— Голик?
— Вот видишь, ты даже не знаешь, как на флоте веник называют, а ведь это далеко не самый последний предмет на корабле. А большое познаётся через малое!
— Вот тебе голик и боевое задание — мести дорогу от дивизионного штаба и вон до того угла цейхгауза, — указал Юрке старлей, помощник дежурного по дивизиону, на поворот в сотне метров. Дорога в окруженье уже не молодых, раскидистых тополей, начало октября — листопад в разгаре. На первый взгляд, за пару часов можно управиться, если с куревом построже.
— А потом на корабль? — порывался поставить Юрка все точки над i.
— До ужина, — не без иронии усмехнулся старлей.
— Что значит до ужина? — заело у Юрки в голове, — Дорога через пару часов заблестит, как у кота…. Уж в этом то нехитром деле он не профан — чай, учебка за плечами- мыть, грести, таскать, мести, поднимать, опускать… Это что же, с красным корочками техника на флоте в дворники сгодился? Несуразица полная.
Старлей, видимо, прочитав на лице новобранца недоумение и даже справедливое негодование, исподлобья, уже гнусавым, не терпящим базара голосом, добавил,
— Пройдёшь раз — заходи по новой. Короче, дорога должна быть постоянно чистой. Листопад! Понимать надо.
Мести палые листья — работёнка, хоть и маленько пыльная, но не обременительная, а, главное, спокойная. Тем паче, никто тебя не дёргает, не гонит, не учит, не наставляет. Все проходящие видят, что матрос работает, даже старается. Тем не менее, моральное состояние хреновое. Да здесь ещё память втихую подленько подсунула анекдотец, известный ещё с гражданки.
— Как копать? — спросил солдат прапорщика.
— Отсюда и до вечера, — гениально изрёк прапорщик.
Тогда смеялся, а сейчас, хоть плачь. Ведь анекдот — то, получается, про него
— отсюда и до ужина. Потом стали одолевать суеверные переживания — как службу, начнёшь, такая она и пойдёт.
— Так и буду подметать дорогу всю службу, перспектива аж дух захватывает! Пропала флотская юность! — с горькой иронией размышлял Юрка.
После второго прохода, окружающие тополи обернулись подлыми поганцами, которые гадят без зазрения и беспрестанно на дорогу. Чем быстрее асфальт очищается от листвы, тем гуще сыпет листьями с деревьев. Порой кажется, что они, даром, что безмолвные, откровенно похохатывают над пустыми хлопотами новобранца.
Но нет, старания не такие уж напрасные. Дорога приобретает ухоженный вид, и на третьем проходе в сознании грядёт перестройка. С каждым взмахом метлы амбиции и обида испаряются, приходит отрезвляющее осознание своего положения, пусть неприятного для гордыни. Прими с миром то, что изменить не в силах. Вот уже в такт, пусть пока сквозь зубы, он декламирует нараспев: «Приятна мне., твоя… прощальная… краса». И тополи, тут, положим, не при чём, ведь у них листопад, физиологическая потребность.
На следующее утро, не успел Юрка дожевать военно-морскую «птюху», четвертинку вкусного белого хлеба, намазанного поверх толстым слоем превосходного сливочного масла, как кто-то прокричал его фамилию с верхней палубы через люк кубрика и добавил приказным тоном:
— В распоряжение дежурного по дивизиону! Срочно!
— Вечный раб дежурного по дивизиону, — в сердцах окрестил он себя, и, доедая на ходу, выскочил на палубу.
Дорога за ночь сплошь покрылась палой листвой, срочнее работы в дивизионе нет! Что бы они делали без него? Помощник дежурного по дивизиону уже другой, служба сменилась вечером вчерашнего дня. У Юрки, тем не менее, никаких перемен. На том же объекте, что и вчера начинает мести прибывшие за ночь листья от здания штаба дивизиона и, надо понимать, до обеда. Работа знакома и настроение лучше вчерашнего. Переболев духом, он смирился с показавшейся вчера вопиющей несправедливостью, попридержал амбиции и осознал, что мести асфальт — не так это уж и плохо. Пребываешь на свежем воздухе, харч флотский по расписанию, чрезмерного усердия не требуется, перекуры по желанию.
Пусть руки заняты, зато голова свободная — наблюдай окружающий незнакомый мир, думай о чём угодно, вспоминай дом. Идиллия!
Но не тут то было! Флотский бог, где он там обитает, из морских глубин или с небес, видимо, узрев, что первый урок этим новобранцем освоен, решил про себя, мол, давай-ка усложним ему вводную. Не мытьём, так кАтаньем. Не метлой, так катАнием. Да, да! Катанием на корабле. Увидите сами, что по-другому не скажешь.
Итак, из штаба дивизиона вышел некий капитан-лейтенант с бело- синей повязкой на рукаве и решительно направился по дороге.
— Новый дежурный по дивизиону. Сменил вечером капитан-лейтенанта Киселёва, — дошло до Юрки. В начале он не придал этому никакого маломальского значения:
— Зачем дежурному офицеру матрос по второму дню службы в дивизионе, что ему других забот мало?
Но каплей продолжал двигаться, не меняя курса, явно интересуясь плодами неустанной боевой деятельности новобранца. Пришлось прекратить работу и, как учили, представиться. При этом голик Юрка переложил в левую руку, давая понять дежурному, что, мол, ему недосуг с ним травить байки, у него ещё ого сколько дороги до угла цейхгауза, и пусть он идёт с миром дальше.
Разумеется, Юрке было невдомёк, что дежурный офицер дивизиона, доложив в бригаду о завершения утренних рутинных процедур на кораблях дивизиона, решил, не мешкая, заняться причальной территорией. Такой безобидный, казалось бы, осенний листопад грозит нахлобучкой от любого залётного начальства, если зазеваться или пустить уборку палой листвы на самотёк. За годы службы на флоте он постиг, что порой за изъяны во внешнем флотском лоске можно схлопотать нагоняй похлеще, чем за немалые огрехи в боевой подготовке.
— С какого корабля? — вопросом ответил на приветствие дежурный.
— С МПК-85, товарищ капитан- лейтенант, — озадачил его матрос.
Дежурный машинально оглянулся на пирс и сразу же отругал себя за опрометчивую реакцию. Ведь, он прекрасно знал, что Алгашев вторые сутки в «морях» в составе поисково-ударной группы. Алгашев — командир МПК-85 и, как повелось в дивизионе со времён «больших охотников», корабли называют по фамилии командира.
Капитан-лейтенант внимательно посмотрел в лицо матроса, опасаясь вновь попасть впросак, и догадался, что матрос из пополнения, пришедшего вчера в дивизион. Пополнение это пришло особенное; для осеннего призыва прошлого года поздновато, для весеннего призыва ещё рано. Кто-то объяснял, что пришли они на корабли без подготовки в учебном отряде, якобы после окончания техникумов: «Дюже грамотные».
Не успел дежурный по дивизиону дать ценные указания по уборке этой «стратегической» дороги, как увидел почти бегом направляющегося к нему своего помощника и насторожился. Он обладал неким подспудным чутьём на неординарные ситуации, о котором никому никогда не рассказывал, но втуне гордился этим. Оно его никогда не подводило. И вот сейчас, завидев вышедшего из штаба старлея, он услышал где-то в груди, не в ушах, звон маленького серебряного колокольчика. Иррациональное нечто внутри него или снаружи великодушно давало знать о приближении экстренных событий. Комдив в море, начштаба в штабе базы, значит, решения принимает он. Что же, он не подведёт!
— Срочное сообщение, — ещё на подходе выдохнул помощник.
— Ага! Что-то произошло! И это что-то должно коснуться меня. Ведь не может дальше продолжаться эта бесконечная борьба с листопадом. Уже сутки я на этой проклятой дороге. Вполне достаточно, чтобы утихомирить тщеславие и дать понять, что на флоте всё не так, как на гражданке, — пронеслось в голове у Юрки.
А вот и гонец с корабля! Пусть не архангел, но весть он несёт желанную и спасительную. Матрос с бело-красной повязкой на рукаве почти бегом направляется к Юрке. Ищи себе другого раба, бравый каплей!.. Разлука будет без печали.
В кубрике крепкий смрад выхлопных газов. В соседних отсеках машинные отделения, носовое и кормовое. Мозгодробящий хор работающих дизелей проникает в кубрик. В кубрике никого, все на боевых постах готовят корабль к экстренному выходу в море. Ни души, если не считать Юрки. Уныло восседает на отполированном матросскими задами рундуке под динамиком корабельной трансляции. Теперь понятно, почему дежурного офицера срочно вызвали в штаб. Полчаса назад Юрку внезапно сняли со «стратегической» дороги и затребовали на корабль, который экстренно выходит в море.
Поначалу радость не имела границ. Казалось, что на той злополучной дороге Юрка провёл не сутки, а целый год. И, вдруг, понадобился! Понадобился кораблю, готовящемуся к выходу в море! Почувствуйте разницу; тупо и беспрестанно махать метлой и выйти первый раз в море, да ещё на таком прекрасном боевом корабле. Но буйство страстей и поднявшее было голову, недобитое на дороге тщеславие было безжалостно растоптано, едва Юрка, полный надежд и эйфории, поднялся на борт готовящегося к выходу в море корабля. Поджидавший его дежурный старшина с кислой миной на лице (этот ещё навязался, своих новичков — глаз да глаз) объявил без обиняков, не пощадив душу новобранца, готовую вкусить сполна морской романтики:
— Корабль срочно выходит в море. Ты сидишь в кубрике, оттуда ни на шаг, и носа не кажи! Ясно?
— Есть, таарищ старшина, — выдавил Юрка упавшим голосом. Этот таарищ его зарезал без ножа. То, что корабль готовится к выходу в море, он и сам видел, не слепой. А вот то, что его изолируют в кубрике, было, что обухом по темечку.
— Выхожу в море пассажиром! Нет, не пассажиром — трюмным узником, — пришёл к неутешительному выводу Юрий. Дабы исключить эту версию, поднялся по трапу к палубному люку и обследовал запор люка. Запор отдраивается, люк освобождается. Значит, всё — таки пассажиром. Дурацкая ситуация, уж лучше бы остаться на берегу, на своём стратегическом объекте, по крайней мере, находился бы при деле.
— Только вдуматься! Мой первый выход в море на боевом корабле! Я выхожу в море по боевой тревоге, но на правах пассажира, бесполезного груза, — только и осталось Юрке сокрушаться своим вынужденным положением.