Прошло много лет после моего увольнения в запас. «Пенсионер, – говорю я теперь, – это состояние души». И порой оно так безмятежно и прекрасно. И всё же никак не привыкну, что на Большой земле, да и вообще на гражданке нет-нет, да и что-то всё-таки не так. Ну взять хотя бы вот эти их охотничьи рассказы. Это ж каким даром нужно обладать, чтобы ничего не сказав, по сути, так завладеть вниманием аудитории, что все, включая «новенького» меня, сидят, забыв про пиво, и лишь поддакивают. А потом уже и сами наперебой: – Лещь, окунь! В две ладони! Семнадцать штук за полчаса! Сто пудов – не вру! Не врет.
Или: – Выхожу на свою прошлогоднюю полянку, а там…! Не поверите, две корзины одних белых собрал!
Да чё тут не верить, верю. У нас с Лехой Штарьковым, как Тамарины наши на лето уедут, – ну в смысле моя Тамара и его Марина, – так у нас уровень внеслужебной активности зашкаливает за два ПДК. Нет, всё, как правило, в рамках приличий. И на подъёме флага мы как штыки. Как два штыка. Ну а тот случай? Ну это было исключение, как верно говорят, только подтверждающее правило. Из Мурманска тогда не вернулись. "Ушли из дома и не вернулись". Не смогли её растолкать. Жанночку. Вдвоем ее как только ни пихали, что только в неё не наливали, кстати, и чистого шила грамм триста не пожалели, – всё впустую, как мертвая. "Жанночка", – это так на Северном флоте называли наш автомобиль. ЗАЗ 968А. Крутой, кстати, ушастый "сороковник". Не какой-нибудь там 27-сильный недоделок. Мы с Лехой на нём (на ней) аж до самого Севастополя доехали. Но это позже, а в тот день застряли на мурманской трассе посреди белых ночей, не заводится, хоть ты тресни. Когда самодельная стереосистема в Жанночке пропикала московское время 8 часов, мы с Лехой смирились и разом обмякли. От судьбы не уйдешь. Что делать? Как что! Грибы собирать, вон их сколько. А у меня в багажнике штук десять ДУКовских мешков по 30 литров, кто забыл, каждый. Ну и пошла охота в две руки. Где на корточках, где на коленях перебираясь по сырому мху от местечка к местечку, в угаре азарта всё же посильно соблюдая грибную дисциплину в отношении малышей, мы с первобытной жадностью пожинаем все, до чего только могут дотянуться наши из жаждавшие живых ощущений ладони.
Вся наша жизнь – подлодка, то есть сплошное железо. Любимое, но всё же железо. Поручни, переборки, палубы, настилы, пайолы, пульты, механизмы, выдвижные устройства, гребные валы, люки, энерговыгородки, торпедные аппараты, кислородные баллоны, спасательные камеры и даже таблица перестукивания, – всё железное, твердое, холодное. А тут мягкий покров летней тундры с её чарующими запахами и неисчерпаемым плодоносием.
В невероятном количестве подберезовики и подосиновики. Меньше, но тоже будь здоров сколько, белых. Настоящих, крепких, крупных. И всё это великолепие летело в наши мешки. Двадцать минут и тащишь полный к машине. Багажник набит ЗИПом, так что аккуратно раскладываем на заднее сиденье. Второй, третий. Леха-то отстает, а мог бы, молодой. Лейтенант, ёлы-палы. Я-то старлей под планку. Волк морской обыкновенный, встречается в высоких северных широтах европейской части СССР. Зол и прожорлив необычайно.
Так мы увлеклись процессом собирания даров родной природы, что не сразу и заметили, как несущийся на всех парах зеленый УАЗик с брезентовым верхом, вдруг как-то зарыскал, затормозил и с явным любопытством остановился у самой Жанночки. На секунду, не более того, и, словно НЛО, стал уноситься вдаль, на глазах уменьшаясь и сливаясь с бесформенной яркостью восходящего северного солнца. Но, простите, 11 лет тренировок по скоростной стрельбе даром не проходят. Моё снайперское зрение мгновенно отпечатало на сетчатке с космической точностью цифры, буквы, их тип написания, размер, наклон, толщина линии, рамка…
…Отрезвляющая волна тревоги из самой глубины подсознания, где давно уже расшифрован страшный смысл сочетания символов 09–47 СД, накрывает сразу и с головой. О! Только не это, как не хочется верить. Ну, где она, надежда, которая умирает последней?
Ноль-девять-сорок-семь-эс-дэ. Это Начальник штаба… "Ж. па!", – машинально подытоживает результаты анализа мой речевой аппарат.
– "Такого слова нету", – ехидным голосом знаменитой Марии Ивановны из анекдотов про Вовочку поправляет меня ещё не вьехавший в ситуацию Штарёк.
– "Как нету?", – включаюсь я в идиотский диалог, – "Вот она, Ж. па, во всей красе… А слова, значит, нету?!"
Ну вы знаете, чудес не бывает. Не бывает и флот в этом отношении не исключение. До этого не было. Не было и после. А в этот день тем более по плану боевой подготовки штаба Краснознаменного Северного флота назначен наш выход в море для подтверждения задачи Л-2. А у нас с Лёхой одни отягчающие обстоятельства. Сейчас начнется. С приговором: "В день выполнения ответственного задания Партии и Правительства два офицера предпочли покинуть расположение части с целью собирания грибов" наши тушки швырнут на разделочный конвейер. И объясняй потом, что мы же ездили в Техупр, на склады, где чёрт ногу сломит от беспорядочного изобилия того самого ЗИПа, которого в дивизии днем с огнем… без которого мы в море загибаемся… ну почему… а, поздно всё. Нет, ж. па, точка. Уныло тащимся на буксире за случайным трактором "беларусь". То есть, наверное, "беларусь". Лет двадцать назад, до модернизации флотскими новаторами. И откуда в одном механизме столько копоти? Тут и Жанночка отдыхает. Наши физиономии и так не блещут от множества бесплодных попыток воплотить идеи творчества в жизнь. И руки по локоть цвета жанночкиного выхлопа. У нее же глушитель только так, для отмазки висит. Тут Лёха поворачивает на себя зеркало кормового обзора и заходится в гомерическом хохоте. "Смех без причины – признак дурачины», – только подливаю я масла в огонь. Поймав короткую паузу, Штарёк патентует открытие. Нашёл истинный смысл понятия "Зеркало заднего вида". Смотрю в пугающее щетиной и отработанной смазкой отражение. Точно, заднего, лучше не скажешь. И слова такого, определённо, нету.
Наша затяжная истерика мгновенно прерывается поворотом с Большой дороги на местную бетонку в сторону базы подводных атомных ракетоносцев. Чуть помедленнее, кони! Чуть помедленнее… На Видяевском КПП избавляемся от компрометирующих вещдоков, дарим ошеломленным вахтенным матросам всю нашу злополучную добычу. Погуляет сегодня комендантская рота.
И выход в море состоялся. В ночь. Минута в минуту в соответствии с планом БП. Запасы пополнены, оружие на борту, личный состав полностью, установка на мощности 40 процентов, отданы концы питания с берега, отключена линия берегового телефона, проверена связь с оперативным по УКВ, из швартовов – один носовой передний, буксир у борта, ещё минута напряженного ожидания и в распахнутые ворота КДП влетает и несется по гребенке 9-го плавпирса штабной автомобиль.
– Товарищ капитан первого ранга!..
– Вольно. Здравствуй, Александр Васильевич. Готов?
– Готов, товарищ капитан первого ранга!
– Отдать швартовы.
– Центральный, записать в вахтенный журнал: прибыл старший на борту Начальник Штаба дивизии капитан первого ранга Ясеновенко.
09–47 – пулями в поворотную мишень ложатся знакомые цифры. Вот такого слова уже точно нету. Вот какая расправа нам уготована. Вот почему замполит с нами так зловеще приветлив. "Гильотина смазана, в работе проверена". Уж этот-то нас с Лёхой любит. Ни одного случая не упустит. Всё простить не может. Ну мы тогда, согласен, слегонца переборщили. И это ж была боевая служба, район действия вероятного противника. А мы со Штоком по плану ЗКПЧ стенгазету БЧ-5 верстаем. Новую рубрику открыли, "Бестолковый словарь", как в Литературке тогдашней. И пришло же в голову кому-то из нас, Ильфопетровых, что "членский взнос", это не что иное, как "внезапная эрекция". А Зам спросонья подписал не глядя, доверился отличникам БП и ПП. Дошло как-то до Политотдела дивизии. Шумчик был. Дали ему тогда по шлему видать не слабо.
Море! Как я люблю море! Это говорю вам я сегодняшний. Пенсионер Министерства обороны РФ. Капитан 2-го ранга запаса. 27 лет выслуги, 12 календарей чистого плавсостава. Никогда оно мне не надоедало. Первый выход в море в 1959 году в возрасте 3-х лет. Потом снова в третьем классе. Отцовская "Буки – два", Полярный. Восторг и ужас в грохочущем дизелями пятом. Мальчишеская уважуха к страшной боевой мощи на торпедной палубе. Зеленая мигающая тишина в рубке гидроакустика. Мне дали крутить какую-то ручку, как заводить машину, и от этого всё зависело. Я сумел, хвалили. А матросы! Ни одного кармана не осталось у меня не набитым шоколадками.
– Проходим узкость!
– Пост "Кувшин" запрашивает позывные.
– Ответить Кувшину.
– Товарищ капитан первого ранга, находимся в точке погружения.
– По плану, командир.
Корабельный ревун: кря-кря-кря-кря-кря-кря-кря-кря….
– Боевая тревога! Срочное погружение!
– Поднять перископ!
– Принимается главный балласт кроме средней!
– Заполнена быстрая.
– Задраен верхний рубочный люк!
– Отвалены средние рули.
– Пульт! Турбине вперед девяносто!
– Заполнить среднюю!
– Боцман, погружаться на глубину 40 метров с дифферентом 3 градуса на нос!
– Скорость по лагу?
– Доклад глубины через 5 метров!
– Глубина 40 метров. Режим тишины. Слушать в отсеках!
В ушах зазвенело от внезапной тишины. Мы под водой. Мы – подводники и мы на своей работе. Это вам не в небе где-нибудь. И не под землей. Мы теперь единое с Мировым Океаном. Дифферентуемся по плавучести. У меня в роду три офицера-подводника. Четвертый – тесть. Значит я – пятый. И все проходили это. Вот это. Уважение к забортному пространству. И детский захлеб души. И ощущение возмужания. На борту не бывает лишних. У каждого в Мировом Океане свое место, своя роль, своя обязанность прожить ее честно. А если ты в роду – пятый, то всё в пять раз ответственней.
– Отсек осмотрен, замечаний нет! – ору что есть мочи в загоревшуюся лампочку "каштана".
А в голове уже шипит горячий осколок реальности. Интересно, в какой форме будет разбор полетов? Партийное бюро корабля? Или отдадут на откуп партячейке боевой части? Свои бы мужики от замполита отбили, факт, но тут столь высокое присутствие. Ладно, что гадать, увидим. Зачем-то второй раз бреюсь перед дверным зеркалом в своей двухместной каюте. Нижняя койка моя, Штарька верхняя. Мягкий коврик, полка с книгами, шкафчик, кондиционер, часы "командирские", электробритва "Харьков". В сейфе – журналы боевой подготовки, накопившаяся заначка, бутылка шила, недописанная со Штарьковым и Витькой Климиным партия преферанса, кассеты Высоцкого…