Больше я не «шутил». Надоело при «ночнике» читать книги. А заодно «обрадовал» его, что у Лупика видел приказ Командующего ТОФ об отмене оплаты за обеспечение обмундированием и переводе нас на полное гособеспечение. «Приказ пока секретный, ты там никому в БЧ-5 не трёкни!» Но уже на следующий день о «секретном приказе знало всё БЧ-5, включая замполита. Он тут же мне позвонил: «Зуев, твою мать, вот я тебе сошью кальсоны и шинель на меху с самовывозом из Бурятии! Ещё хочешь без берега?!»
Но через пару недель мы ушли на боевую работу в Тихий океан сроком на восемь месяцев. Не было ещё случая, чтобы за время «длинного» похода парень не перевоплощался в матёрого морского волка. Океан –учитель суровый, но «на второй год» учиться не оставляет.
Граждан Валерий Аркадьевич
В связи с окончанием ВОВ родился 7 июня 1944 года в Заполярье. Работал столяром на омской мебельной фабрике. В 1961 году окончил вечернюю школу и поступил в Куйбышевский авиационный институт. Но в 1964 году после третьего курса был призван на флот. Определили на первую атомную субмарину на Камчатку. Через четыре года, наморячившись вдосталь, демобилизовался. Работал на авиазаводе, доучивался уже в Омском политехническом, где и защитил в 1973 г. диплом инженера-механика. Обзавёлся семьёй. В 1974 году поступил в аспирантуру. Но уже в 1977 году был вновь призван на флот на корабль измерительного комплекса (КИК). Позже настраивал и испытывал КИП обеспечения ЯЭУ на АПЛ в\ч 81226 на Камчатке. Живет в Ульяновске.
Андрей КозловХоть и не первый
Я хоть и не первый, но что-то тоже могу! «Вот, говорят, Покровский – он первый! Бери пример с него» … Вообще-то, при всем моем уважении к Александру Михайловичу, следует признать, что и он не первый из тех, кто рельефно обозначил морскую тематику и флотский юмор в литературе. Были же до него Соболев, Станюкович, Колбасьев, Конецкий, Пикуль. Но если даже допустить, что Покровский был первым, кто сделал это так смело, достоверно и неподражаемо, мне то теперь как быть? Не писать, что ли? А если хочется? А вдруг задело за живое? А что, если чувствую силы?
– Нет, нельзя! – восклицают особенно строгие. – Незачем повторяться и нечего воду в ступе толочь.
– Но я же по-своему хочу выразить происходящее. Я меня есть собственный взгляд на вещи. Я работаю с жанром, всячески стремлюсь от юмора переходить к сатире и, наоборот, иду от сатиры к юмору, сознательно чураюсь грубого флотского мата…
И уже срываясь, самоутверждающе кричу: «Да, в конце-то концов, имею я право?!..» А в ответ – тишина. Причем трудно уже понять, что люди имеют при этом в виду: то ли сомневаются, то ли размышляют, то ли просто держат фигу в кармане.
Да, тяжело быть вторым. Еще труднее быть третьим, четвертым, пятым… Но как же, думаю я, творит многотысячный отряд современных российских писателей-прозаиков. Ведь пишут то сейчас о чем или о ком? Да все о героях нашего времени – клевых «ментах», раскрывающих очередные «преступления века». Почему им то можно, а мне нельзя? Ведь если даже я, профессиональный моряк, сочиню сейчас аналогичный детектив, меня вряд ли кто осудит. А может быть даже и поддержат. А писать о нас самих – не велено!
– Ведь ты же пишешь очевидное, пересказываешь флотские байки и смешные истории.
– Именно этим я и занимаюсь. Но ведь вы же это читаете?
– Читаем.
– Интересно?
– Интересно. Но ведь также каждый может.
– Так в чем же дело. Давайте сочинять все…
Действительно, давайте творить все. Разумеется, все те, кто хочет. Кому есть, что сказать другим людям. Кто не лишен чувства юмора. Наконец, кто не может не писать, потому что в этом есть острая душевная потребность.
И вот когда мне в сотый раз надоедливо напоминают о «вторичности» моего творчества, я не без иронии и обиды, но бодро отвечаю: «Я хоть и не первый, но что-то тоже могу!»
На надоедливый бестактный вопрос начальства «Скоро ли Вы уйдете с флота?» – он всегда отвечал двояко:
ИЛИ – Ушел бы, да боюсь, что с тоски помру!
ИЛИ – Ушел бы, если бы не любил с такою силою бардак!..
Оба ответа были настолько исчерпывающими, что больше на этот счет долго-долго никто из начальников уже не интересовался. И даже не знаю: почему?
Очень часто во флотской среде звучит эта поговорка-паразит: «щас». Короткая, емкая, хотя и не совсем понятная. Перевожу: «щас» – это ласково-уменьшительное от слова «сейчас». Впрочем, значения этих двух, казалось бы, одинаковых слов на флоте почти никогда не совпадают. А порой не только не совпадают, но и обозначают прямо противоположное. Вот, к примеру, командует старпом большого противолодочного корабля командиру БЧ-5 в машинное отделение, где тот разбирает с моряками вышедший из строя электропожарный насос:
− Механик, объявлены авральные работы на верхней палубе по уборке снега. Чтобы через 15 минут весь твой личный состав был наверху. Ваш объект, кормовые и носовые трубы, самый неухоженный.
− Шас, – отвечает механик.
Наивный старпом думает, что механическое «щас» – это чуть ли не «есть». Тем более что эти фраза уж очень созвучны. Через час старпом уже встревоженным голосом обращается по внутренней связи в машинное отделение к увлекшемуся работой командиру электромеханической боевой части:
− Механик! Что за ерунда! Я уже битый час торчу на морозе, а у тебя на трубах вошкаются всего три калеки. Выдели еще человек пять.
− Щас! – лаконично парирует бывалый механик.
Через полчаса в машинное отделение прибегает дежурный по кораблю и передает механику приказание разгневанного старпома: «Лично прибыть на внешний объект и возглавить уборку снега в районе труб».
«Щас!» —говорит механик в ответ и тихо себе под нос произносит. – Только шнурки поглажу!
Еще через час уже сам старпом, едва выговаривая слова обмерзшими на морозе губами, возмущенно кричит в трубку внутренней громкоговорящей связи:
− Мех, какого хрена! Я что – один буду твою трубу убирать!?
Но потом, после небольшой паузы, уже умиротворенным голосом говорит:
− Василич, хватит выделываться. Дай мне хотя бы трех нормальных матросов, я сам уберу с ними твою долбанную трубу!
− Так бы и сказал, Геннадьевич, что люди нужны! – невозмутимым голосом отвечает ему из машинного отделения командир БЧ-5. – Сейчас выделим!
Через десять минут возле носовой и кормовой труб трудятся человек двадцать матросов, чуть ли не половина «боевой части пять». Не прошло и трех часов, как механическое «щас» обрело форму уставного «есть». Вот что значит могучий великий русский язык. Попробуй-ка, разберись в нескольких десятках разных значений одного слова или выражения. Тем более, у военных ведь почти всегда на уме далеко не то, что предполагает и даже возомнил себе их решительный начальник.
Чем больше служу, тем больше убеждаюсь, что жизнь на флоте не такая уж и смешная. Наоборот, по большей части даже грустная. А смешною ее делаем мы сами. Подчас сами того не замечая…
Из характеристики на офицера: «Капитан 3 ранга Афанасьев Юрий Иванович, родился 16 марта 1967 года в должности командира минно-торпедной боевой части. С 1990 года русский…». Заметили ошибки? Смешно, правда?! «Кто писал?» – спросите вы? Да какая разница! Матрос переписывал с прототипа… А вот вполне официальный доклад оперативной службы: «Сильный западный ветер дул с востока!..»
Вообще, флотская служба изобилует разного рода оговорками и описками. Докладывает штурман командиру: «Наблюдаю в перископ буй круглого цвета!» Это, конечно, оговорка. В чистом виде. А запись в журнале «клапан выгавнивания закрыт» – это всего лишь описка. Но существуют запрограммированные, намеренные словесные изобретения, затем выданные якобы экспромтом: «С вами хорошо только дерьмо есть вместе – не успеешь ложку взять, а уже все съедено». Или: «Еще Александр Сергеевич Пушкин говорил: ДУШИ прекрасные порывы". Надо правильно расставлять акценты, товарищи офицеры!»
Впрочем, есть и настоящие экспромты. Вот, например: «Начальники как доминошники: дупль к дуплу, дупль к дуплу, раз – и ты козел». Или вот:
«Пока мы выглядим полными дураками, а ведь еще пытаемся локальную сеть поставить». А вот еще: «Смотришь на этот план боевых действий, слева – паук, справа – корзинка с земляникой; это не план боевых действий, а план подготовки к сдаче в плен!».
Но мне больше всего нравится вот этот перл: «Эскадра уверенно лидирует на флоте по преступлениям и нарушениям воинской дисциплины -нам такой хоккей не нужен!» Это же не просто крылатое выражение, а полноценный девиз для кардинального исправления ситуации в деле наведения строгого уставного порядка!
За время трехмесячной боевой службы в море командир БЧ-2 одной из атомных подводных лодок Северного флота капитан 3 ранга Толстиков изрядно располнел. Причем так существенно, что после возвращения в базу, в первый свой сход на берег, не смог даже надеть на себя форменные брюки, тужурка формы № 3 при этом на «убегающем» как дрожжевое тесто целлюлитовом животе ракетчика едва сходилась. Так и вынужден был Толстиков пойти на сход в рабочем комбинезоне, иначе именуемом у подводников «РБ». При этом Толстиков жаловался друзьям, что и дома у него брюк другого размера нет, а новые, пока пошьешь, целый месяц пройдет. Возникшая почти неразрешимая проблема так мучила незадачливого ракетчика, что в последние дни похода буквально достал ею чуть ли не весь экипаж. «Как я сойду на берег? Как я встречу жену? В чем же буду ходить?» – не переставая, донимал всех своим наивными вопросами занудливый офицер. Но стоило кораблю придти в базу, как Толстиков едва ли не первым сошел на берег в обнимку со своею красавицей женой. На хлопчатобумажное «РБ» под длинной морской шинелью в праздничной неразберихе, да еще в условиях полярной ночи, никто даже внимания не обратил. И каково же было удивление сослуживцев на следующее утро, когда они увидели вполне довольного жизнью командира БЧ-2, вальяжно возвращающегося из дома в черных форменных брюках. Сослуживцы, памятуя о ставших достоянием общественности проблемах Толстикова, дружно обступили и буквально завалили его вопросами: «Где ты новые брюки взял? Когда уже успел их пошить? Какой размер заказал?» А Толстиков, как ни в чем не бывало, отвечал всем одно и тоже: «Да это мои старые».