— Искать! Терещенко! С утра искать, найти и доложить! Понятно вам? — штаб флота, как растревоженный пчелиный рой жалил бедного нашего комбрига.
— Есть! Так, точно! Виноват! Так точно! С утра возобновим поиски! — отвечал командованию Терещенко.
Кое — как перекантовались на катере до утра. Трех дошкольников уложили спать в маленьком матросском кубрике, благо было место. Женщины ночевали в каюте командира и механика. Мужчины спали в сидячем положении, кто — где.
В пять утра подошел еще один десантный катер, забрал детей и женщин и ушел в Корсаков. На усиление поисков прибыл и стал на якорь базовый тральщик. С него на шлюпке высадилась группа — офицеры штаба бригады флагманский штурман Сергей Можаев, флагманский минёр Сергей Вяткин, досрочно сменённый с дежурства начальник отдела кадров Юра Новоселов.
Кроме них комбриг Терещенко прислал караул с автоматами Калашникова, УКВ-радиостанции, мегафоны, различную экипировку — ракетницы, фонари, капроновые лини, топорики, а так же продукты — тушенку, рыбные консервы и хлеб.
Поиск возобновился. Мы шли широким фронтом по вершинам сопок мыса Анива от самой его южной части, где стоял маяк, и на север, сколько можно было идти. «Идите от юга и пока не найдете» — совместил пространство и время комбриг.
Впереди шли автоматчики, потому что в зарослях низкорослого, густого бамбука водились крупные медведи. Они здесь были единовластными хозяевами. Зарубки своими когтями они делали высоко на редких деревьях. Так они метили свою территорию и никого к себе не допускали.
Юра Новосёлов прихватил с собой компас, чтобы не сбиться с пути. Заблудиться было несложно — и справа, и слева были склоны мыса и море. Ночью или в тумане можно ошибиться в направлении и выйти не на то побережье. Так потом с нами и получилось — не помог и компас, потому что там была магнитная аномалия.
Наши мегафоны подняли бы и мертвых, не то, что медведей! Но на призывы никто не отзывался. Прошли мы километров десять и в полной темноте подошли к какому-то глубокому ущелью. Откуда-то сверху текла река и падала вниз к морю пенистым водопадом.
— Тут не должно быть никакой реки, — остановился в замешательстве штурман Гранкин, — куда это мы пришли?
— Кто здесь штурман, я или ты? — ответил я ему, глядя в провал. — Давай Сусанин, выводи нас в залив Анива. Кушать хотца и баиньки уже пора.
Все мы уже устали. Матросы, как сквозь землю провалились и дальнейший поиск поиск стал бессмысленным. К берегу пробиться теперь было невозможно — мы вышли на крутые обрывистые берега мыса. Самим бы спуститься живыми и не разбиться.
К морю можно было попасть только по ущелью, и мы на общем совете решили вязать веревки, какие есть, привязать к крепкому дереву и ползти вниз к заливу Анива по водопаду.
Ребята! Кто любит экстрим? Спуститесь глухой ночью по тонким скользким веревкам неизвестно куда, в провал, метров двести, в потоке холодной воды. Да еще не зная, что там ждет ниже — берег моря или подземный тоннель, пробитый водой.
Первые спустились в кромешной темноте. Остальные ползли по веревке уже при свете сигнальных ракет, пускаемых с берега первопроходцами.
Минёр Вяткин доложил по рации, что мы находимся примерно в пяти — шести милях на берегу залива Анива севернее от точки стоянки наших кораблей.
— Вас понял, поиск прекратить, матросы нашлись, ждите катер, — лаконично ответил чей-то неразборчивый голос.
— Ура, матросы нашлись! Они уже на катере! — радостно завопил Вяткин. Все шумно выразили свой восторг. Наконец закончились наши мучения! Нашли веток, развели костер, чтобы согреться. Все насквозь были мокрые, к тому же стало довольно прохладно.
Через два часа ожидания начался прилив. И без того узкая полоска каменистого берега стала заполняться водой.
Мы вглядывались в море, но никаких огней не было видно. По нашим расчетам десантный катер, даже самым малым ходом уже должен был показаться.
Уже в полночь, когда прилив достиг своего апогея и поисковая группа стояла по колено в воде, прижатая к отвесному берегу, получили сообщение по УКВ, что мы все дураки, балбесы и идиоты.
— Какого хрена вы делаете на восточном побережье? — вопил базовый тральщик. — Кто приказал вам идти туда!?
Никто нам не приказывал. Наши штурмана Можаев и Гранкин — славные потомки Ивана Сусанина — вывели нас к Охотскому морю. Потом сказали, что мол, не учли, что здесь магнитная аномалия, и стрелка компаса вместо запада, куда нам надо было, показывала строго на восток.
За вами идет тральщик, начинайте движение, он обогнет мыс и станет у рыбацкого причала в четырёх милях южнее.
Нашли мы на карте и наш водопад, и причал на восточном побережье.
Четыре мили — это по морю. А по берегу, по приливу, по скользким валунам в темноте — это около восьми километров.
Не буду рассказывать, о нашем самочувствии, когда под утро мы добрались до рыбацкого причала, заползли на тральщик, выпили спирта, и упали, чуть живые, на койки. Проспали до обеда и стали приводить себя в порядок. У меня оторвалась подошва на ботинке и лопнула по всему шву левая штанина. Ноги были все в ссадинах от камней и ракушек. У других внешний вид был не лучше моего.
Я пошел выяснять обстановку, узнать, где нашли матросов.
— Японские шпионы связаны и сидят под замком, — сказал мне командир тральщика капитан третьего ранга Чубенко, — пойдут под трибунал.
— А, почему «японские шпионы»? — спросил я у Чубенко.
— Так, они мать их так, решили в Японию убежать на какой нибудь японской шхуне, — рассказал мне Чубенко, — вон их, сколько в наших водах браконьерничает, краба промышляют. Наши придурки запаслись тушенкой, хлебом, взяли с собой две бутылки водки и с преступного благословения мичмана Гребенюка отправились на восточное побережье ждать оказию на Хоккайдо. Мы вызвали погранцов с овчаркой и если бы не они, хлопчики, до сих пор сидели бы в уютной трещине под скалой. Собачка их живо из щели вытащила.
— Жюль Верна начитались, — сплюнул Чубенко, — Клондайк капиталистический им подавай, будет им золотой Клондайк и Эльдорадо в дисбате на острове Русском.
Стриптиз в ядовитом подвале
От химика на флоте никто и никогда не ждёт ничего доброго. Все думают, что это такое злобное существо с противогазовой сумкой на боку, которое ночами не спит и всё думает, чего такого вредного сделать. Пустить дым из больших таких бочек БДШ или МДШ на акваторию, когда там заходят с моря и швартуются ракетные катера, напоить дармовым, техническим спиртом добропорядочных семейных офицеров, чтобы они лыка не вязали, а ещё, к примеру, взять и потравить людей хлорпикрином. Я уверяю: напрасно все думают, что химики вруны. Например, когда я говорю, что все до одной наши штабные связистки поднимали передо мной юбки и я двумя руками хватал их за попки, мне никто не верит, хотя это истинная правда.
Вот, кстати о хлорпикрине. Все военные химики, хоть один раз за службу проводили газоокуривание личного состава. Что это такое? Объясняю для женщин, студентов гуманитарных вузов и детей. Берём «сантиметр» и, согласно методике, делаем замеры головы военного человека. Затем выдаём служивым противогазы по размеру этого человеческого придатка. Размеры бывают № 1, № 2, № 3 и № 4. У кого башка размером с лагун, тот напяливает четвертый размер и ходит с губами, сведёнными в трубочку, и синим лицом. Некоторые малоголовые до первого газоокуривания берут третий размер, чтобы легче было надевать и носить. Потом, нахлебавшись отравляющего вещества, просят химика выдать самый маленький размер и тоже ходят с синими лицами и губами в трубочку. Зато теперь они будут уверены, что никогда не отравятся.
Газоокуривание правильно называется «технической проверкой противогазов». Для этой цели устанавливается специальная палатка, где химик разбрызгивает хлорпикрин — учебное отравляющее вещество удушающего и раздражающего действия. Если нет палатки, используется любое помещение. Ядовитый газ выветривается из него за считанные минуты.
— Почему наши связистки не нюхали газы?
Я стою перед комбригом Терещенко и ласково, как Швейк, смотрю на него. В моём взгляде комбриг читает полную преданность и готовность к выполнению всего. Только о чём это он? Каких ещё газов? Я только что из отпуска, с Большой, так сказать, Земли, размякший и отвыкший от строгих военно-морских будней.
— Почему всех ты травил этой дрянью, а их нет? — Терещенко начал закипать. — Не делай придурковатое лицо, химик. Ты знаешь о чём я говорю.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что в моё отсутствие была флотская комиссия и эти дурочки — наши штабные связистки-телеграфистки на строевом смотре при опросе жалоб и заявлений заявили проверяющим, что у них не проверены противогазы на герметичность.
— Химик у всех проверил, а у женщин нет, — пожаловалась на смотре старшина 2 статьи Дубова, — мы тоже выжить хотим в будущей мировой войне, пусть ведёт нас в убежище.
У Любы Дубовой были большие серые глаза, волнистые каштановые волосы, высокая грудь, широкие бедра, обтянутые черной суконной юбкой до колен. Словом Люба была красавица. Иногда она в курилке, как бы забывшись, поднимала ногу на ногу и мы все на мгновение видели какого цвета сегодня на ней трусики. Или, вроде как бы нечаянно наклонится, и пугающего размера груди чуть не выпадали на нас из — под бюстгальтера. Руки так и тянулись поймать их и вставить на место.
А убежище — это довольно заглубленное помещение, куда вели прогнившие от старости деревянные ступени, без окон и одной дверью. Там я проводил газоокуривание личного состава, офицеров и мичманов бригады кораблей ОВРа.
Прав комбриг, о нашем «женском батальоне» я как-то не подумал.
Построил наших красавиц с противогазами.
— Равняйсь! Смирно! Сегодня будем проводить техническую проверку ваших противогазов, — объявил я этому грудасто — попастому строю, — а сейчас инструктаж.
Рассказал, как вести себя в помещении с отравляющим веществом, что делать, если начнёт щипать глаза.