ты благословлена морем, — он поцеловал ее волосы и взял ее за руку. Теплые пальцы переплелись с ее. — Идем, Сирша. Я уберегу тебя от статуй, а если они сойдут с пьедесталов, я разобью их в пыль.
— Обещаешь?
Ответом была его ослепительная улыбка.
Дрожь Сирши пропала. От улыбки в уголках его глаз появлялись морщинки — знак, что он часто улыбался в жизни. Медовые прожилки в глазах сияли, когда он был рад, словно солнце плясало на поверхности темного моря.
Она была очарована им. Люди говорили, что русалки песнями вели моряков к камням, но это он вел ее к беде. Движения его тела, его губ, сжимающие ее пальцы были песней сирены, которой она не могла сопротивляться.
— Святой отец? — позвал Манус.
— Отец? — повторила она. — Этот мужчина — твой отец?
— Нет. Не мой. Но мы их так зовем.
— Почему? Это так запутанно, — Сирша нахмурилась.
— Просто… — Манус вздохнул и пожал плечами. — Я не знаю ответа, моя жемчужина. Но так всегда было.
Они шли по длинному проему со странными длинными сидениями по бокам. Она хотела потянуть его за руку и спросить, для чего они были, но он спешил провести ее дальше. Тут было столько странного! Как ей все это узнать?
— Манус, ты вернулся, — голос был тихим и скромным. Этот голос она могла слушать часами, он напоминал шелест волн на песке пляжа.
Она обернулась, желая увидеть, у кого был такой голос.
Мужчина стоял на вершине небольшой лестницы. За ним был стол с множеством предметов, включая золотую статуэтку мужчины, похожую на ее. Отец был в белой робе с черным воротником. Он не выглядел юно, но и не был старым. Морщины только стали появляться на его добром лице, а глаза сияли жизнью.
Сирша поняла, что он говорил. Он источал энергию, какой она еще не встречала у людей. Доброта пульсировала золотым светом, таким ярким, что она почти могла его коснуться.
— Ах, отец, вот вы где. Я вернулся с женщиной, о которой мы говорили.
— Она привлекла твое внимание? Я думал, невозможно приручить твою дикую душу. Подойти ближе, дитя, я хочу посмотреть на чудотворца.
Сирша не понимала, что он говорил с ней, пока Манус не опустил ладонь на ее спину и не подтолкнул ее.
Почему она должна была говорить с мужчиной, который звал себя отцом, но был без сына? Она спрятала дрожащие ладони в кружевах юбки и шагнула к свечам.
— Ах, ты милая, да? Конечно, Манус хочет забрать тебя. Любому мужчине была бы честь стать парой с такой женщиной.
— Спасибо, — прошептала она.
От его внимания ей было не по себе. Что он видел, глядя на нее?
Она нервно убрала волосы за уши.
Викарий тут же отпрянул.
— Что это?
— Отец, не нужно мыслить в рамках, — перебил Манус.
— В рамках? Ты привел фейри в священное место!
— Нет ничего плохого в фейри.
Викарий покраснел. Сирша не понимала, от страха или гнева.
— Фейри нет места в доме Бога. Я не проведу эту свадьбу, как и никто другой, не лишенный разума.
— Вы уже сказали, что проведете, отец.
— А ты соврал.
— Я этого не делал.
— Ты скрыл правду, а это не лучше, — викарий указал на Мануса так, словно ладонь была мечом. — Я следую слову Бога, но я вырос тут, мальчик. Я знаю истории фейри, знаю, на что они способны. Я не хочу такого в своей церкви. Изыдите.
Их крики поднимались к потолку и возвращались эхом, ударяя по Сирше снова и снова.
Манус покраснел от гнева и сжал кулаки по бокам.
— Не имеете права.
— Ты поднимаешь руку на священника, за это проблем будет больше, а не просто несколько ночей в колодке.
Сирша сглотнула и прошептала:
— Перестаньте.
Они не прекратили. Она попятилась на пару шагов и обвила себя руками. Они не понимали, что пугали ее? Она не хотела быть в этом жутком здании с каменными стражами и злым священником.
Они спорили, и она прижала ладони к ушам. Их слова били по ее рукам, проникали между пальцев.
— Думаете, несколько ночей за решеткой меня испугают, отец? Вы больше всех знаете, откуда я, так что глупо меня искушать.
— Искушение — грех, и ты ему предаешься.
— Не обвиняйте меня, ведь вы и сами не без греха! Я знал вас до того, как вы надели эту робу…
— Прекратите! — ее крик зазвенел громче их голосов, яростно гремел.
Двое мужчин застыли и обернулись, уставились на маленькую русалку. Сирша смотрела на их губы, ждала, что они будут двигаться, но этого не произошло. Она медленно опустила руки и выпрямила спину.
— Я не знаю, что я сделала не так, — сказала она. — Простите, если оскорбила ваш дом, войдя в него без разрешения.
Злые линии вокруг рта викария смягчились.
— Дитя, я злюсь не поэтому.
— Тогда почему?
Он шагнул к ней, замер, когда она повторила за ним.
— Что ты?
— Я — одна из русалок.
— Моя мать рассказывала о твоем виде. Красивые женщины, но в плену под волнами из-за их мужей. Ты ищешь свободы?
Она кивнула.
— Ты уверена, что хочешь свободу с моряком? — его глаза снова стали добрыми. — Манус не славится верностью. Тебе подошел бы любой с суши. Принц, если нужно. Жить с Манусом будет непросто.
Манус поднял кулаки.
— Вы не имеете права, отец.
— Имею. Я не дам женщине выйти замуж за того, кого она не знает и не понимает. Она невинна в этом мире, — он закатил глаза. — Манус, не смотри на меня так. Я священник, но в первую очередь — ирландец. Меня, как и тебя, растили на сказках о фейри.
— Она может принимать решения сама.
— Да? Ты сказал, что можешь ей предложить? — священник указал на него. — Угрозу голода за углом? Отсутствие денег на новую одежду, кражу из карманов, переживания, хватит ли денег на торф на зиму? Она может жить лучше, и ты это знаешь. Ты бросишь ее, как только тебя позовет море.
— Ах вы…
Сирша не могла больше терпеть эти споры. Она встала между мужчинами, от ее дрожи трепетало платье, и кружево выглядело как морская пена.
— Хватит. Я не буду повторять, — они смотрели на нее большими глазами от ее резких слов. — Я уже взрослая, и я ценю ваши тревоги, но не дам другому мужчине решать за меня. Мы уже женаты в глазах фейри. Мне плевать, посчитает ли ваш бог нас такими.
— Ты не знаешь, кому себя отдаешь, — священник вздохнул. — Ты выбираешь тяжелую жизнь с мужчиной, который всегда будет во главу ставить море.
Гнев вспыхнул в ее груди.
— Боюсь, мы говорим о разных мужчинах. Я вижу его слабости, отец, ясно как день. Но я вижу и человека, признающего свои изъяны. Нет человека без изъянов, и я хочу быть с человеком, который знает, что он такой.
— Это красивые слова, но ты все равно не понимаешь, какой будет твоя жизнь.
— Моя жизнь будет такой, как я выберу.
Священник смотрел ей в глаза, погрузился во тьму ее взгляда, пока не нашел то, что искал. Он кивнул и повернулся к алтарю.
— Так тому и быть. Если я не могу убедить тебя в твоей глупости, научишься сама.
Она не считала, что он был прав, и он точно не мог доказать ее неправоту. Сирша взяла Мануса за руку.
Он посмотрел на нее с радостью в глазах.
— Ты уверена в этом?
— Я еще никогда не была так уверена. Я уже поклялась тебе, Манус, тысячу раз в голове, а если нужно — прокричу до неба. Я пересекла моря в поисках тебя и сделала бы это снова.
— Чем я заслужил такое, — тихо спросил он. — Я никогда не был везучим в таком. Почему ты?
Сирша прижала ладонь к его щеке.
— Я вижу мужчину, которого ты скрывал от мира, и он мне нравится. А тебе, похоже, нет. Пока что.
— Видишь его? И он тебе нравится?
Она не могла ответить. Она хитро улыбнулась и потянула его к терпеливо ждущему священнику.
Она опустилась вслед за ним на колени. Церемония была простой. Повторять слова и действия, священник связал их руки и объявил их мужем и женой. Это было больше, чем свадьба фейри, но меньше, чем она ждала от таких существ.
— Берешь эту женщину в жены? — спросил священник.
— Да, — голос Мануса поднялся под потолок, сильный и уверенный, и ее колени дрожали бы, если бы она стояла.
— Ты берешь этого мужчину в свои мужья?
Она посмотрела в глаза Мануса, в темные глаза с нитями золота и меди.
— Да.
— Тогда властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой.
Манус вскочил на ноги, притянул ее к себе и обнял. Он склонился и прорычал ей на ухо:
— Я не буду позорить тебя при священнике, но мы идем домой сейчас.
— Миледи, — сказал священник. — Будьте осторожны.
Она не стала отвечать. Сиршу не растили как принцессу, но она ощущала себя так, спускаясь по ступеням. Манус ждал ее внизу, протянув руку.
Не важно, что под его ногтями была грязь. Не важно, что у него не было титула, что он жил у моря, а не с другими людьми, что у него не было денег или запасов в доме. Он смотрел на нее бездонными глазами, и в них она видела дом.
Он был принцем из коры и земли, ожил от ее желаний.
Манус поспешил по улицам, не отвечая на ее вопросы. Он не слышал ее, пока они бежали по брусчатке к морю.
Их тихое дыхание разбивало воздух. Оно смешивалось со шлепками их ног по вытоптанной земле. Манус распахнул дверь, опустил ладонь на ее поясницу и провел ее через порог.
Хихикая, она прошла в хижину, полную золотого света рассвета. Он сделал позолоченными все края мебели в доме.
— Манус, уже утро.
— Я разбудил тебя слишком рано, — сказал он, шумно закрыл дверь и подпер стулом.
— Что ты делаешь?
— Не даю никому помешать нам.
Она приподняла бровь.
— Помешать? А что мы делаем?
Манус не ответил. Он поднял одеяло с кровати и закрыл им окно. В комнате стало темно, лишь несколько лучей проникало в дыры в ткани.
Она с интересом заглянула в дырку, пока он зажег несколько свечей. Теплый свет заполнил хижину, и его кожа стала бронзовой.