Но это – «цветочки», так как основные объёмы медицинского этанола «потребляет» сам летательный аппарат. В частности, нашим самолётикам, надо семь литров «чистого» на бортовую радиолокационную станцию, при этом после каждого включения БРЛС, его необходимо заменять, а ещё на каждый полёт, в самолёт, для опрыскивания шасси на посадке заливается шесть литров СВС (спирта 30 % и водяной 70 % смеси), она же «шлёма» или «массандра».
Для информации: на истребитель-перехватчик Миг-25, должно заливаться на каждый час полёта 40 литров чистого «ректификата», крепостью 96 градусов, и 250 литров «массандры». Эти самолёты называют «летающие гастрономы», а полки ВВС, где они стоят на вооружении – «пьяными полками». Так, что наш полк, можно сказать, почти «трезвый».
Хотя как сказали знающие люди, в городе есть мастерские, где умельцы шьют неуставные офицерские фуражки «аэродромы» с высокой тульей и мягким, из лакированной кожи козырьком. Так вот, морякам такие «фуры» шьют за 25 рублей, а с «морских лётчиков» и со всех офицеров в авиационной форме требуют к оплате трёхлитровую банку чистого спирта.
…Раздаются поздравительные звонки от однокашников (естественно, они все, как и я, сегодня дежурят на своих аэродромах), в том числе позвонил одногруппник Юра Агарков, с которым мы пять лет за одним столом вкушали курсантские деликатесы и точно – съели не только пуд соли, но и много всего малосъедобного. Юрок служит в полку морской авиации в Очакове Николаевской области.
Ура! Наступил Новый Год!
Вот и переселились мы все в новую реальность, будто бы в новую квартиру, где всё ещё незнакомо и непривычно.
После полуночи над Севастополем, который виден с КДП, как на ладони, самодеятельный фейерверк. Мы тоже внесли свою посильную лепту, запустив несколько припасённых сигнальных ракет.
Стол ломится от яств, принесённых по сложившейся традиции жёнами наших офицеров и прапорщика. За ним собрались не только наши матросики с «метео», но и бойцы из ближайших аэродромных структур (постоянно находящиеся на аэродроме), за которыми в новогоднюю ночь не оказалось отеческого офицерского пригляда. Это двое ребят из парашютно-десантной службы полка и хлопцы из аэродромной кочегарки.
Одному за этими орлами уследить было сложно. Понимал, что у них где-то припрятан спирт, давно созревшая персиковая брага и хорошо перебродивший виноградный сок. Перспектива получения к часу ночи девяти мертвецки пьяных тел и, как следствие, на утро дисциплинарное взыскание, меня совершенно не радовала.
Поэтому мною были приняты превентивные меры.
За несколько дней до Нового года вызвал на разговор двух неформальных лидеров этой банды «бритоголовых», нашего матроса Саркиса (представитель ростовской армянской диаспоры), кстати, мастера спорта по боксу, и такого же «обаяшку» из кочегаров. Посмотрел на них проницательным взглядом, сказал, что всё знаю про их «новогодние планы». По тому жару, с которым они стали отнекиваться, догадался, что припасено очень много.
Взывать к комсомольской совести было явно бесполезно, предложил отметить Новый Год по-взрослому, но по-человечески, то есть с шампанским. Обещал выставить на стол две бутылки «Советского» полусладкого и два кремовых торта, но это – под честное слово и при условии их личного контроля за всеми остальными. Джентльмены ударили по рукам.
Всё прошло, как на приёме у английской королевы. Правда, когда закончилось моё шампанское, Саркис, смущаясь, достал ещё две бутылки. Но поскольку стол ломился, мы легко одолели ещё по 150 грамм.
В половину второго к нам с тортиком и поздравлениями приехал замполит полка, он был безмерно рад увидеть за одним столом весёлых и довольных матросов нашего «куста» в полном составе. А в начале третьего, я пожелав воинам спокойной ночи, отправился спать. Не знаю почему, но был уверен в порядочности ребят.
Часов в семь, не по инструкции поздно, меня разбудил Саркис, доложил, что утренний аэросиноптический материал принят в полном объёме и горячий кофе с куском торта ждут меня на столе. Вот такая новогодняя сказка про неуставные взаимоотношения. Но этом чудеса не закончились, в обед позвонил замполит и объявил благодарность за хорошую организацию службы и празднования Нового Года.
Дежурство немного затянулось, вместо девяти утра я сменился только в три часа дня. Это было вполне ожидаемо, тем более Володя Морозов – парень заводной и новогодняя ночь для него закончилась утром. У меня была возможность убедиться в том, что личный состав накануне хорошо отдохнул и ничем не злоупотребил, даже лихие кочегары.
Вечером в комнату общежития пришёл убитый горем сосед Саша, лейтенант-связист. Он новогоднюю ночь встречал в казарме, ответственным по части, где было сосредоточено человек сорок матросов-связистов. Саня – «уставник» и, естественно, строил бойцов каждые полчаса. В начале первого, после кружки чая с коржиком, уложил всех спать, а сам пошел смотреть в ротной канцелярии «Голубой огонёк». Когда через час он вышел из канцелярии, то не узнал казарму. Спальное помещение было заполнено ползающими, нечленораздельно мычащими, густо пахнущими спиртом существами, умывальник и туалет были перепачканы всевозможными выделениями человеческого организма. И в это время в казарму с тортиком зашёл замполит со свитой. Ревизор. Немая сцена. Занавес.
А у Сани теперь строгий выговор, он вопрошает меня: «За что? Ведь всё было сделано строго по уставу». А мне и ответить ему нечего. Оказывается, что Новый Год дарит не только счастливые сказки, но и трагические истории.
Молодняков Сергей Александрович
Родился 1 ноября 1961 г.. В 1984 году окончил метеорологический факультет Воронежского высшего военного авиационного инженерного училища (ныне – Военно-воздушная академия имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина). Более десяти лет служил в воинских частях и соединениях ВВС, ПВО и ВМФ страны. Далее – десять лет служба на Центральном ядерном полигоне России (архипелаг Новая Земля), в должности начальника гидрометеослужбы ЦП РФ. Последним местом службы был Генеральный штаб Вооруженных Сил Российской Федерации, где прошел путь от начальника группы до начальника Гидрометеорологической службы Вооруженных Сил Российской Федерации (должность – главного военного гидрометеоролога страны). В Вооруженных Силах прослужил 33 года. Полковник запаса. Заслуженный метеоролог Российской Федерации. Почетный полярник. Кандидат технических наук.
Николай КалановЛуноненавистникиИз истории «берегового права»
В одно из воскресений у побережья американского полуострова Кейп-Код (Массачусетс) бушевал шторм. В переполненную молящимися церковь одного из селений с воплем ворвался человек: "Хвала господу! Крушение на берегу!" Вскочив с мест, все ринулись к дверям, но их остановил повелительный голос пастора: "Стойте! Сначала воздадим благодарение богу". Бормоча слова молитвы, святой отец проворно проталкивался через толпу. У выхода он повернулся и закончил службу словами: "О, боже! Смилуйся над нами, грешными, и сделай так, чтобы от судна осталось побольше! Аминь!.. А теперь, дети мои, быстрее на берег!" Широко распахнув дверь, пастор первым побежал в сторону океана.
Рассказывают, что эта история произошла во времена существования так называемого "берегового права", по которому жители морского побережья (или рек) могли присваивать себе останки потерпевших крушение судов, их грузы и вообще все, что море выбросило на берег.
"Береговое право" появилось в глубокой древности и с развитием мореплавания распространилось на многие прибрежные районы. С тех пор при кораблекрушении жизнь моряков, пассажиров и целостность грузов подвергались опасности не только в волнах бушующей стихии, но и, казалось бы, на спасительном берегу. Избежав смерти в воде, моряки могли погибнуть на суше.
Причины такой жестокости были разные. Иногда было опасение, что мореходы могут использовать свое ремесло не только для торговли, а для разбоя. И тогда суеверные предрассудки заставляли их приносить в жертву богам обнаруживаемых на берегу чужестранцев.
Так у древних жителей Крымских гор – тавров, был кровавый обычай жертвовать в честь своей богини Ифигении потерпевших крушение моряков. Несчастным отрубали головы и прибивали их к столбам, стоящим на берегу моря, а тела бросали в воду.
Но чаще всего моряков убивали из-за боязни, что оставшиеся в живых помешают грабежу или будут мстить. Грабителям было безразлично, кого они обирают – соотечественников или иноземцев, живых или мертвых. Мертвых раздевали до нитки, а живые становились рабами, или за них требовали выкуп.
Греческий поэт Платон с горечью писал в "Эпитафии морякам" об этом варварском обычае:
Море убило меня и бросило на берег, только
Плащ постыдилось отнять, что прикрывал наготу.
Но человек нечестивой рукой сорвал его с трупа,
Жалкой корыстью себя в грех непомерный введя…
У древних римлян право присваивать имущество и рабов сначала принадлежало первому нашедшему их. С образованием Римской империи это право перешло к государственной казне, а после падения империи – к феодалам, владевшим побережьем.
В средние века многие феодалы и даже могущественные монархи не стыдились считать плоды "берегового права" источником своих доходов. По морскому уставу, изданному в 1681 году Людовиком XIV, все имущество, спасенное при кораблекрушении, переходило в его казну. Тогда же в Англии существовал закон, по которому "все, что находится в море, все, что пошло ко дну, все, что всплывает на верх, все, что прибивает к берегу, – все это собственность генерал-адмирала" (главного чина в Адмиралтействе). Датские короли с XVI века по середину XIX века вынуждали судоводителей платить дань за проход по Зундским проливам. Этот "узаконенный" грабеж прекратился в 1857 году, когда после нажима на Данию главных морских государств, ее правительство отказалось взимать впредь пошлины, но при условии предоставления ей возмещения убытков (?!) в размере 3 млн. фунтов стерлингов.