А хирург там был интеллигентный человек, стихи на память читал, ко всем больным на «вы» обращался, Шекспира к месту и не к месту применял!
– Ух ты! Молодец! – дурашливо восхитился Георгий, поцокав языком.
– И тут… слушайте, он так бойцов в тот раз приветил! – продолжал рассказчик: – Наш начальник штаба, Артемыч, записной матершинник, у него даже был «фитиль» от комфлота за мат, редчайший случай на флоте!!! А на разборе происшествия – когда у него обострение бывает… Тогда подумал я, что он на фоне доктора в тот раз предстал в сравнении, просто как сама воспитанность и вежливость! Артёмыч бы от зависти горькую бы запил! У меня челюсть отвалилась, один мичман в изумлении съел сигарету, которую уж было приготовил к походу в курилку! Сестры в страхе разбежались, чтобы под горячую руку не угодить, больные офицеры утратили дар речи, неходячие матросы в ужасе расползлись кто куда… причем – почти бегом, даже не опираясь на костыли! И заставил доктор несчастных недотеп закатить каталку в палату, развернуть на 180 и вновь ее выкатить – уже как положено! Потом пошел, как ни в чем ни бывало, и сделал сложную операцию. А вы говорите – пустая бутылка!
– Моряки народ тоже суеверный и предусмотрительный! А уж амулетов и «оберегов» всяких я насмотрелся. Все, конечно, держат в тайне – так положено, иначе работать не будет! Точно говорю! Сам проверял!
– Ага! Вот, помнишь Мишку из второй роты? Он перед академией дизелюхой на Севере командовал. Так мужики рассказывали – швартовался он как-то после очень удачной автономки. «Контактов» в тот раз привез – целый мешок. На причале – адмирал встречает, делегация бербазы с поросёнком в скромном ожидании, оркестр в сияющие трубы дует, даже тучи разогнали, ветер выключили и небо ветошью протерли – все в лучших традициях колыбели подводного флота! Михаил снимает пилотку, и тянет руку вниз – за своим счастливым грибаном. Все этот его жест хорошо знали, все у Михаила отработано на лодке было. Рулевой ему сразу, без лишних слов сунул «гриб» в руку. Только он надел свою знаменитую фуражку— сигнальщик нечаянно ее рукой – бац! Она полетела – и прямо на боцмана, тот рукоять от неожиданности дернул… рыскнули влево. Смотрит командир – а на причале оркестр разбегается, за ним – командование, потом – шварк, и доски причальные— хрясь, дыбом встали, прямо как забор. Другие полетели в разные стороны мелкими щепочками. Кранец он, конечно, оторвал и тут же запустил в свободное плавание! И поплыл этот важный пузырь, на тюленя похожий. У всех на виду! Ну и морду себе немного помял, обтекали торпедных аппаратов ободрал.
Вот тебе и радостная встреча!
Одна ему удача была, что кучу «контактов» привез – простили, слегка пожурив! Адмирал его с собой в штаб увел – от греха подальше, дав указания к утру «обнулить» все разрушения и их последствия. А вот ежели бы в пилотке докладывать пошел…
Это – судьба, тут не угадаешь, но традиций нарушать не надо! Если сошло пару раз таким образом на пять шаров, так и держи марку!
– Бывает! А у нас примета была – вспомнил Жорж – никого чужих на борту, когда на стрельбы шли. Нет, конечно, комдив или начальник штаба не в счет – это свои. А один раз шли на торпедные стрельбы, конвой атаковали. Взяли тогда с собой наладчика аппаратуры – так получилось, дивизия за горло взяла! Так вместо главной цели стреляли по эсминцу охранения. Один черт знает, как перепутали, хотя первоначально все определились, как надо! КБР сработал, комплексы подтвердили… но данные ввели в суматохе не те! Какой-то бес попутал! Еле-еле «трояк» нам натянули! А ведь шли на чистейшую пятерку! Тьфу! – сплюнул он с досады, видно, до сих пор переживая неудачу.
– Расскажу-ка я вам, братцы мои, в связи со всеми этими байками свою историю. И – хотите верьте, хотите нет! Свидетелей тогда было предостаточно! И сейчас даже их можно найти – что с ними сделается-то!
Было это на Севере, в приполярных районах, в одной из моих первых автономок. А у нашего командира мы как-то видели боцманский нож со странной гравировкой на добротной костяной рукояткой из потемневшей слоновой кости.
– «Щ-495». Этот нож был подарен ему кем-то из друзей-спасателей. Тогда как раз подняли старую подводную лодку, погибшую здесь во время войны – добавил он подробности в тему и закурил очередную сигарету, удовлетворенно кивнув, продолжал:
Идем мы малым ходом, рабочую глубину – около ста держим, акустики нюхают море, супостата ищем какие сутки, но ни одного достоверного контакта! В округ – полная тишина, даже рыбаков не слышно, только киты и касатки иногда где-то далеко общаются. Была глубокая ночь, командир у себя в каюте, старпом – в центральном. И тут вдруг по корпусу снаружи раздаются тихие удары – тук – бо-ом – бо-ом. Сначала в первом отсеке, потом – дальше, в корму. Отчетливо слышно – «Веди» кто-то выбивает, курс ведет к опасности, значит! И настойчиво! И все громче!
В центральном встревожено зашептались. Азбуку Морзе знали-то тогда многие! Команда забеспокоилась, еще бы – какие такие забортные удары, откуда! Глубина – сто метров, над нами толща холодной, тяжелой воды! Удары пошли назад, с кормы в нос, повторились на легком корпусе над вторым отсеком, еще два раза и исчезли. Вздрогнула не только вахта, но и те, кто отдыхал сразу проснулись. Сон подводника чуткий!
У меня волосы на загривке дыбом встали, и даже захотелось перекреститься, по примеру моей старой бабушки, образ которой мне подсунула не в меру услужливая память. Очень-очень захотелось, да! Потребовалось напряжение всей воли, чтобы сдержаться! Только наш зам, профессиональный атеист согласно штатному расписанию, никак внешне не отреагировал. Он сказал, что это от давления потрескивает корпус. Причем, говорил он как-то не очень уверенно, вглядываясь в глаза вахтенного механика в поисках поддержки. Тот с сомнением покачал головой.
С чего бы это? Все притихли и в этот самый миг отдраивается носовая переборочная дверь и командир орет во весь свой трубный глас, аж пробка из обшивки высыпается: – Погружаемся на глубину 150! Боцман, ныряй! Живей, твою мать! Вахтенный офицер! Боевая тревога!
– И тут же гремит доклад акустика на всю мощь: – Пеленг… цель подводная! Шум винтов подводной лодки! Протяженность цели… Тут уже и БИП подключился: – Пеленг не меняется!
Уверенный такой контакт! Все слышим! Аж шкура захолодела! На затылке иней выпал.
На дифферентометре стрелка дрогнула, а на шкале побежали испуганные цифры. Глубиномер тоже ожил, пошли доклады об изменении глубины. С приборов полетела на палубу какая-то мелочь, в боевой рубке что-то грохнулось. Старпом аж зубами заскрипел! По трансляции пошли доклады из отсеков – завертелась обычная работа.
На ходу протирая глаза, КБР стал сбегаться в центральный по готовности раз, экипаж привычно бросился по боевым постам в трусах, с «РБ» в руках… Мы теперь безо всяких там гидрофонов услышали глухой, приближающийся шум, как будто подходил поезд. А теперь уже этот шум был прямо над нами, нашу лодку ощутимо качнуло, мы могли бы, при желании даже посчитать обороты винта. Эта громадная «бешенная ромашка» месила океан прямо у нас над головой! Ощущения такие, как будто стоишь в тоннеле под железнодорожными путями, а сверху грохочет товарняк. Только с одной разницей – там ты точно уверен, что он ни за что не пойдет ниже сводов тоннеля! А когда над тобой такой монстр на семь тысяч тонн с трехэтажными винтами океан вращает… И черт его знает, что у его командира в злых НАТОвских мозгах? Как-то не по себе стало, но виду не подаю…
– «Лось»?
– Конечно! Он, типа «Лос Анджелес», старый вражина, тоже пахал приполярную зону!
– Но – обошлось! Прогрохотал где-то над нами и скрылся на своих табунах лошадиных сил. А если бы командир не скомандовал, да мы не нырнули? Долго бы нас потом искали! Водоизмещение у него раза в два больше нашего! Так вот, командир потом рассказывал, что когда раздались эти стуки, нож выпал из настольного прибора на столешницу и развернулся сам по себе.
– Дифферент увеличился?
– Мы тоже так подумали, но командир вспоминал, что его как будто кто толкнул во сне. Проснувшись, он уже откуда-то знал что делать.
– Хорошо, что это был командир, в чьих словах на флоте не положено сомневаться, а кто другой? Так ему бы сразу сказали – со сна или с бреда, послали бы дружно далеко и надолго, да и на дне бы очухались! Повезло! Счастливый у командира нож-то оказался! Кто-то из подводников с этой лодки предупредил! А уж потом додумали мы – кто-то или что-то хотели предупредить именно командира и знали, где он в данный момент! Вот!
– Да-а! – протянул Макс – Ты веришь в это?
– За нашу службу, брат, и не в такое еще поверишь! Да сам знаешь! – отозвался друг.
– А бывает и наоборот, что и какие-то вещи прямо-таки притягивают всякие неприятности. И даже беды с несчастьями! Были мы как-то в одной стране, где-то там – Максим неопределенно махнул рукой в сторону юго-востока. Всякие делегации были на корабле, мелкие сувениры дарили, мы отдаривались. Словом, все как обычно! Да кто-то и подарил нам какую-то морскую раковину, неописуемой красоты, с радужной окраской.
Водрузили мы ее в одну витрину в кают-компании, где всякие сувениры собирали в дальних-то странствиях. Командир гидроакустической группы какие-то крепления придумал – чтобы в качку она не летала по шкафу и ничего не крушила. Все вроде бы в норме, вышли мы в море.
И началось – то вестовой руку ошпарил, то гидроакустик кислотой себя полил – в качку какой-то свой генератор паял, то доктор докладывает: работать, мол, устал, всякие ссадины мазать, да раны зашивать. Да никогда не было такого! Мучили меня предчувствия недобрые!
Я-то что, все не на невезуху грешу, а на обычное наше раздолбайство.
И мозги экипажу вправляю – мол, клювами поменьше щелкайте, марсофлоты, матерь вашу, да под ноги смотрите, мозгами тоже почаще пользуйтесь – не лишняя это комплектация. Да только нет-нет, да и приключится что-то.
А тут еще ночью чуть-чуть яхту по их миделю не переехали! Я сам на ходовом был. Откуда взялась – до сих пор не пойму! Прямо выпрыгнула под самый форштевень, ели успели отскочить. Прошли впритирочку. Даже пот прошиб! Что-то нехорошее стало скрестись у меня в душе холодными когтями.