Боцман, спокойный мужик в возрасте, подошёл к главному стивидору и мирно предложил:
— Слышь, ты бы экипажу дал хоть ящичек, мы тут страдаем от того, что столько добра, а никто ничего даже не попробовал.
Но стивидор обозлился на боцмана из-за его наглости. Отвернулся от него со словами:
— Никаких ящиков! Все будет выгружено по правилам!
А что оставалось делать боцману? Он пожал плечами и пошёл на конроллеры лебёдок:
— Хорошо, по правилам — значит, по правилам, — бубнил он себе под нос. Портовые грузчики, которые спустились в трюм, нагрузили на сетку ящики с водкой, и скомандовали боцману поднимать. Боцман потихоньку осторожно стал принимать строп. Строп натянулся и приподнялся над комингсом трюма. С океана шла небольшая зыбь и под её воздействием судно немного покачивало.
Боцман немного подождал, чтобы судно выровнялось, но судно раскачивалось где-то на 5 градусов, то есть каждые 10–12 секунд был крен на борт — туда пять и обратно пять градусов.
Затем он стал медленно выводить строп с водкой за пределы борта, и остановил его над баржой. Но остановил строп он как-то неловко. Почти у самого борта. Потом чуть-чуть приспустил его, и во время очередного крена, борт судна ударил по стропу. Тут же из ящиков сразу полилась нектарная жидкость. Стивидор схватился за голову и начал орать во всю глотку: — Ты что делаешь, вредитель?! Зачем ты это делаешь?!
Боцман отпустил рукоятки контролеров лебедок, поднял руку к уху, и как будто ничего не слышит, тоже прокричал стивидору:
— Чё говоришь-то?
В это время пока он переспрашивал стивидора, борт судна ударил по стропу второй раз, и еще больше бутылок разбилось. Со стропа хлынула ещё большая струя нектарной жидкости на палубу баржи. Грузчики не растерялись. Под эти струи были подставлены каски. Так что и им кое-что перепало.
Видя такой беспредел, стивидор взмолился:
— Сколько хочешь?
Боцман, поняв состояние стивидора, был доволен:
— Это уже другой разговор.
Борт приближался третий раз, когда стивидор закричал во весь голос:
— Я тебе дам все, что ты хочешь, только больше не надо экспериментов. Боцман мирно согласился:
— Понял.
Он быстренько взялся за рукоятки контролеров, и третьего удара уже не последовало. Строп плавно опустился на палубу баржи, где грузчики принялись разгружать его.
После этого инцидента в течение выгрузки больше ни одна бутылка, ни один ящик не были разбиты или повреждены. Народ был доволен, что боцман так проучил стивидора.
Но утром, за завтраком, получилась непонятная история.
На завтраке в кают-компании на столе стоял большой белый чайник, заварник с заваркой и хлеб для бутербродов. Каши сегодня не было. На большой тарелке посередине стола была навалена накромсанная колбаса с огромными кусками хлеба.
Обычно Малов завтракал вместе с третьим помощником. Им обоим надо было заступать на вахту с восьми утра. Поэтому они всегда дружно усаживались за стол, перекидываясь впечатлениями после прошедшей ночи. По привычке Малов взял чайник, чтобы налить себе в стакан кипятка. Но чайник почему-то оказался холодным. Тыльной стороной ладони он потрогал заварник — тот тоже был холодным. Ничего не понимая, Малов с третьим переглянулись непонимающими взглядами.
— Оля! — чуть ли не в один голос позвали они буфетчицу, — Почему чай холодный?
Оля — звезда нашей кают-компании, видя наше замешательство, подбодрила нас:
— А вы пейте, пейте. Не стесняйтесь. За всё уплочено. Боцман нам всем сегодня сделал подарок.
Язык у Оли что-то как-то подозрительно заплетаться, глаза были враздрай, и было непонятно её приподнятое настроение:
— Что наливать-то? Чай холодный, — третий помощник уже стал в серьез возмущаться.
— А ты лей, лей. Потом разберётесь, где что холодное, а где горячее, — показывала рукой Ольга, как надо наливать «чай».
Ничего не понимая, Малов открыл крышку чайника и понюхал его содержимое. Чайник оказался полным водки.
Как потом выяснилось, это боцман дал Оле водку, и она набрала ее в чайник, а в заварник налила египетский ликер «Абу-Симбел».
Теперь, чтобы позавтракать, надо было просто налить немного заварки, то есть «Абу-Симбела», разбавить его водочкой, быстренько выпить, и закусить бутербродом.
Ко всему прочему Оля появилась с большущей миской красной икры. Это уже в час ночи, подошел катер, и привез ведро икры. А сейчас этой икрой была наполнена целая эмалированная миска, которая была водружена в центре стола.
Что оставалось делать? Дедов не было, поэтому они по-честному выпили, закусили, чем бог послал и уже ни на какую работу не собирались идти. Какая на фиг работа? С утра принял сто грамм — считай, целый день свободен.
Правда, третьего помощника старпом всё равно вытребовал на мостик. Ему тоже хотелось отведать от щедрот стивидора.
Примерно то же самое повторилось и на второй день, и на третий. Тогда уже Иван Иванович вызвал всех механиков к себе в каюту. Он плотно прикрыл дверь и так залился матом, что такой амбициозной речи Малов не слышал ни до, ни после этого «собеседования».
Загулы прекратились, народ взялся за голову обеими руками и производил небольшие ремонтные работы с механизмами, чтобы судно хотя бы держалось на плаву.
К концу выгрузки рундук у Малова под кроватью был заполнен некоторым количеством бутылок, в том числе коньяком, вином и шампанским. Примерно так же было и у каждого члена экипажа.
Так как боцман больше ни одной бутылки не разбил, стивидоры эти потери как-то куда-то списали, что-то как-то сделали, что у них всё сошлось. Никого это уже не волновало, потому что после выгрузки судно снялись в рейс на Петропавловск.
В Петропавловске судно встало на рейде для продления документов, потому что как раз в это время эксплуатация судна заканчивалось. То есть все судовые документы к Новому году должны были закончиться, и поэтому в рейс надо было сняться до 25 декабря.
Подробности, как оформлялись эти дела, Малова, как четвертого механика не волновали, но все на судне чётко знали, что «Бородин» направляется в Японию на металлолом, и надо было дойти туда своим ходом.
Документы были продлены, и судно снялось в рейс 24 декабря в балласте. Продуктов было разрешено взять только на неделю.
При «крейсерском» ходе в десять узлов до Мурорана надо было идти почти неделю. Поэтому 1-2-го января планировалось прибытие в Японию, в порт Муроран.
По прибытию через неделю в Муроран, судно встало на якорь и начало связываться с портом. Новый старпом, который был направлен в этот последний рейс, очень хорошо говорил на английском языке. Иван Михалычу английский этот был до одного места. У него лучше выходило общаться с помощью второго нашего языка, который он знал в совершенстве. У Малова с английским тоже был полнейший напряг.
Когда он сдавал аттестацию в пароходстве, то один из пунктов обходного листа, должен был быть подписанным преподавателем английского языка. Преподаватель английского языка требовал от механиков, чтобы было изучено и сдано шесть уроков по Бобровскому за первый год работы в пароходстве, за второй год — надо было сдать аж десять уроков.
У Малова было сдано только шесть уроков. Так что он в совершенстве знал только «yes, it is» и начало Present Indefinite, но это считалось верхом знаний английского языка.
Поэтому познаний в английском языке — что у него оставались после училища, больше никаких не было, тем более что без практики разговора, английский язык забывался почти моментально.
Старпом сам индивидуально занимался английским и довольно прилично его знал, и вот он, после постановки на якорь в порту Муроран, связался с администрацией порта.
Те были крайне удивлены. Почему это какое-то судно пришло второго января утром в Муроран?
— Мы вас тут не ждали, — был их ответ.
— Как не ждали? Наше пароходство же договорилось с Вашим заводом, что мы придём для сдачи в металлолом.
Тут этот японский диспетчер проинформировал старпома:
— У нас до пятого числа выходные. Поэтому до пятого числа к вам никто не приедет. Не ждите никого. Мы только сможем прислать к вам катер, который привезёт вам правила нахождения вашего судна в территориальных водах Японии.
На самом деле, через пару часов к борту подошёл чистенький скоростной катер, и японец в аккуратной синей форме передал на трапе какой-то пакет вахтенному помощнику.
Что делать? Продуктов на судне было только числа до третьего, четвертого. Правда, спиртного было много, куда его девать — никто не знал. Перед подходом к Петропавловску весь экипаж участвовал в коллективном укрытии всего спиртного от таможни. На свой страх и риск, конечно. Не выливать же его за борт. Это было бы преступлением.
Да и тут не будешь же водку пить и рукавом занюхивать? Надо было что-то кушать.
Услышав такую новость, все пришли в уныние. Продуктов в артелке почти не осталось.
На одной из вахт вахтенный моторист Малова Василий Петрович подошел к нему:
— Слышь, четвертак, а давай ка после вахты возьмем фонари и слазим в трюм, все равно там будут деревянные переборки разбирать, может, там какие консервы и найдем?
А что? Идея была хорошая. Всё равно делать было нечего, поэтому так и сделали.
После вахты Малов с Василием Петровичем взяли фонари и полезли в трюм, прихватив с собой ломики и молотки.
Позвали третьего помощника с его матросом и принялись за «инспекцию» кормового трюма. Борта трюма на одну треть по высоте были зашиты добротными досками. Пришлось попотеть по демонтажу этих досок. В трюме было холодно, там была температура наружного воздуха, но при такой работе, холод почти не ощущался. И они были возблагодарены. Труды «разведчиков» были не напрасны.
Отодрав несколько досок, обнаружилось, что между деревянной обшивкой и бортом скопилось некоторое количество каких-то продуктов.
Если отодрать нижнюю доску, то можно было увидеть, какой мусор находится за обшивкой.