— Так, долбанный народ, чего разлеглись, как бабы! Ноги ширше и носки врозь! Найдите свои мишени по номеру. Все видят? Стрелять по моему сигналу. Жать на крючок плавно, дых притаить!
Все затихли, как на булыжном бруствере, так и поодаль, сгрудившись за выступом скалы от ветра. Мы застыли, «притаив дых», желая лишь побыстрее вскочиь и срочно размять окоченевшие ноги и руки. Но вот майор махнул красным флагом и скомандовал: «Огонь!» Тах, трык, та-тах, та-та-трык, — зачастили выстрелы хлёстко, как пастуший ремённый кнут. И так же быстро всё стихло: три патрона выпалили кто куда. Вариантов было немного: в белый свет, в соседский щит, в свой щит ближе к краям и, что вполне допустимо — в мишень. Очень эффектно визжали пули, отрекошетив от камней уже ниже щитов.
— Курсант Сазонов стрельбу закончил!
— Курсант Михайлов стрельбу закончил!
Стрельбу закончили все. Ну и я тоже. Ринулись к мишеням, словно на штурм Сапун-горы. Чёрта лысого! Даже до 20-ти очков не добрался никто. Моя мишень оказалась образцовой: 28 очков! Не сдавшие отсиживались за скалой в ожидании второго захода.
Но, вопреки стрельбам, Костиков построил нас всех, лишив укрытия от жуткого ветра.
— Вы что, в душу мать, растак твою в туды и обратно! Якорь Холла вам в задницы по самую вымбовку от лопаты! Чего, стрелять сюда пришли или говном мишени мазать! — примерно так, если с сокращениями, «вдохновлял» нас чуть ли не полчаса человек в полушубке. Так что мы теперь готовы были хоть голышами расстрелять мишени, лишь бы быстрее назад, в тепло казарм.
Тут же был перезачёт стрельбы из карабинов, но уже стоя. Ложиться на промёзшие камни — не в парной на полок, себе дороже. Так что вскоре карабины сложили в кузов грузовика и разобрали по номерам автоматы. Сменили мишени. А может и щиты перенесли поближе: кто их теперь упомнит, эти нормативы. Автоматы, осточертевшие на строевых занятиях, теперь вызывали интерес: из них стрелять будем ПО-НАСТОЯЩЕМУ! И у каждого был свой автомат, испробованный на стенде по пристрелке. Но это на стенде, а здесь…
И всё таки строевик приказал стрелять лёжа. Ну и чёрт с ним, хоть раком, лишь бы быстрее. Вызывали по десятку по алфавиту. Мне повезло: опять в числе первых. Застучало сердечко: ведь первый раз в жизни заряжаю автомат. Залегли. Первые три выстрела — одиночными. Ставим флажок на «ОД». Мушка, что тот указательный палец, планка для прицела как у верблюда на горбу и пронизывающий ветер. Там, в казарме на стенде было тепло.
Упал в ледяные объятия шинели, разбросил в стороны почти бесчувственные ноги. Наш инструктор, пинал лежащих, матерясь безостановочно. Те же вымбовки вперемешку с якорем, бабами и развратной матерью летели в наш адрес, слегка напоминая о «тяготах и лишениях» военной службы. В этот день мы с лихвой нахватались этих «тягот», пожалуй, перекрыли все нормативы, ежели таковые имеются. В голове звенело лишь одно: попасть бы в эту долбанную мишень и поскорее отсюда. Можно даже бегом во-он за тот поворот, откуда не видать всю эту экзотику! Век бы её не видеть!
Ну да ладно. Ах, «дых притаить» надо. Палец в рваной и мёрзлой перчатке едва просунул в скобу курка. Теперь надо прицелиться и держать автомат, чтобы не увело отсечкой патронов в сторону. Сказали, что из этого «ружжа» стрелять проще и не так громко, как из карабина Симонова. Сейчас испробуем…Где там эта мишень № 5! Вроде вижу. Так, теперь «прорезь эту с прорезью той», вспоминаю слова Костикова и совмещаю. Всё: планка, мушка и мишень…Жми!!! Ну и нажал. Даже плавно.
Но раздался неимоверный грохот, почему?! Может ещё что рвануло? В голове стоял малиновый соборный звон. Искоса огляделся: соседи о чём-то галдят, Мишка справа снял невесть почему порванную шапку…В голове шумело: видно оглох от «одиночного выстрела». Но тут же получил той самой солдатской перчаткой в другое, ещё слышащее ухо…Синхронно почувствовал тупой удар в зад, сопровождаемый знакомым набором мата, но парой-тройкой этажей выше. Офицер отобрал у меня, очумевшего от происходящего, автомат. Поставил на предохранитель.
Вынул рожёк и кинул оружие мне: «Держи, раздолбай! Под трибунал пойдёшь! Не дай бог, ежели токмо ранил кого!»
И, как выяснилось, никого я «токмо» не ранил, разве что мишкину шапку задел. А задело-то осколками камня, в который я с усердием упёрся дулом автомата. Вот те и «планка-прорезь-мушка и мишень»! А куда там стволом угораздило усоседиться, то мне это вроде и без надобности: поди на эдаком холоде угляди!
Не прошло и часа, как наша учебная рота утопала своими яловыми ботинками восвояси. Человек пять «двоешников»-неудачников остались подле машины по распоряжению Костикова. И стреляли мы, пока не вспотели: лёжа, стоя, с колена…По мишеням, пока от щитов остались одни щепки, а потом по щепкам и воронам. Пока не расстреляли почти весь запас трассирующих патронов.
Но в боевой листок меня всё же разрисовали: с зажмуренными глазами стреляю в огромный валун. И внизу подпись: «Курсант, не промахнись, стреляя!!»
Граждан Валерий Аркадьевич
Родился 7 июня 1944 года в Заполярье. Работал столяром на омской мебельной фабрике. В 1961 году окончил вечернюю школу и поступил в Куйбышевский авиационный институт. Но в 1964 году после третьего курса был призван на флот. Определили на первую атомную субмарину на Камчатку. Через четыре года, наморячившись вдосталь, демобилизовался. Работал на авиазаводе, доучивался уже в Омском политехническом, где и защитил в 1973 г. диплом инженера-механика. Обзавёлся семьёй. В 1974 году поступил в аспирантуру. Но уже в 1977 году был вновь призван на флот на корабль измерительного комплекса (КИК). Позже настраивал и испытывал КИП обеспечения ЯЭУ на АПЛ в\ч 81226 на Камчатке. Живет в Ульяновске.
https://www.litres.ru/valeriy-grazhdan/ob-avtore/
Николай Станиславский
Там, где шторма глотают туман
Механик на боевом корабле, это, конечно же, не белая кость. Но, как всегда, все зависит от человека. Николай Станиславский в годы службы на малых разведывательных кораблях Балтийского флота не только занимался, как механик, дизелями и, как говорится, «говном и паром» (а именно за этот ответственный участок отвечает командир БЧ-5 — электромеханической боевой части), но и писал стихи. Кстати, записывая их в «Записные книжки офицера» (были такие).
По словам Николая, вспоминать былое ему легче «в коряво-стихотворной форме», чем в прозе. Может, потому что училище его располагалось в Царском Селе, и половина казарм ВВМИУ имени В.И. Ленина — казармы Лейб-гвардии Гусарского полка, где немало времени провел Михаил Лермонтов. Не говоря уже о том, что напротив, через Екатерининский парк — лицей самого Александра Сергеевича Пушкина. То есть, как говорит Николай, «воздух у нас вокруг был особенный».
Командиру корабля ОСНАЗ
На Фареро-Исландских широтах,
Там, где шторма глотают туман,
За твоей наблюдая работой,
Стал тебя уважать, Капитан.
Кружка кофе вприкус к папиросе,
Взгляд краснеющих глаз на радар…
На руле — побледневший матросик.
И волна. За ударом удар.
На барографа желтой бумаге,
Пятый день ускользающе вниз,
Самописец рисует «овраги»,
Отражая природы каприз.
Я на вахте своей, на «собаке»,
Обхожу за отсеком отсек.
Мне матросов моих, цвета хаки,
Лица помниться будут вовек.
Поднимаясь по скользкому трапу,
Я не просто иду на доклад.
Нужен взгляд. Для опоры — как лапа,
Чтобы выдержать весь этот ад.
И под ветра порывы и стоны,
Понял я, как никто из людей.
На плечах, на твоих — не погоны,
А судьба этих славных парней.
Возвращение
Много раз назло штормам свирепым,
После долгой разлуки с землёй,
Возвращался к причалам я этим
И по трапу спускался домой.
Первый шаг по твердыне исконной
Я всегда не спешу сотворить.
Мне желанью, в душе затаённом,
Надо волю опять подарить.
И, боясь постороннего взгляда,
Чтоб потом чудаком не прослыть,
Подхожу близко к борту. Мне надо
С кораблём моим вместе остыть.
И ладонью своею шершавой,
Вытиравшей и пот, и мазут,
Осторожно коснусь я металла.
Пальцы соли крупинки сотрут.
Много миль одолели мы вместе
В нашей общей с «коробкой» судьбе…
Ухожу. Есть ли смысл в этом жесте?
Я и сам не отвечу себе…
Станиславский Николай Георгиевич — капитан 2 ранга запаса, выпускник Ленинградского ВВМИУ имени В.И. Ленина (1977 год), служил на Балтике на кораблях ОСНАЗ.
Юрий Ткачев
Рассказ о фронтовом учении
«Не служил бы я на флоте, если б не было смешно»
В погожий сентябрьский день конца 80-х годов вызывает меня командир бригады кораблей охраны водного района капитан 1 ранга Терещенко.
— Поедешь на фронтовое учение представителем от Тихоокеанского флота!
Я ошарашенно уставился на комбрига.
— Но я же не оперативник, я химик! Тем более это армейское учение!
— Весь оперативный отдел в отпуске, кого я пошлю? Там ничего не надо делать, возьми морскую карту, обозначь фарватеры и точки, где стоят в дежурстве наши корабли и всё! Спросят генералы — ляпни что-нибудь. Главное, отвечай уверенно. Они все равно в военно-морском деле ни черта не смыслят, — сказал Терещенко.
— Я один поеду? — спрашиваю.
— С тобой поедет майор Царёв из полка БРАВ[1], но ты старший!
Ну, думаю, хорошо, хоть не одному ехать. Володю Царёва я хорошо знал, он часто бывал у нас в штабе.
Приказ — есть приказ. Взял я карту, сверху красной тушью написал «Карта обстановки на ____», а карандашом, с помощью офицерской линейки, нарисовал фарватеры и кораблики. Созвонился с Володей. Договорились встретиться с ним в Южно-Сахалинске в штабе армии.