ссию в Медсанчасти рыбаков… А там в то время пошла такая кампания – на медкомиссии рыбаков стали взвешивать, как селедку на рынке, потому, что, дескать, мрут они от излишнего веса. И заставляли тут же, в кабинете, крутить велосипед.
Это была очередная глупость нашей бестолковой медицины, хотя умирали, действительно, многие, в основном, из комсостава, и умирали они, естественно, от гиподинамии, но этого понятия никто тогда не знал, Амосова не читали, и считалось, что мрут они от излишнего веса. Поэтому их и сажали на диету. Все были одинаково безграмотны в вопросах здоровья, что врачи, что пациенты. Да и сейчас, все так же – одни врут, другие мрут. Но, не будем отвлекаться.
Мише врачи не разрешили выход в море и заставили сбрасывать вес. А на той бумажке написан был его суточный рацион, что-то, вроде: морковь – 30 г., свекла 25 г., и так далее… А внизу остались незаполненными несколько строчек. Покрутил я эту бумажку в руках и говорю: – «Миша, может они думают, что ты кролик? Давай я внизу своей ручкой допишу: сало – 1 кг., угорь копченый – 1,5 кг…». Миша только грустно улыбнулся. Вскоре мы дождались электричку и расстались. Оказалось – навсегда…
Через год узнаю – Миша помер… Они его стали мурыжить кроличьими диетами, гомеостаз нарушился, организм пошел вразнос, у него поднялось давление, стали лечить сердце, сбивать давление таблетками, внутренние органы стали голодать, вскоре от этого появился рак, кажется, на селезенке, или на поджелудочной, стали резать, ну и… обычная, банальная и скучная история!
«Будем лечить, или пусть поживет?». Решили лечить… Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. В нашей компании все сошлись на том, что не надо было резать. Рак, дескать, не любит, когда его режут. Ну, а у меня свое мнение: хочешь жить – тренируйся физически. И не надо будет резать рак. Потому, что и рака-то не будет! Вот так, всеобщая безграмотность в вопросах здоровья и загнала преждевременно в могилу двух братьев и прекрасных мужчин и моряков. Одного – в 47 лет, а второго -в 51 год.
Мишу я вспоминаю часто, особенно сжимается сердце, когда в Калининграде прохожу по улице Шевченко мимо шикарного магазина с яркой вывеской «Фирич». Говорят, Мишина дочь открыла. А еще чаще вспоминаю Мишу в своей каюте, когда запускаю проигрыватель на компе, а там мои любимые, такие трогательные и задушевные, песни о Черном море и об Одессе, которая, как известно, является родным городом для всех пассионариев, влюбленных в жизнь, независимо от места их рождения по паспорту : – «Тот, кто рожден был у моря, тот полюбил навсегда…самое синее в мире, Черное море мое!», или, «Когда я пою о широком просторе, о море, зовущем в чужие края… когда я пою о любви беспредельной, о людях, умеющих верить и ждать…», ну, и, естественно, «Ты, ж, одессит, Мишка, а это значит!..».
Да, это много значит, а, вот, моряк, действительно, не плачет, и не теряет бодрость духа никогда!.. Никогда! Ни разу в жизни! Только вот… сейчас-сейчас… Смахну слезу и долью рюмку.
Когда у тебя в гостях и Леонид Утесов, и Глеб Романов, и Марк Бернес, и Эдуард Багрицкий, и Алексей Соляник, и многие другие, такие же прекрасные, но безвременно ушедшие, одесситы, то… Ностальгия, однако!..
Ткаченко Николай Адамович
Родился в 1937-м году в гор. Звенигородка, Черкасской области. 60 лет проведены на капитанском мостике, сначала – матросом-практикантом, а потом, и капитаном судна. Закончил в 1957–м Херсонское мореходное училище МРХ СССР, в 1968-м, заочно, и Калининградский технический институт МРХ СССР, по специальности – «Судовождение на морских путях». Инженер-судоводитель, капитан дальнего плавания.
Андрей РискинПервую за дам
В Международный женский день принято дарить дамам цветы и признаваться в любви. И первый тост, конечно, за дам. Вспоминается повесть мариниста Сергея Колбасьева «Джигит». «Первую – за дам! – провозгласил Константинов. На этот раз это была водка, и по общему счету уже не первая, а по крайней мере пятая, но формула тоста не изменялась». Так было принято у офицерского состава миноносца «Джигит».
Надо полагать, не случайно. Никто так не умеет любить женщин, как военные моряки (гражданские в иностранных портах на берег сходят). Особенно когда возвращаешься на базу, пробыв в море несколько месяцев. Тогда все женщины – обаятельны необыкновенно. Потому что самые красивые женщины, как известно, там, где припрет. И когда припрет.
Зашел наш доблестный сторожевик «Туман» в Кронштадт. Заправиться топливом и водой. После чего треть офицерского состава получила добро на сход. Старпом Коля Кругликов тут же направился в местный Дом офицеров. А по пути в какой-то забегаловке совершил акт вандализма. То есть принял на грудь несколько больше нормы. Слегка закачало, но Коля стоял. И не только Коля.
Посему, отловив в танцзале Дома офицеров не слишком разборчивую девицу, старпом увел ее за кулисы и там продолжил вандализм. Но в несколько иной форме. За этим занятием его и застал начальник политотдела бригады. Кронштадтской. А так как наш «корвет» находился в подчинении не у него (базировались мы в Лиепае, которая, как мы тогда не без оснований шутили, спит под одним одеялом), сурово наказать Колю начпо не мог. И даже не по силам ему было привлечь шалуна к строгой партийной ответственности. Посему начпо сообщил о вопиющем факте нашему командиру дивизиона и потребовал, чтобы тот послал официальный ответ: как наказан старший лейтенант Кругликов?
Комдив спустил все это, естественно, на командира корабля. Мол, твой старпом, ты и отдувайся. Собрали партсобрание. Вдули Коле по самое не могу. В основном не за то, что совершил, а за то, что попался. Но как записать в протокол решение? В конце концов, протокол партийного собрания – документ пусть не секретный, но строгой отчетности. Сдается он в партийный архив и хранится там чуть ли не вечно. И неприличные слова туда писать не принято…
Через две недели кронштадтский начпо получил выписку из протокола партийного собрания, где рассматривалось персональное дело коммуниста Кругликова. В решении собрания значилось: «Объявить члену КПСС Кругликову Николаю Сергеевичу строгий выговор без занесения в учетную карточку за искривление линии танца». А что прикажете написать?
Флот наш, понятно, создан для мужчин. Это на загнивающем Западе дамы на кораблях служат и даже ими порой командуют. Но в России «женщина на корабле приносит несчастье». Это закон, его никто не отменял, да и отменить не может. И тут без всякого сексизма. В Лиепае, куда я прибыл на «Туман» безусым лейтенантом, первый раз меня отпустили на берег только через месяц, как говорится, непорочной службы.
Как и положено опытному мореману, у которого корма в ракушках, при полном параде отправился в ресторан «Юра». В полночь, сытно поев и вкусно выпив, возвращаюсь на борт. Старшим на корабле в тот день был замполит Анатолий Данилович Тарасов. Увидел меня, сделал круглые глаза и говорит:
– Не понял, лейтенант! Ты что тут делаешь?
Отвечаю: мол, так и так, сходил в кабак, отдохнул и теперь вернулся.
– Ну и лейтенанты пошли, – чуть ли не кричит каплей.
– Ты что, никого не снял? Флот позоришь! Это же так просто:
приходишь в кабак, грузишься как следует, а потом только два варианта. Или мордой в салат, или выходишь во время танца в центр зала. И не волнуйся – и в том и в другом случае тебя какая-нибудь дама да подберет. В следующий раз пойдешь в «Юру» со мной – я тебя научу жизни.
И ведь научил! Потому что, как тонко заметил генерал Альберт Макашов, «пребывание в армии и на флоте в период созревания мужского организма полезно».
Неспроста жива до сих пор на флоте древняя формула: «Если семья мешает службе – бросай семью. Если служба мешает семье – бросай службу». Потому что наши любимые женщины – это наш тыл, наша опора, наша главная береговая база.
Командир моего любимого «железа» – морского тральщика «Марсовый» капитан 3 ранга Николай Николаевич Бочкарев (по прозвищу Николка Паровоз – в гневе он не кричал, а пыхтел на подчиненных) перед сходом с корабля размышлял, куда идти: в кабак или домой, к жене.
После долгого раздумья заявил:
– Дробь, орудия на ноль, зачехлить стволы!
И потопал домой. По дороге зашел в аптеку, где, к своему удивлению, обнаружил в продаже «Кохинор». Это дефицитный «бриллиант» индийского производства, если кто помнит, изрядно выигрывал у отечественного резинового «изделия № 2».
Обрадованный Николай Николаевич скомандовал аптечной даме:
– Мне коробку, – имея в виду упаковку.
Удивленная дама достает из-под прилавка огромный картонный короб: – Извините, но он не полный…
– Блин, такую ночь испортили, – разочарованно сказал Бочкарев и, не купив «Кохинор», вышел из аптеки.
Николка Паровоз всегда заботился о том, чтобы семьи у офицеров и мичманов были крепкими. И неустанно это контролировал. Как-то сидели мы в каюте командира, отмечая что-то несущественное (граммов на 500 шила, не более). Вскоре «несущественное» закончилось – уже пришли страшные времена Горбачева, и нормы спирта для протирки механизмов (которые и до этого спирта не видели) урезали в рамках борьбы с пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте (приказ № 0125).
Порадовать душу было нечем, и кэп вызвал командира БЧ-5.
– Так, механик, – сказал командир. – Звони жене и скажи, что пришло время проверки быта у офицеров. Вышел соответствующий приказ министра обороны. Будем смотреть, какая у вас в семье ситуация, какой порядок в квартире и так далее.
Мех бросился к телефону и сообщил жене о предстоящем визите. Мол, быстро наводи порядок в квартире и накрывай стол. Через полчаса мы были дома у механика. Стол был накрыт. Хорошо, кстати, посидели. Когда все съели и выпили, командир говорит:
– А теперь пойдем с проверкой быта к штурману.