опил, чистый вампир! Чуть меньше товарища Дракулы. Даже замполиты от него рыдали!
– Вампир? – хмыкнул Вадим. – кровь пил?
– И кровь пил! И мозг у них сырьем ел и не только у них – у других тоже!! – подтвердил Георгий. – Потом на Украину сбежал, знамя национализма подымать! С КПСС-то брать стало больше нечего…
– Опоздал, наверное! Жорж, не отвлекайся, не рыскай с курса! – одернул его Макс.
– Ладно, слушайте! Любаня спокойно наблюдала за костерчиком. Выбежал было охранник, ошарашено поглядел на меня, на мой ласковый вид взбесившегося тигра, и скрылся молча и быстро.
Вернулись домой, сходил я на два месяца в море, совершенно без приключений. И зловещая улыбка девушки в красном мне больше даже не снилась! А романтические ужины и вечера мы с Любой иногда проводим. Но что интересно – ни одна сволочь НИКОГДА нам больше не мешала! Вот такие злые вещи были у меня дома! А жена мне больше не перечит в домашних делах! Вот что настоящее флотское шило с нечистью делает!!!!
Георгий поглядел на ухмыляющихся друзей и добавил – из любви к правде: – Ну ладно – почти никогда не перечит.
Наступало время расплатиться и топать восвояси в санаторий, навстречу поджидающим их супругам.
Такие вот попадались морякам добрые и злые вещи на суше и на море – спросите – вам расскажут…
Подводная лодка в аквариуме
Посвящается моему первому командиру С.Н.Н.
Произошло это в начале восьмидесятых годов в одном из дальних морских гарнизонов Северного флота. И стояла там бригада дизельных подводных лодок и бригада кораблей ОВР, то есть – охрана водного района.
Так вот об «овровской» службе написано все-таки до обидного мало. Пишут все больше про подплав, особенно – атомный, особенно – атомно-ракетный. И, конечно, про дальние походы крупных кораблей в штормовые в ультрамариновые дали. А разве не морские дали и походы, не южные моря, не ледовитый океан были первым мотивом выбора морского пути, выбора Высшего Военно-морского училища вместо института или факультета универа?
Само понятие «ОВР», в просторечье – ОВРа, носило противоречивый характер, и вызывало у служилого люда диапазон восприятия от пренебрежения – до – даже – некоторого преклонения и уважения. По количеству суток, проведенных в море, наши корабли могли сравниться с большими кораблями, но – и труба была пониже, и дым – пожиже. Форма службы – это различные виды боевого дежурства. В том числе и дозоры, дежурства ПВО, ППДО, дежурные КПУГи прочие виды боевых дежурств – всего уже и не перечислить! Плюс к тому: выходы в море на различные обеспечения мероприятий, закрытие районов стрельб, силы обозначения. Причем, подход к этому был самый серьезный. Все эти дежурства подразумевали неотлучное нахождение офицеров на корабле. Фигурально выражаясь, и дом был виден, и дойти нельзя.
С женами часто были только что свидания на причале. Или, после заступления во второе подряд двухнедельное боевое дежурство, отпускали сбегать домой – на час, другой – как поощрение, но с обязательной адекватной заменой коллегой с другого корабля, на всякий случай. Такое уж время было! И все было серьезно! А в то время, как правило, боевые корабли стояли у причала только в случае неотложных уже планово-предупредительных ремонтов и серьезных поломок. Особенно летом.
О самих поломках, не говоря уж об авариях, о которых, кстати, тогда запрещено было говорить открыто. У нас же не могло быть военной техники, советской техники, которая бы ломалась! Без подрывов и боевых повреждений! Корабли же были уже давно «заслуженные», честно говоря, уже на тот момент устаревшие и морально, и физически – МПК проекта 204, а это были наши первые корабли с комбинированной дизель-газотурбинной силовой установкой, причем при ходе под турбинами движитель был водометный. Гидроакустическая аппаратура была слабенькая, разработки еще 50-х годов, а бытовые условия – вообще спартанские. По компоновке и организации он был некоей переходной конструктивно-организационной единицей от катера к малому кораблю.
Когда однажды внезапно вышел из строя один из блоков главного двигателя, то на нашем корабле ремонт производился днем и ночью, ускоренными темпами, в условиях жесткого цейтнота перед большими учениями Кольской флотилии. Причем, своими силами, лишь при участии специалистов бригадной судоремонтной мастерской. А осуществлялась, по сути, заводская операция, по замене блоков на главном дизеле. Как и положено было по законам Мерфи, а, по-русски, по теории подлости, «вылетели» именно нижние рабочие блоки, что сделало эту операцию еще более сложной в корабельных условиях. Командир корабля и командир БЧ-5 постоянно докладывали старшему командованию о ходе выполнения почасового графика ремонта.
Дело было в том, что в ходе предстоящих учений дивизион малых противолодочных кораблей должен был выполнять призовой поиск дизельной подводной лодки. На их фоне наш корабль спланирован выполнять зачетные торпедные стрельбы новыми, по тем временам, торпедами на этом тактическом фоне.
И ремонт был выполнен даже с опережением графика, за что нашего механика даже пообещали представить к правительственной награде. Но именно – пообещали… Даже – первоначально – представили. Как стали говорить теперь: «Обещать не значит жениться!!!» Что-то не вышло, документы оформили как-то не так в свете требований всемогущих кадровых органов, а потом – забыли…
А на дворе стояло северное лето, самый разгар. Погода была необыкновенно теплой, и в природе было относительно тихо. Но отдыхать и любоваться природой, как сейчас принято, нам было некогда – на корабле шли непрерывные тренировки КБР, различные учения – словом, обычные флотские будни.
Надо сказать, что офицерский коллектив на корабле подобрался очень неплохой, разнообразный. Обстановка в кают-компании была здоровая, без склок и хамства. Конфликты, конечно, были, (а как же без этого?), но какого-то длительного и враждебного характера не носили, и разрешались сами собой.
Мы все читали и знали книги Л. Соболева, С. Колбасьева и стремились к тому, чтобы наши взаимоотношения соответствовали духу кают-компании миноносцев русского флота. Сейчас офицерская молодежь как-то стесняется этого слова, или произносят его только в насмешливо-ироничном контексте, но я считаю, что необходимая, здоровая, без эйфории, морская романтика у нас имела устойчивый вид на жительство. И именно она, помогала выдерживать физические и психологические нагрузки непростой и напряженной «овровской» службы в те, уже далекие годы. Мы знали, по большому счету, для чего все это. Для командира, Сергея Николаевича Н. этот корабль был первым в его жизни. Званием командира Сергей ужасно гордился, он не утратил еще задора и здорового честолюбия, много знал сам и продолжал учиться и учить всех нас. Молодой командир поддерживал и развивал любую разумную инициативу, поддерживал наши начинания и не давал им затухать – когда мы, и, в частности я, «остывал» к внедрению своих же собственных «идей». Помощник тоже был влюблен в корабельную службу, отлично знал противолодочное оружие, а «хозяйственником» вообще был с большим талантом. На этом корабле только у командира, у меня и механика название должности состояло из одной ипостаси. У помощника, через запятую дальше шло: «командир БЧ-2-3», у штурмана – «командир БЧ-4, начальник РТС». Все бы ничего, если бы эти должности исполнять только фактически, но ведь они еще предполагали и требовали ведения документации в огромных объемах за все перечисленные боевые части. Безо всяких скидок, что он один на три боевые части, что боевые части насчитывали четыре-пять человек… нет! Писать заставляли минимум за БПК! Устав и всякие регламенты и инструкции были почти одинаковы, не взирая на тип и класс корабля.
Бумага всегда успешно боролась с фактической боевой готовностью, причем, что удивительно, во все периоды истории и при всех политических режимах, как бы их там не называли. На дивизионных построениях по своему росту наш офицерский коллектив выделялся на фоне остальных – только помощник, Сергей Владимирович Я. едва дотягивал до 170, а я со своими 185 сантиметрами был следующим, механик и командир были еще выше, а штурман – так вообще 194 сантиметра. Подначки от соседей были постоянные, тем более, что командование «убедило» наш экипаж взять на себя повышенные обязательства, что превратило нас на некоторое время в мишень и для дружеских подначек, и для придирок «конкурентов».
В море ходить любили. Как тогда говаривали: – «любовь к морю прививалась невыносимым перманентным дёром на берегу.
Поэтому и выход на учение ждали с нетерпением.
– В море! В море – да подальше! Век бы «проверял» не видеть! Хотя бы – неделю! – торопил время командир.
И вот – одним, ранним туманным утром получили сигнал «неожиданной» тревоги, на реях кораблей взвились «тревожные» сигнальные флаги. Запустили дизель – генераторы, а затем и главные двигатели, окутавшие все причалы едким сиреневым дымом, и глухо урчавшие, в ожидании отхода, как будто катились камни с горы.
На дороге к причалу откуда-то появился странный офицер, из проверяющих, задававший всем встречным дурацкий вопрос насчет «тревожного чемоданчика». Те удивленно пожимали плечами, так как, будучи корабельными офицерами, все необходимое, на все возможные случаи походной и даже боевой жизни, от элементарных бритвенных приборов, запасов сигарет и разных приятных мелочей и вплоть до парадных мундиров, держали в своих каютах. Корабельная жизнь – она такая, никогда не сможешь знать, где вдруг окажешься не то чтобы завтра, а вообще – через несколько часов. А уж тем более – предположить, что именно тебе будет там нужнее всего. Поэтому, на всякий случай, у нас было все.
А он, хоть и был одет в военно-морскую форму, да еще с нарукавными шевронами капитана 3 ранга, знай себе – записывал, как будто этого и не знал. Одно слово – проверяющий! Это не должность, а форма менталитета!
С ходового мостика корабля мы с командиром увидели, как он остановил даже нашего комдива, Андрея Владимировича Б., личность колоритную, с огромной «пиратской» бородой-шотландкой, крайней нетерпимостью к паркетным морякам. Проверяющий огорошил комдива, ввергнув того в ступор, наверное своим дурацким – на наш взгляд – вопросом.