Однако, люди с каким-то маниакальным упорством заставляли технику работать не обращая ни малейшего внимания на ее протесты, не думая ни о своей безопасности, ни о безопасности груза, не о безопасности судна.
Сам сухогруз давно забыл о том, что такое краска, док, полноценный ремонт и мерная миля. Ничего хорошего это не предвещало и наконец настал конец — он оказался в какой-то бухте, вдали от порта, даже не пришвартованным, а просто посаженным на мель. А чтобы не смог дрейфовать — еще и затащили нос насколько это возможно на берег. Так и оставили.
Иногда наведывались лишь затем, чтобы снять, открутить, сгрузить на плашкоут что-то, что может представлять ценность или может быть продано. Началось разграбление. И сухогруз не мог никак этому помешать. Даже утонуть от стыда не мог — берег цепко его держал, погрузиться дальше он уже не мог — и так сидел прочно на прибрежной мели.
Главный двигатель говорил теперь тихо, словно был дремучим стариком, что собственно и соответствовало действительности:
— Ничего от меня Бурмейстера не осталось, всего выпотрошили, один остов да коленвал остался. А Зульцеров вообще уж нет — целиком поснимали. И меня бы вытащили, но сил таких у шантрапы нет, только в заводских условиях… Да кто ж им денег даст на завод. И рулевой машины уж нет. Покряхтел и продолжил:
— Аварийный целиком забрали — он практически новый, мало поработал, причин не было — мы практически и не ломались, чтоб его гонять. Выкрутился, видишь ли. Теперь на новом месте при почете и при деле. А мы с тобой… Ты слышишь меня?
— Слышу. — Эхом отзывался сухогруз. — И стрелы свезли, и цепи с якорями, все двери поснимали. В трюмах вода, в помещениях разруха… Как будто и жизни другой никогда на нас не было… Все подмели… И куда теперь? Получается так век доживать. Ты ж меня с места не сдвинешь…
— Выходит так… Не смогу я тебя с места сдвинуть… А зачем? И винта к тому же давно нет… Сняли без всякого дока… Дифферентовали на нос порожнем, помнишь, еще до этой бухты? Винт заголили и сдернули…
— Помнишь, — проворчал сухогруз. — А как тебе лучше — на патефонные иголки пойти или тут на берегу сгнить?…
— Ну ты, брат, загнул! Я же Бурмейстер!!! Кому в голову придет Бурмейстера на иголки пустить?! Я ж фирмА!!!
— Да кто тебя спрашивать будет!!! Бурмейстер ты или В айн… или Боря-Ваня… Металлолом есть металлолом. Мы сейчас с тобой металлолом… Главный вдруг встрепенулся, словно осененный внезапной мыслью:
— Как ты думаешь, сейчас в стране с патефонными иголками дефицит или как?
— Сейчас в стране патефон днем с огнем не найдешь. Следовательно иголки не нужны… и дефицита нет. Но ты особо не обольщайся — на гвозди переплавят… Ты почему спросил…
Я когда-то старому паровичку намекнул насчет патефонных иголок… Помнишь? Так вот и нам сейчас пора бы уж на иголки… то бишь на гвозди. Интересно, а как он там, паровичок-то?
— Эх! — Вздохнул сухогруз. — Скорее нет уже паровичка… Ему и тогда уже было лет полета, теперь уж под девяносто… Порезали уже… Пароходы так долго не живут… Вот мы с тобой — сорок лет и все. На свалке.
— А люди, когда ненужными становятся — куда потом? Также в бухту?
— Сначала на пенсию, потом на кладбище. — Коротко ответил сухогруз.
— Да ты-то откуда знаешь, знаток?
— Я брат ты мой, много знаю. Я фильмы вместе с экипажем смотрел, радио слушал. Тебе из ямы не видно было, а я мог наблюдать…. Сначала кинопередвижка была, называлась «Украина»… В нее вставлялись такие бобины с кинопленкой, они крутились — и фильм получался… Телевизоры потом пошли… Но они только в портах могли показывать… Это потом, много позднее, когда оборудование установили, их можно было и в море смотреть… А еще позднее — у каждого свой телевизор был — там и фильмы смотрели, и музыку слушали и вообще… много чего можно было делать. Компьютером называется… планшетом…
Сухогруз помолчал, потом продолжил:
— Так вот, когда кинопередвижка была — экипаж собирался весь на просмотр фильма, все вместе смотрели… И фильмы были замечательные, а когда эти… планшеты пошли… каждый отдельно, по каютам… и такую гадость смотрели!.. Тьфу!..
— Раньше, чтобы фильмами обменяться — даже курс меняли, чтобы со встречным судном ошвартоваться для обмена фильмами. Для всех радость была! А потом!? Все по каютам шхерятся, у каждого свое кино, вместе не собираются и… и наплевать друг-на-друга… Что-то вот как-то повернулось, что наплевать стало.
— Ну и… что?
Сухогруз вздохнул и сказал:
— Если людям друг на друга наплевать, то, как ты думаешь, есть у них дел до старого парохода? Ты пьяных механиков забыл? Как один из них спалил вспомогач? Или штурмана что на камни нас посадил… тоже как стекло был остекленевший. Раньше бы такого никогда! А сейчас — грабь и увози!.. Вернее, уже грабить нечего.
— Ну и что?
— Что ты заладил… «ну и что». Вроде Бурмейстер, а соображаешь как ДКРН [Двигатель Крейпцкофный Реверсивный с Наддувом] какой-нибудь… Сгнием мы тут с тобой, ржа все слопает. Даже на гвозди никак не сгодимся, потому что из ржавчины получается только ржавчина.
— Так что нам с тобой делать?
Сухогруз долго молчал. Спешить некуда. Его никто не ждет в порту с необходимым грузом, ему не надо спешить, уходя от непогоды, не надо соблюдать график линии. И главное — ему теперь совсем не нужно было держать горизонт, т. к. горизонта перед собой он уже много лет не видел. А видит только берег с уходящими вертикально в небо скалами — дикий берег, на котором никогда не появятся люди.
— А ничего не надо делать… Просто гнить дальше, пока от нас не останется даже ржавщины…
Так и стоит бывший красавец, завалившись на борт и выставив забор шпангоутов, сквозь которые гуляет ветер. Кусок ржавчины. Ненужный никому. Не сумевший вовремя утонуть, потому что был верен долгу. Долгу хранить свой экипаж. Пытающийся понять почему он брошен умирать позорной смертью на суше, потеряв свое имя, свой экипаж, свой горизонт.
Каждый вдруг оказывается перед своей мелью и медленно заползает на нее… или это мель его затягивает на себя. Не суть. Главное — это то, что каждый честно выполнивший свой долг оказывается на ней. На той мели, с которой никто уже не сможет тебя сдвинуть. Последней мели, после которой ты не нужен будешь даже на гвозди…
P.S. Навеяно видом брошенных кораблей. Ведь когда-то у каждого из них была своя жизнь. Очень похожая на человеческую.
Соболев Сергей
Родился во Владивостоке. Работал на судах обеспечения ВМФ СССР. Неоднократно бывал на боевых службах в Индийском океане, на ПМТО ВМФ СССР в Эфиопии (архипелаг Дахлак, о. Нокра) и в п. Кармранъ в составе гражданских экипажей морских судов различного назначения. В 1991 году был в составе экипажа госпитального судна "Иртыш", осуществляющего его приемку и перегон из Польши в г. Владивосток с боевой службой в районе Персидского залива. Пишу с… года точно не помню, но еще со школьных времен, https://www.proza.ru/avtor/sobsergey
Евгений Солнечный
Подводная эпопея (отрывок)
Первые чемпионы. Командующий флотом. Подводная лодка «Комсомолец». Немец и краснофлотец. Дублер. Знакомство с Анастасией Вертинской.
Лето 59-го, южный берег Севастополя, Голубая бухта. Идет съемка подводных кадров, первых в Союзе, известного сейчас фильма «Человек — амфибия». Кто играл главных героев, сейчас знают все. Это — Владимир Коренев и Анастасия Вертинская. А вот кто их дублировал под водой? Судьба распорядилась так, что я оказался среди них. Узнав об этом, мой новый друг, врач и мемуарист Владимир Николаевич Косорецкий, у которого я находился в гостях, приехав в Белую Глину Краснодарского края из Севастополя, к своей сестре, буквально заставил меня поделиться историей моей подводной эпопеи. Поэтому, 8-го февраля 2007 года я и приступил к своим воспоминаниям. Во что это выльется, пока еще не представляю. Но поскольку я стоял у истоков зарождения подводного спорта, являясь одним из пионеров и одним из первых мастеров спорта СССР по подводному плаванию, то мог бы рассказать много интересного, связанного с этими событиями, тем более что близится юбилейная дата — 50 лет со времени проведения первых всесоюзных соревнований по подводному спорту.
Первые всесоюзные соревнования по подводному спорту состоялись в Крыму, в местечке Карабах, в 1958-м году. Первые чемпионы — москвичи: Рем Стукалов и Елена Воронкова. Она-то и дублировала потом Анастасию Вертинскую под водой. Мне, конечно, очень тогда хотелось тоже принять участие в соревнованиях, но, врать не буду, не удалось, по одной простой причине. Наша команда, к тому времени, еще находилась в стадии формирования. Да и я, молодой лейтенант, выпускник Каспийского высшего военно-морского училища, был больше занят службой, осваивая вверенную мне должность помощника командира ПДК — 38, приписанному, кстати, к водолазному отряду.
Пользуясь случаем, хочу поведать читателям, что «от звонка — до звонка», четыре года, бок о бок за одной партой, просидел в училище, с будущим героем Советского Союза, покорителем Северного Полюса подо льдом, командиром соединения атомных подводных лодок, а в последствии, командующим Черноморским флотом, времен раздела Союза, адмиралом Эдуардом Балтиным. И чтобы о нем сейчас ни говорили, для меня он всегда был и остается порядочным человеком, хотя и в меру честолюбивым. Я помню, как мы познакомились на Варшавском вокзале, в Питере, когда ехали поступать в училище. И он уже тогда, с твердостью в голосе, заявил: «Я буду адмиралом!» Вспомнил о его пророчестве, когда он объявился в Севастополе, в качестве командующего флотом. Я же, считая, что ему в то нелегкое время было не до меня, не дал ему знать о своей мелкой особе.
В 60-м, с помощью Никиты Хрущева, сократившего на 1200000 вооруженные силы, я стал гражданским человеком. Хотя буквально через полгода, я тоже оказался на экспериментальной подводной лодке. После демобилизации я уехал в Ленинград, где устроился в закрытый научно-исследовательский институт, так называемый раньше почтовый ящик № 560, в котором разрабатывали ракетные установки, для стрельбы из подводного положения. Ставили их на обычных, дизельных лодках, в Балаклаве, под Севастополем. Там построили с