Тогда Синдбад, возблагодарив Аллаха, одарил врача драгоценными тканями, и золотом, и, сняв с пояса, протянул ему в знак благодарности калам, инкрустированный самоцветами и перламутром, достойный самого калифа. Сам же, взяв из товара стопку папируса, удалился в дом, спеша начать своё лечение. Позднее не раз и не два вспоминал Синдбад слова учёного лекаря, жалея о том часе, когда поддался видимой лёгкости лечения. И не одну сотню листов папируса разорвал он в клочья, или скормил очагу, или выбросил в помойное ведро. Будучи образованным купцом, он знал девять стилей письма, и куфи, и насх, и изящный сульс, и умел выразить свою мысль словами, находя нужные для увещевания нерадивых и приободрения усталых. Мало кто от столицы неверных до благословенного Багдада мог сравниться с ним в написании Quaestio и Reclamatio, но в новом деле были нужны новые таланты, которыми, дважды и трижды увы, он не обладал.
Синдбад то заключал птицу фантазии в клетку рассудка, и из-под его калама ложилась на папирус сплошная скука, то отпускал фантазию в полёт, и тогда рассказы его превращались в россказни, в которых гороподобные рыбы глотали корабли целиком. Но был упорен Синдбад, и готов учиться, и половину отведённого для лечения времени он читал книги мудрых, а вторую половину времени пытался писать своё. Пока длилось тадморское душное лето, он нашёл свой стиль и ритм, и уже не боролся до изнеможения с мыслями, памятью и фантазией, а направлял их, как направляет возница коней в упряжке. И вот, когда настала осень, неся облегчение усталым и напоение жаждущим, когда чайханщик по утрам стал выметать с веранды нанесённый ветрами песок и опавшие листья, когда ушли пыльные бури и пришли редкие долгожданные дожди, тогда в один из вечеров Синдбад показал Ар-Рази свою работу. Взяв листок, покрытый безупречной вязью, лекарь прочитал: — Чтобы достичь острова Дина Маграбин, возьми курс на юго-восток от рога земли мальгашей. Если плывёшь ты зимой, то ветер донесёт тебя до острова, ровный и сильный, и утром третьего дня ты увидишь над рассветным морем двурогую главу его, чёрную в зелёных полосах. Подходить близко к берегу остерегайся, ибо море там изобилует подводными скалами, опасными для кораблей. Ищи у северо-западной оконечности раздвоенный мыс и к нему уже иди смело, сколь бы ни казались страшны окружающие его утёсы. Раздвоение мыса приведёт тебя в уютную бухту, всю в зелени и белом камне, как драгоценное ожерелье. Смело становись там на якорь, и ни одна буря не потревожит тебя. В глубине бухты есть водопад с водой благоуханной и сладкой, словно бы падающей из райских садов. И, наслаждаясь той водой, знай, мореход, что в эту минуту я завидую тебе. — Всё — сказал Синдбад — я записал, что помню, что я видел и чувствовал, и память об этом острове больше не тревожит меня. Даже когда он является во сне, я не тоскую, а, вспоминая, грущу и радуюсь. Воистину, ты великий врач, ибо всё, милостью Всевышнего, свершилось по твоим словам. Ар-Рази же, скромно и с достоинством приняв похвалу, спросил Синдбада, есть ли у него землеописания помимо этого. Синдбад отвечал, что уже пятьдесят земель, морей, гор и островов он описал с должным тщанием и ещё примерно триста ждут своей очереди. Тогда лекарь обратился к нему с такой просьбой: — Знай же, о благородный Синдбад, что и я не чужд искусства землеописания. Сейчас я как раз закончил свой труд о природе болезней и раздумывал, куда направить свой ум. Твои папирусы навели меня на мысль откомментировать «Альмагест». Бадалами аль-Искандери жил давно и с тех пор появилось множество новых сведений. Я хотел бы включить твои описания в комментарии, особенно если ты опишешь и нарисуешь звёзды тех дальних мест.
Синдбад с радостью и почтением согласился, и целых два года после этого разговора посылал в Багдад к Ар-Рази всё новые и новые землеописания, дополняя их рисунками и картами, в которых оказался большим мастером.
Сам же лекарь посадил за переписывание и перерисовывание своего старшего сына Али, отрока с живым умом и точной рукой. А через два года Мухаммад Ар-Рази сломал в сердцах подаренный ему калам, искусно украшенный самоцветами и перламутром, потому что сын его Али покинул отчий дом и сам решил пуститься странствовать и повидать мир. Труд по описанию земель остался не законченным, и лекарь, горюя, продал его задёшево торговцу редкостями и диковинами, которых в Багдаде тогда было множество.
«Комментарии» Ар-Рази не пропали в Багдаде, и не были забыты, и не пролежали столетия в лавке древностей, ибо человек предполагает, а Аллах располагает, и для всякой души и всякого дела есть у него место и время.
Через несколько лет рукопись попалась на глаза Абуль-Хасану Аль-Масуди, уже тогда прозванному имамом географов и шейхом историков. Тот купил её не торгуясь, и долго после искал автора заметок, пока ему не донесли через третьи руки, что Синдбада Ал-М’лаха Аль-Багдади нет уже среди живых.
Аль-Масуди включил рукопись Синдбада в свой труд, а потом её переписал для короля Сицилии Аль-Идриси, и тогда под названием «Отрада страстно желающего пересечь мир» она попала к ференги, чествующим Ису. Стоит ли удивляться, что двести лет спустя корабли португальских мореплавателей шли от острова к острову Южных морей, как будто их направляла чья-то дружественная рука. Ибо так делается под Солнцем, что доблестный прибавляет к доблести, а мудрый — к мудрости, и ничто из сделанного не исчезает в веках.
…
Говоривший умолк, в тёмной таверне настала тишина, и сразу стали слышны не замечаемые раньше вой ветра и рокот волн, шелест пальм, шлёпающих по застеклённой стене таверны. В разрывах туч мелькнула луна, осветив причал, редкий колышущийся частокол мачт вдоль него и тёмную россыпь домов Порт-Матурина вверх по холму. Хозяин таверны Субаш, едва угадываемый на фоне тёмной стены, поднялся со скрипучего стула, щёлкнул выключателем.
Ничего не изменилось.
— Значит, провода — гулко выдохнул Субаш — Значит, до утра сидеть без света.
Если кто хочет — тащите сюда спальники, я вас тут устрою. Всё ж не в качку спать. А завтра, если не дадут свет, поможете опустошить холодильник.
Он прикрутил газовую лампу, отчего в помещении стало чуть светлее.
Поздние посетители, коротавшие в таверне штормовую ночь, засобирались наружу: кто посмотреть свой катер или яхту, крепко ли держат швартовы, не трутся ли о пирс борта, кто — на борт, за спальниками, а кто-то решил, что сон в своей каюте слаще, чем в чужой таверне. Давешний рассказчик по арабскому обычаю попрощался с хозяином, вышел наружу и некоторое время стоял, смотря и слушая. Затем кивнул и направился по заливаемому волнами молу туда, где виднелся точёный силуэт двухмачтового парусного дхоу. Он попробует выйти с рассветом, чтобы утихающий шторм донёс его до острова Дина Маграбин.
Пояснения к тексту:
Кандалатчи: пекарь и кондитер высокой квалификации, имевший право делать халву.
Фесенджан: пряное блюдо иранской кухни, тушёное мясо с орехами и гранатом.
Кади: назначаемый судья-чиновник с правом вершить суд на основе шариата и толковать священные книги с точки зрения закона. Считался главой мусульман городского района или города.
«о равнинах, где земля ярко-красная, а трава голубая» — скорее всего, равнины востока Южной Африки. Впрочем, прибрежные равнины северо-запада Австралии тоже подходят под описание.
«бродят птицы ростом с верблюда» — возможно, имелась в виду птица-слон, достигавшая в высоту трёх метров, ныне вымершая.
«о диких лесах, где кошки плачут человечьими голосами» — здесь Синдбад ошибался, мадагаскарские лемуры — не кошки, а приматы.
«об озёрах с розовыми берегами и водой, растворяющей плоть» — солёные озёра Восточной Африки, накапливающие соду, самое известное из которых — озеро Натрон.
Тигр, Дияла — реки, на пересечении которых стоит Багдад.
Тадмор — (от араб. «город пальм») сейчас Пальмира, город в современной Сирии.
Столицей неверных называли Константинополь, столицу Византийской Империи.
Мухаммад Ар-Рази — Абу́ Бакр Муха́ммад ибн Закария́ ар-Рази́, врач, химик, астроном Арабского Востока XI — начала X века. Известен тракатами по медицине, алхимии, астрономии.
Клятва Гиппократа в несколько модифицированном виде давалась врачами арабского Востока.
Оба недуга известны нам по первоначальным греческим названиям: меланхолия (μελαγχολία — «чёрная желчь») и холерия (χολή — одновременно «желчь» и «гнев»).
Гален — древнеримский медик, хирург и философ (III в.), положивший начало научной анатомии и физиологии человека.
Аарун (арабизированная форма имени Аарон) аль-Искандери — александрийский священник, философ и врач VII века.
Масерджей Аль-Джуди — дамасский врач иудейского вероисповедания, живший в VIII веке, известный переводами греческих и римских авторов. Трудов самого Масерджея до настоящего времени не дошло.
Кала́м — письменная принадлежность, остро отточенная тростинка. Имеет ещё одно значение: способ доказательства, основанный на разуме, а не на авторитетах. Именно в этом был смысл подарка.
Куфи, насх, сульс — традиционные виды рукописного шрифта арабской каллиграфии. Их предназначение тоже различно: формальные письма, повседневные записки и «изящное» письмо, соответственно.
Quaestio, Reclamatio — запрос, рекламация. Стандартные формы деловых документов в Римской империи.
Остров Дина Маграбин — остров Реюньон. Находится к В-ЮВ от острова Мадагаскар (упомянутый в лоции как «земля мальгашей»). Описанной в лоции бухты в настоящее время нет.
Альмагест — (аль-китаб-л-миджести) первоначально «математическое собрание в 13 книгах», фундаментаьный труд астронома Клавдия Птолемея (в рассказе упомянутого по арабизированному имени Бадалами Аль-Искандери). За прошедшие от написания века из-за прецессии земной оси наблюдения и расчёты нуждались в коррекции.