И я молчу, смотрю на этого сухого, просоленного и обветренного всеми ветрами старика и думаю о том, сколько процентов правды в его байках. Ну, не может один человек столько пережить и столько успеть! Что-то здесь не так. И Александр Иванович, внук его, он на водной станции «Авангард» самый уважаемый тренер, тоже предупредил, чтобы я ни в коем случае не выдавал деду лодку. А еще сказал, чтобы не слушал его байки. Так и сказал: «Не пей с дедом, он, когда выпьет лишку, таких баек тебе понарассказывает, Джек Лондон отдыхает». СашкО любит деда, но его раздражает, что он «вечно здесь ошивается», ну и, конечно, «чаепития» в боцманской…
— Петрович, очнись! Ты как на флот попал?
— Сам же говоришь, что слышал сто раз мои байки.
— Ничего, послушаю в сто первый.
— В 14-ом мы с отчимом уголь возили в порт, он кочегаром на паровозе был, а я у него — вроде помощника. Однажды пока уголь сгружался, я тайком на турецкий пароход залез. У меня давно мысля была сбежать в Стамбул, я даже кулек сухарей за пазухой носил, на всякий пожарный. Пробрался я на «турка» на этого и закопался в угольной яме. Не знаю, сколько я просидел там, может сутки, а может, двое…Сухари кончились, а мне пить охота, хоть помирай. Ну, я и вылез оттуда. Кочегары турецкие, как увидели меня чумазого, аж лопаты побросали. Притащили к капитану, сидит жирная турка и лыбится. Даже попить не дали, заперли в трюме до самого Стамбула. В Стамбуле меня турчина своему приятелю продал, тоже капитану. Так я попал на контрабандистскую шхуну.
— А сколько тебе было?
— Шестнадцать. Вот так и началась моя морская жизнь. Год юнгой отходил, а потом тюрьма. Поймали нас с контрабандным грузом. Мы в Одессу чулки шелковые и табак гнали, а назад — оружие. Вот нас и сцапали…Ты фонарик мне еще не стырил?
— Будет тебе фонарь, не торопи. На следующей неделе схожу к путейцам, там у меня кореш работает.
— Только, гляди, чтобы он, как у стрелочников был! С ним рыбачить ночью — одно удовольствие. Ладно, пойду на мостик.
Петрович вышел и забыл свою сумку с донками, хватаю и бегу догонять.
— Ты куда собрался, рыбак хренов?! Может удочки возьмёшь?!
Петрович хитро улыбается.
— Я это специально, чтобы ты проводил старика, а то споткнусь ненароком. Жди этих спортсменов!
Мы останавливаемся на краю мостика и он долго шарит в сумке.
— Всё, отрыбачил, пошли дальше чаевничать! Банку с червями дома оставил.
— Ну, ты даешь! Дам лопату, копни речного.
— Да я, если честно, и ловить-то не очень сегодня настроен. Справа, вот здеся еще побаливает.
Мы возвращаемся в боцманскую, Петрович достаёт початую бутылку. Тем временем я выуживаю из холодильника два вареных яйца и кусочек ветчины. Сейчас с нас можно писать картину «Рыбаки пьют чай». Стоящие у стены вёсла, куча канатов и якорей, спасательные жилеты…
Работаю я на железной дороге, водно-спортивная станция «Авангард» — моя летняя подработка, дежурю пару раз в неделю, выдаю лодки, подновляю краской номера.
— Ты бутылку убери со стола, а то, не дай Бог, Сашка твой зайдет или начальство.
— Сашка уехал со своими на соревнования.
— Э-эх, серьёзный у тебя напиток, Петрович! Давай, трави байки.
— Не надоело? Ладно, давай про Врангеля расскажу.
— Про Врангеля я уже сто раз слышал.
Эту байку Петрович мне уже рассказывал и я помню всё наизусть. Когда они гнались на канонерской лодке за Врангелем, а тот смотался из Севастополя на крейсере «Адмирал Корнилов»…
— Расскажи лучше, как тебя фриц торпедировал.
Из всех морских баек Петровича эта более-менее смахивает на правду.
— Слушай, если не надоело. Наш эсминец сопровождал караван, а фрицы сидели на дне, ждали. Первая торпеда в кормовой отсек попала, я уже в воде был, когда вторая подошла, я её своими глазами видел, подо мной прошла. Нас со всего экипажа человек сорок до камышей доплыло. А вода не то, что сейчас. Градусов 14, не выше. Повисли на камышах и дрожим, а фриц с берега бьёт по нам из минометов. Вечером осветили, суки, ракетами и молотят без перерыва. Сижу, как жаба в красной водице, почти всех братишек побил фриц. Ну, думаю, хоть так, хоть так помирать…
Полез на берег, а ног не чувствую, омертвели ноженьки. Ползу вдоль берега, гляжу — впереди ещё морячок с нашего эсминца, ещё один… Нас со всего гвардейского экипажа семеро выползло к своим. Потом в госпитале ещё четверо Богу душу отдали…
— Давай, хлебнем за братков моих.
Мы пьем за моряков, а потом долго молчим. Петрович провалился в какие-то свои воспоминания, а я подумал о фонаре: «Обязательно схожу к путейцам. А ещё нужно поговорить с Александром Ивановичем, когда он вернется с соревнований, не нравится мне Петрович, не долечили старика.»
Через неделю я притащил на «Авангард» новенький железнодорожный фонарь. Увидел Александра Ивановича и с радостной улыбкой пошел навстречу.
— Как выступили?
— Как всегда. Я до конца не был, пришлось вернуться.
— Вот, передайте деду с наилучшими пожеланиями.
— Что это?
— Фонарь для рыбалки.
— Отрыбачил дед, вчера похоронили.
Я растерянно стоял на берегу с железнодорожным фонарём в руке и от досады, что не успел, хотелось зашвырнуть его подальше в воду.
Прошли годы, я уже стал забывать водно-спортивную станцию «Авангард», но однажды забрёл в Музей Судостроения и Флота. Шёл между экспонатами, останавливаясь подолгу возле макетов парусников и боевых кораблей Черноморского флота. И тут сердце мое ёкнуло, гляжу и не верю своим глазам. Глядит с фотографии на меня Петрович, только молодой и красивый, а рядом форма висит морская с орденами и медалями, кортик… читаю о подвигах его, как будто, он сам мне в который уже раз рассказывает свои "морские байки", глотаю слёзы, а губы шепчут: "Прости, Петрович".
Не беспокойте Бога по пустякам
«Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения.
Человека можно уничтожить, но его нельзя победить"
— Господи Всемилостивый, дай мне силы справиться с этой рыбой! Клянусь тебе, Боже, я больше никогда не буду тревожить Тебя по пустякам!
Сколько времени прошло с тех пор, как катушка затрещала бешено раскручиваясь, старик не знал. Да и как он мог знать, думать, чувствовать, если все силы, абсолютно все сконцентрировалось в одном — не дать уйти рыбе.
Старик хотел изменить положение, чтобы лучше упереться в ребристое дно лодки, но и это он сделать не мог. Страх расслабиться и дать уйти этому монстру, сковал тело до такой степени, что даже боль он перестал чувствовать и она больше не приносила страданий.
Наконец, катушка замерла, но он продолжал слышать треск, только это уже был треск его собственных костей. Мышцы вибрировали в унисон с натянутой нитью, каким-то чудом еще не лопнувшей до сих пор. В мозгу вспыхивали знакомые с детства или юности фразы, но старик даже не пытался вспомнить, откуда они.
«…слава богу, что она плывет, а не опускается на дно. А что я стану делать, если она пойдет камнем на дно и умрет?»
Рыба продолжала тащить лодку со стариком в открытое море, временами она останавливалась, набираясь сил для очередного рывка. В эти короткие промежутки старик едва успевал перевести дух и все начиналось сначала.
— Когда же ты устанешь, рыба?!
Старик попробовал сделать один оборот и, о чудо, вытянутая в струну нить начала медленно накручиваться на катушку. Еще оборот, еще… От напряжения на сморщенном, просоленном всеми ветрами лбу, выступили крупные градины пота.
— Господи! Дай мне силы вытащить эту рыбу! Она мне очень нужна!
Продолжая молить Бога, старик крутил ручку спиннинга, но в голове по-
прежнему вспыхивали знакомые фразы из прочитанной в юности книги. Это мешало старику как следует просить Господа о милости, но фразы возникали независимо от него и с этим ничего нельзя было поделать.
«…Ну не чудо ли эта рыба, и один бог знает, сколько лет она прожила на свете. Никогда мне еще не попадалась такая сильная рыба. И подумать только, как странно она себя ведет!»
Старик вращал ручку и нить метр за метром выходила из воды. Там на большой глубине плыла огромная рыба, которую Господь, наконец, решил дать ему.
— Ты услышал меня, Боже! Как же я рад, что ты услышал меня! Выходит, я не зря надоедал Тебе все эти годы! Прости меня, что я иногда ругал Тебя, когда вместо настоящего улова Ты давал мне несколько жалких сардин. Но сейчас я прошу только об одном. Помоги мне вытащить эту рыбу, и я больше никогда, клянусь Тебе, никогда не побеспокою Тебя!
Он почувствовал, как рыба из последних сил рванула нить и лодка вздрогнула, зарывшись носом в воду. Старик понял, что это был последний рывок и если сейчас он удержит рыбу, она уже не сможет уйти. Последний рывок решает все, сколько раз он вываживал огромных рыб, но в самый последний момент, когда, казалось, что рыба уже обессилила, этот рывок дарил ей шанс на спасение. Главное удержать спиннинг! Пот градом стекал со лба на обожженные щеки, соленые капли заливали глаза, но он готов был вытерпеть все на свете, только бы вытащить эту прекрасную огромную рыбу.
— До сих пор, Господи, ты помогал мне, так дай же силы одолеть ее!!! «Сейчас или никогда», — подумал старик и начал вращать ручку с таким яростным азартом, что даже сам удивился. Сердце выпрыгивало из груди, а в голове победно звучали слова из книги:
«…леса равномерно шла и шла кверху и наконец поверхность океана перед лодкой вздулась, и рыба вышла из воды. Она все выходила и выходила, и казалось, ей не будет конца, вода потоками скатывалась с ее боков…»
Он крутил ручку, пока на поверхности не показался гигантский черный плавник. Он начал расти на глазах у обалдевшего старика и на его боку совершенно отчетливо возникла эмблема американского флага.
В это время командир атомного подводного крейсера «Северная Дакота» принимал доклад своего старшего помощника.