https://www.litres.ru/ivan-muravev/
Александр Козлов
Флотский юмор (короткие заметки)
На флоте юмор больше, чем юмор. Юмор на флоте — форма выживания. Банальная фраза “На флоте любят юмор” приобретает в устах моряков особый подтекст. “Ну и что? — скажет кто-то. — Юмор везде любят! '' И будет прав. Юмор, действительно, любят везде и практически все. Но только на флоте юмор имеет столь глобально-масштабное и жизнеутверждающее значение. Недаром утверждает флотская поговорка: “Не служил бы я на флоте, если б не было смешно! '' И в этой поговорке определена суть проблемы, изложен основополагающий принцип терпимости к флотскому “дуракизму” и тяготам флотской службы. Ну, действительно, не говорят же: “Не работал бы я на заводе (на фабрике, в поле, в театре и т. д. и т. п.) — если б не было смешно. Никому и в голову не приходит там ассоциация между смехом и возможностью честно выполнять свои профессиональные обязанности… По-иному обстоят дела на флоте. Здесь подобная поговорка абсолютно органична, точна и наиболее исчерпывающе отражает суть происходящих внутри его процессов. Так что в том, что юмор ценят на флоте по-особому, вряд ли следует сомневаться. Хотя, конечно, серьезных дел и по-настоящему мужских поступков на флоте совершается множество. И смешное, комичное нисколько не умаляет заслуг флота перед обществом, а, наоборот, только подчеркивает их. Юмор на флоте — безусловно, больше, чем юмор.
Кое-что о смешном
Однажды я решил написать смешной рассказ о коллегах — корабельных инженер-механиках. Я долго придумывал название, сочинял вступление, “раскручивал” сюжет. Но вдруг понял, что в рассказе нет главного: юмора. Рассказ получается несмешной! Почему люди смеются? — задумался я. Над чем, собственно говоря, люди смеются? А смеются они над чем угодно, но только не над собой, — сделал я главный вывод. Вы можете рассмешить чиновника, практически лишенного чувства юмора, рассказом про неловких официантов, хамоватых продавцов, бездарных врачей или ученых. Но стоит затронуть в рассказе тему, касающуюся самих чиновников, как улыбка на лице вашего наметившегося соратника по борьбе за стопроцентную профпригодность моментально исчезает. И он уже не смеется. Я бы даже сказал внутренне негодует. Аналогично реагирует и флотская аудитория. Пока дело касается в целом проблем флота и шутливого изобличения общих пороков флотского быта — смеются все. Заходит речь о высшем командном звене — перестают смеяться отцы-командиры, о старпомах — умолкают старшие помощники командиров кораблей, баз и частей. Заходит речь о механиках — и вот уже смеются все, кроме самих механиков. Лишь лейтенанты смеются всегда — им еще нечего терять, им еще не привит комплекс неполноценности. К тому же они ежедневно слышат в свой адрес слова, пожалуй, еще и покруче.
Смешным рассказ может быть лишь тогда, когда герои в нем легко узнаваемы, а проблемы без труда читаемы. Люди смеются не только над неловкостью, нерасторопностью, леностью тех или иных героев. Они узнают в них самих себя. Но рады, что объектами шуток и смеха стали не они, а другие. А ведь могли бы стать и они. Всегда интересно смеяться над другими. И практически всегда неинтересно смеяться над собой.
Рассказ тот я так и не написал. Будучи корабельным инженер — механиком до мозга костей, я не смог стать настолько беспристрастным, чтобы раскрыть все свои слабые, а значит и самые смешные стороны. А без этого смешного рассказа не написать…
Морская душа
Морская душа — это душа нараспашку! Сама флотская форма предполагает открытость, ведь у матроса форменная рубаха с огромным вырезом на груди, из которого гордо выглядывает полосатая тельняшка. Душа “нараспашку”, “тельняшка” — эти слова даже суффиксы имеют почти одинаковые. Если ты поэт, рифмуй на здоровье! Философ — философствуй сколько заблагорассудится. Далеко неслучайно вырез “голландки” (второе название форменной рубахи) имеет треугольную форму. Треугольник — это одна из сторон тетраэдра, а тетраэдр имеет форму пирамиды Хеопса. Ну а пирамида Хеопса, известно всем — это олицетворение чего-то вечного, незыблемого… Насчет чего-то вечного, незыблемого — это уже чересчур, скажет кто-то. Но что-то в этом, пожалуй, все-таки есть. Вспомните, сколько раз менялась форма в сухопутных войсках. А флот — как он был 300 лет назад в белом, синем, красном и черно-золотистом, так и остался верен этим цветам, обозначающим: честь, доблесть, храбрость и отвагу. Как ходили моряки в бескозырках, “голландках”, тельняшках и бушлатах, так в них и ходят. Как был флот надежным стражем рубежей Отчизны, таковым остался. Несмотря на временные трудности. Не потому ли именно у моряков родилось это понятие: “Морская душа”?
Морская душа — это нечто реальное, осязаемое и я бы даже сказал традиционное. Морская душа сегодня — это гордость людей за принадлежность к флоту, нестерпимая боль за дряхлеющий на глазах флот. Ну а что такое морская душа, если можно так сказать, в мелко бытовом смысле? Попробуем рассмотреть эту проблему на конкретных примерах. Допустим, встречаются в ресторане два пьяных офицера. Пьют, едят, веселятся. Но, напившись “в стельку”, о чем спорят и говорят!? Думаете о женщинах? Да конечно же нет. О службе!
На этот счет даже анекдот есть: “Встречаются две флотские семьи. Как всегда, жены — о своем, мужья — о своем. Жены в гостиной комнате “сухеньким” забавляются, а мужья на кухне — чем покрепче. Одна жена — другой:
— Иди послушай, о чем они там говорят?
Та возвращается и сообщает:
— О политике!
— Ну это хорошо!
Через полчаса повторяется проверка:
— О чем шушукаются?
— О женщинах!
— Это не страшно.
Еще через полчаса:
— Ну а сейчас?
— Все. Начали спорить о службе! Пора разбирать. Опять нажрались!
Вот в этом-то и проявляется душа настоящего военного человека. Именно напившись, он обнажает ее: чуткую, широкую, распахнутую навстречу флотским проблемам. При этом он, настоящий моряк, мучается, страдает, сопереживает и в то же самое время гордится!
Знавал я одного старпома, звали его Константином, который всякий раз перед застольем приговаривал:
— Не пьянства ради, а здоровья для. Важен не хмель, а пьяный разговор. Все пропьем, Саня, но флот не опозорим!
Военный моряк в третьем поколении, он породил и воспитал в трепетной любви и уважении к флоту трех своих сыновей. Сам стал достаточно большим флотским начальником, а у себя на даче соорудил что-то вроде флагштока. Летом каждый день сам или его сыновья (тот, кто больше всех в этот день отличился) на флагштоке поднимают настоящий военно-морской флаг, списанный с родного Костиного корабля. Наверное, это и есть морская душа в мелко бытовом, житейском смысле. Такую душу не сразить ничем: ни изрядной дозой спиртного, ни какими-то там финансовыми трудностями.
Не опозорим же флот наш и впредь!
Пиджаки
“Пиджак” — это не только название части мужского костюма, это еще и полуофициальное название целой группы флотских офицеров, отличающихся экстравагантной формой одежды и оригинальным пониманием азов военно-морской службы. Начало этой флотской “пиджакобратии” положил своим указом Брежнев, утвердив в 1980 году указ о службе на флоте в офицерских должностях выпускников ВУЗов. И вот, можете себе представить, они пришли на флот с круглыми прозрачными недоуменными глазами, с вечно жеваными погонами и мятыми брюками, с нестираными рубашками и фатально небритыми физиономиями. Умные, образованные, способные интегрировать трехэтажные алгебраические выражения, раскладывать ряды Фурье и решать биномы Ньютона, они при этом смыслили в морском деле меньше, чем матросы-первогодки. А рядом, да еще и в одном строю — настоящие флотские офицеры, поросшие здесь на службе “метровым мхом традиций” и “морскими водорослями специфики” этой тяжелой, неблагодарной, но безусловно интересной службы. Как тут было обойтись без неразрешимых противоречий и знаменитых флотских приколов!
Но “пиджаки” как-то быстро на флоте испарились сами собой. То ли слух прошел по бескрайним просторам нашей родины, что на флоте офицером после окончания института лучше не служить: засмеют до неприличия. Или пагубно повлиял очередной Закон Думы, согласно которому выпускники институтов уже не стали призываться на флот, а уходили, якобы, сразу крепить Отечественную науку. А может быть, и сами флотские высокопоставленные чиновники отказались от этой анархообразной интервенции на флот заумных студентов. Только как-то незаметно, в течении сравнительно небольшого периода, пиджаки с флота исчезли. Можно сказать, самоликвидировались! Впрочем, была попытка возродить их в облике контрактников: те же небритые лица, мятые брюки, нечищеные ботинки, вечно мятые безразмерные погоны…Но это уже совсем другая история. К “пиджакам” отношение не имеющая. “Пиджаки” — это, теперь уже, чуть ли не исторический этап в жизни флота.
Вот был, к примеру, в 80-е годы такой эпизод. Лейтенант Леня Купцов, типичный “пиджак” одного из кораблей противолодочного соединения, не успел прийти служить на корабль, как уже стал хлопотать о полагающемся ему подъемном пособии на “обзаведение хозяйством”. А ему, радеющие за его «благополучие» друзья — товарищи, более опытные офицеры, возьми, да и подскажи:
— Леня! А ты знаешь, что подъемное пособие офицеру положено выдавать в любой иностранной валюте, по желанию офицера?
— Нет, не знаю! — загорелся молодой “пиджак”.
— Пиши рапорт на имя командира. Только выясни, в какой валюте сейчас выгоднее всего его получать!
— Ага! — еще больше обрадовался Леня и резво побежал в библиотеку искать подшивку газеты “Труд”, которая в то время чуть ли не единственная публиковала курсы иностранных валют.
Выяснив, что самой устойчивой валютой на тот период были английские фунты стерлингов, Леня в рапорте командиру так и написал:
— Товарищ командир. Прошу выдать полагающееся мне подъемное пособие в английских фунтах стерлингов…