Аннамэтти не теряет своей уверенности. Я же держу обещание и не вмешиваюсь. Во всяком случае я не использую магию. Но мне невыносимо от мысли, что море может забрать у меня еще одного друга. Сначала Анна, потом почти что Ник, а теперь Аннамэтти. Я знаю ее не так давно, но появление девушки стало целым событием в моем мире. Она такой друг, которым Анна никогда не смогла бы для меня стать. И которым также не смог бы стать Ник. Лишь русалка знает мои секреты. Ну, большую их часть.
Я пыталась унять свои мысли и убедить себя, что это ее собственное решение; что мне нужно наслаждаться происходящим. Однако я не уверена, что смогу долго сдерживать свое желание помочь.
По крайней мере кое в каких целях я все еще могу применить свою магию. Я опускаю руку в карман платья. Там нащупываю пузырек с чернилами, который положила туда позавчера, и маленький аметист. Надеюсь, что мое вчерашнее отсутствие в порту повлекло за собой только один день плохой рыбалки. А может, не было вообще никаких последствий – это новый заговор. Я точно не знаю, как он работает.
Я наспех одеваюсь и через несколько минут оказываюсь на пристани, не встретив по пути ни души. Камни на пляже усыпаны покрытыми росой хлебными крошками со вчерашнего вечера. Обитающие у берегов Эресунна птицы еще не успели их склевать.
На причале тоже тихо. Не видно ни отплывающих, ни прибывающих кораблей. Но через пару часов здесь станет довольно оживленно. Кого-то привлекает праздник живота, который можно было лицезреть прошлой ночью. Кто-то любит наблюдать за парусным спортом и танцами. Но больше всего поклонников завоевали проходящие сегодня игры. Скоро выстроится очередь из желающих поучаствовать или посмотреть.
Наши игры не такие мудреные, как древние Олимпийские игры, о которых рассказывала в школе госпожа Серафина. Но хаунештадцам и этого достаточно.
Сжав в вытянутой руке камень, я закрываю глаза и провожу аметистом по корпусам пришвартованных кораблей. Один за одним. Заговор, кажется, работает. Я произношу его вполголоса, а не как обычно, про себя, – на причале, кроме меня, никого нет.
«Knorr yfir haf, knorr yfir haf, sigla tryggr, fanga þrír.
Knorr yfir haf, knorr yfir haf, sigla tryggr, fangaþrír».
Когда я слышу эти слова, они кажутся мне ребячеством – хотя в моей голове они звучали довольно внушительно. Жаль, что я не так хорошо владею магией и не могу придумать заклинание на древнескандинавском, как делает Аннамэтти. Я бы могла попробовать, но я боюсь последствий.
Мой заговор как детская песенка – но он действует.
Обойдя все корабли в порту, я останавливаюсь у края королевской пристани – самой длинной в Хаунештадской гавани. Взгляд устремлен на залив.
– Урда, если ты меня слышишь, передавай привет отцу, где бы он ни находился в водах Эресунна. Береги его и верни ко мне живым. Тебе он не нужен. Пожалуйста, не забирай его просто потому, что это в твоей власти.
Перед моим мысленным взором встает лицо Анны – открытое и озаренное смехом. Таким оно и было, прежде чем подругу забрали волны. Я загоняю этот образ в глубину моего сознания вместе с посетившими меня утром мыслями. Мне стоит относиться к жизни, как Аннамэтти и Икер, и в полной мере наслаждаться каждым отведенным мне днем.
Я разворачиваюсь и направляюсь обратно в сторону замка.
Поначалу я его не вижу, потому что смотрю на окрашенные рассветом в розовый облака. Но потом из тюльпанового сада до меня доносится мягкий гитарный перебор. Снова та песня со дня рождения.
– Ник? – он поворачивает ко мне голову, отводя взгляд от моря. Ник сидит на каменной скамье в тени дерева. Уменьшенная версия его статуи, возвышавшейся неподалеку в саду. Ночная рубашка из муслина смята. Запутанные волосы зачесаны назад рукой.
– Ты пришел сюда с утра, чтобы позволить птицам достать остатки пирога из-за твоих ушей?
– Вообще-то я вчера принял ванну.
– Значит, ты здесь, чтобы поразмышлять над тем, как обставить Икера в беге с камнями.
Ник сгибает руку в локте и щупает свой бицепс.
– Вот мой план, миледи.
Я щипаю друга за руку. Потом мы некоторое время сидим молча. Розовое рассветное небо приобретает оранжевый оттенок с вкраплениями золотого. Эта палитра говорит о том, что скоро небосвод станет привычно голубым и солнце полностью покажется из-за горизонта.
Ник убирает съехавшую на лоб прядь и смотрит на камни под нашими ногами. Он делает глубокий вдох и поднимает на меня глаза. Кажется, я сейчас узнаю ответы на некоторые возникшие у меня этим утром вопросы.
– Эви… – начинает он. Мое сердце обрывается, уловив скорбные нотки в его голосе. О, нет. – Эви, ты правда целовалась с Икером?
Сердце замирает. Я сижу, сжав челюсти. Я даже не знаю, что ответить. Я не готова обсуждать наши с Икером отношения. Во всяком случае не с Ником.
Я смеюсь и толкаю его локтем в ребра в надежде, что смогу отшутиться.
– Самый интересный вопрос: поцеловал ли ты Аннамэтти?
Я ожидаю, что он покраснеет. Скажет «да». Признается. Тогда у Аннамэтти появится шанс остаться – выжить – и заполнить пустоту в наших душах.
Вместо этого он морщит нос, как будто почувствовал неприятный запах.
– Конечно, нет. Может, я и романтик, но уж точно не хам. Я не, не…
– Икер? – мой голос звучит более сердито, чем я рассчитывала. Но внутри у меня какое-то странное ощущение. Горячее, похожее на разочарование – и не только в адрес Ника за явное презрение, с которым он говорит об Икере. Мне стыдно за то, что я себе позволяю с Икером.
Кронпринц сбивчиво что-то объясняет. Я вижу: он не знает, с чего начать. Я редко злюсь на Ника. Еще реже он не может восстановить гармонию с помощью фирменной улыбки и понимающего взгляда – единственных инструментов для разрешения споров, которые позволяет применять привитое его матерью королевское воспитание.
– Я понимаю, что это глупо, – наконец произносит он. – Мне шестнадцать. Мало того, я принц – я должен получать удовольствие. Мама бы никогда не позволила чему-то заведомо неправильному зайти так далеко. Кроме того, у нее есть на меня планы. Просто… Мне нравится Аннамэтти. Но это не… не то.
Друг смотрит на меня. В его взгляде читается что-то еще.
– Не так, как описано в сказках. – Ник глядит на меня. По его выражению я понимаю: ход его мыслей меняется.
– И чтобы он целовал тебя… – Ник качает головой и опускает руки. – Боже, я, должно быть, кажусь тебе полным идиотом…
– Нет, – говорю я, набрав достаточно воздуха, чтобы выдавить из себя это одно слово.
Он тихо смеется.
– Да. Совсем обезумел.
– Скорее запутался. А вот героев тех самых детских сказок о любви точно можно назвать безумными. Особенно принцев, которые запирали девушек в башне, чтобы добиться их сердца, – вот кто ку-ку.
Ник кивает.
– Да, Мэтти – хорошая девушка. Милая и красивая. И мне жаль, что ей придется вернуться в Оденсе, но не думаю, что я смогу полюбить ее настолько, чтобы… чтобы… стать ее сказочным принцем.
Внутри у меня все обрывается. Но Ник лишь говорит о том, что у него на душе. Он не знает: для Аннамэтти нет никакого Оденсе. Нет… ничего. Для него она очередная девушка, которую кронпринцу пытается сосватать мать. Что, если я скажу ему правду? Эви, о чем ты думаешь? Сказать Нику, что она русалка?
Может, он поймет, какая она замечательная, и захочет спасти ее, как пытался спасти Анну. Но тогда все ляжет на его плечи. Чувство вины. Может ли из чувства вины родиться любовь? И настоящая ли это будет любовь? Я не знаю… откуда мне вообще может быть известно, что такое настоящая любовь? Нет, если я скажу другу правду, у Аннамэтти может не остаться шансов завоевать его сердце. Во всем я виновата. Таскаюсь с Икером, а Ник тратит драгоценное время и беспокоится обо мне – вместо того чтобы думать об Аннамэтти. Я должна что-то предпринять.
– Она напоминает мне Анну… – говорю я медленно и осторожно.
– Цвет волос, да, – подтверждает Ник и замолкает. Не та реакция, на которую я рассчитывала.
– И черты лица. И голос, когда она поет.
Ник пожимает плечами и садится ровно.
– Знаешь, в чем отличие? В ее отношении ко мне. Анна бы никогда не призналась себе, что считает меня привлекательным.
– Это совсем не правда! Ты ей безумно нравился. И ты об этом знаешь.
Я похлопываю друга по плечу. Очень странно говорить о тайных чувствах Анны, как будто это шутка. Я молчу пару секунд, а потом продолжаю:
– Дай Аннамэтти шанс, пожалуйста. Ради меня.
– А что насчет тебя и Икера?
– Перестань думать об Икере, Ник! Я рада ему, но я не позволю зайти слишком далеко. Я знаю, чего ты боишься. И я не настолько глупа, чтобы позволить этому случиться.
Он краснеет, а я продолжаю:
– Я хочу, чтобы ты беспокоился только о своем собственном счастье.
Мальчик снова нырнул в воду. Он не мог доверить спасение своей подруги этим слабоумным. Юноша спас одну и теперь должен был спасти вторую.
В Хаунештаде люди тонули часто: море забирало так же легко, как отдавало. Но этого не должно было произойти.
В ту же секунду вода заключила его целиком в свои объятия. Подводное течение подхватило тело. Мальчику казалось, что в него вцепились тысячи рук и одновременно потянули в мутную от песка бездну.
Юноша вспомнил слова, которые постоянно повторял его отец: «Не нужно геройств, Ник, ты и так принц».
Он говорил это всякий раз, когда Ник вытворял что-то особенно бесшабашное. А потом продолжал, невзначай напоминая о положении мальчика: «Ты не просто принц, ты наследник престола. Единственный».
Голос отца повторял эти слова в его голове и сейчас. И звук был свиреп, как волны.
Юноша поднял голову из воды, чтобы отогнать эти мысли и вдохнуть воздуха. Вокруг него мужчины противостояли волнам. Ни один из них не держал в руках Анну.
Мальчик снова нырнул, оставляя глаза открытыми – несмотря на жжение от соленой воды.