Интеллигентный Матвеев Николай Михайлович, капитан третьего ранга, мой командир роты в течение всех лет учебы. И майор Гусев, он был командиром роты 1956 года выпуска. И добрейший майор Кукушкин Федор Алексеевич. И капитан третьего ранга Волков Яков Петрович, участник Феодосийского десанта, который был там жестоко изранен, а ныне преподает нам военно-морские науки. У всех грозный, боевой вид, который должен был бы вызывать у курсантов страх и трепет. Но все, без исключения, добрейшие люди. И их никто не боялся. И можно было нарушать сколько угодно, но в меру.
Теперь о курсантах. В эту новогоднюю ночь вспоминаю всех, рассказать могу только о некоторых. Так получилось, что жизнь моей группы проходила рядом с тремя группами СВС-1955, хотя мы и были на два курса младше. А по возрасту разница была еще больше. Из-за войны. Поэтому, естественно, мы не общались. Разные уровни. И я наблюдал их только со стороны. И смотрел снизу вверх. А было в этом выпуске ровно 77 молодых штурманов.
Какие там были ребята!!! Высокие, широкоплечие, все как на подбор. И форменки из самого лучшего флотского темно-синего сукна. Привозили с военных сборов и стажировок. Нам таких не выдавали. И они в этих форменках, как влитые, и только мышцы выпирают. Когда эти парни входили в актовый зал, где шли танцы, мы, младшие, выглядели бледно, и даже нарядные девушки, казалось, тускнеют на этом фоне.
Мне запомнились в первую очередь два друга, Слава Коршунов и Саша Гусев, а также Дима Семенов. Потому что они участвовали в художественной самодеятельности и часто выступали со сцены. Но самым видным был, конечно же, черноусый красавец Саша Степанов. Сибиряк. Природа для него не поскупилась. Он и среди гусар Дениса Давыдова был бы первым по стати.
И все ведут себя как-то спокойно, и с достоинством, как будто мир принадлежит только им. И никакой суетливости. Умом, конечно, понимаешь, что и они пользуются шпаргалками, и списывают, но как-то трудно себе это представить. Нечего и говорить, что я, понимая всю разницу, очень гордился, и до сих пор горжусь, что тоже входил в это содружество. И, конечно, старался быть похожим. Но это мне редко удавалось. Но потом всегда, в морях и на берегу, я старался отыскать, встретиться, пообщаться со всеми, без исключения, выпускниками — однокашниками.
Счастливо проходили курсантские годы. Учеба давалась мне легко, хоть я и не стремился к хорошим оценкам. Ведь, кроме учебников так много было вокруг захватывающе интересного. И прекрасная шлюпочная станция, где я скоро стал своим человеком и мог брать любую шлюпку даже на несколько дней. Чем часто пользовались и я, и мои товарищи. И танцевальные вечера в актовом зале. И прекрасные кинофильмы, особенно аргентинский фильм
«Возраст любви» и наша «Карнавальная ночь». Мы были влюблены и в Лолиту Торрес и в Людмилу Гурченко одновременно. И, конечно, Днепр, который «чуден при тихой погоде», но меня он притягивал в любую погоду, от ранней весны и до первых морозов.
В первый же день, как я попал в Херсон, я на радостях переплыл Днепр дважды, без отдыха, в самом широком месте, напротив Говардовской пристани… А днепровские пляжи! А днепровская дельта, где мы на нашей шлюпке как — то даже заблудились в зарослях камыша 5-ти метровой высоты. И встречи Нового года в компании с симпатичными херсонскими девушками и с последующими выяснениями сложных отношений с ревнивыми херсонскими парнями.
И вот теперь встречаю Новый год один, на чужом судне, среди чужих людей, в далекой Южной Америке, куда меня судьба забросила в поисках работы и заработка, а может быть, и не только заработка. «Что ищет он в краю далеком, что бросил он в стране родной?» Новогодний вечер… Как всегда, сладкая грусть. На столе сладкий и ароматный ром «Эльдорадо», тропические фрукты. Но главное — это мое мигающее пластмассовое чудо. Моя машина времени. Мой ковер-самолет. Это — мой компьютер.
Включаю, выхожу на сайт, и вновь я в Херсоне, в Мореходке, и все мы молодые, и все мы живы и счастливы. И я вновь и вновь вглядываюсь в знакомые лица курсантов, преподавателей и офицеров. Словно хочу понять что-то важное, а оно все ускользает. Кажется, вот — вот…. И опять, в который раз, вспоминаю и переживаю и радость встреч на морских просторах, и горечь утрат. Сашу Степанова я встретил через 25 лет после выпуска, в Мозамбике. Он был капитаном БМРТ «Балаклава», а я работал на берегу. Он меня, конечно, не узнал, да и не мог узнать.
Старшие младших обычно не помнят. Но от этого моя радость не была меньше. На правах хозяина я пригласил его в ресторан, и до сих пор счастлив, что доставил ему малость приятного. Только Саша тогда был какой-то грустный. Как что-то предчувствовал. Вскоре узнаю — «Балаклава» сгорела. Был ли он капитаном этого судна при пожаре, не знаю. И вот сейчас от кого-то узнаю, что Саша Степанов умер в Севастополе. Когда? А может это неправда? Хочется надеяться несмотря на то, что такие новости приходят все чаще. Снаряды падают все гуще и все ближе.
Иногда спрашиваю себя — что заставляет меня заниматься розыском моих старых товарищей, при этом часто обжигаясь? Набираю номер телефона и боюсь — а что я услышу? Искал Эдика Рощина, СВС 1957, из моей группы. Нашел в Интернете, но данные устарели. Обзвонил и Керчь, и Николаев, и Одессу. Наконец говорят — вот его домашний телефон, только он…
умер….три месяца назад… А, ведь я его начал искать ровно три месяца назад. Вероятно, в последнюю минуту Эдик послал из своей души сигнал: — «Всем! Всем! Всем!». И что-то сработало. 35 лет он возглавлял лоцманскую службу в Керчи.
Отвечаю так: ребята, я ищу вас такими, какими мы были 55 лет назад. В Херсоне. В Мореходке. Кажется, вот — вот нащупаю почву под ногами, если окажусь там, в том времени, среди вас, молодых и здоровых, стройных и красивых, веселых и счастливых. Если бы можно было сохранить неизменным, то время! «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» Вот так, вероятно, и выглядит Ностальгия. И вновь я на волнах воспоминаний… Лето 1957. Я несу службу помощником дежурного по училищу. Нахожусь, как и положено, в 1-м учебном корпусе. Вдруг с Кошевого в вестибюль вихрем влетает какой-то парень, в светлом костюме, лицо вроде знакомо. Как и положено, пытаюсь остановить, спросить:
— «Вы к кому?».
Он молча, не ответив, отстраняет меня рукой и бегом, перепрыгивая через три ступеньки, на второй этаж. Там была комната преподавателей и офицеров. И тут до меня дошло:
— «Так это же выпускник СВС-1955! Если не ошибаюсь, Куликов! Приехал с ДВК, и первым делом куда?»
Как вспомню эту сцену, так и сейчас что-то щемит. А вы говорите «бурса». Бурса не имеет такого магнита. И такой души. И эта таинственная сила взаимного душевного притяжения только увеличивается с годами. Осень 1979. Я в Херсоне. И тут мне посчастливилось. С помощью Волкова Я.П. удалось собрать в ресторане «Киев» человек 20 преподавателей, офицеров и выпускников. Кое-кто тогда еще работал, остальные — пенсионеры. Были и Матвеев Н.М., и Коваленко А. Я., и Филиппов В. (СВС-1956), и Пилипенко В. (СМС -1954), и Коля Кононенко (СМС-1954), и другие. И я счастлив от этого до сих пор, и этот вечер в памяти навсегда. Лето 1992. Мурманск. Иду по причалу. Ошвартовано судно — УТС «Хабаровск». Спрашиваю вахтенного: — «А у вас есть на судне выпускники ХМУ?» — «Есть…И капитан, и стармех».. Захожу, называю себя. Оказалось, капитаном здесь работает Дима Семенов, неизменный конферансье на наших вечерах в те годы, а стармехом Лева Бродский (СМС-1954), он был в ХМУ известным волейболистом, входил в сборные. Надо сказать, Мореходка была богата спортивными талантами. И ныне и в Херсоне и в Мурманске уважительно произносятся имена боксера Адамовича или борца Шевченко…
Итак, УТС «Хабаровск». Заходят на огонек Саша Будкин, (СВС-1955), и В. П. Герцак, (СВС-1953). Радость встречи. И стол хорошо накрыт, и воспоминаниям нет конца. Потом не раз устраивали посиделки на этом судне, благо оно всегда у причала. Но, увы!.. Ухожу на пару недель в море.
Возвращаюсь, и первым делом на «Хабаровск», а мне вахтенный сходу: — «А капитан помер, уже и похоронили». Было Диме тогда далеко до 60-и. 2009-й. Звоню домой к Саше Будкину. Отвечает внучка Ирина: «А дедушка умер 23-го января». Прошу извинения у читателя. «Ведь на то и Новый год, чтоб петь и веселиться!»
31.12.2009. Новогодний вечер продолжается. Я в каюте один. Но не одинок. Щелкаю комп, и опять со мною вы, мои старые товарищи. И я наполняю бокал и выпиваю до дна за ваше здоровье. И за светлую память о тех, которые ушли в свой последний рейс. И остались навечно в судовой роли. И вот поет для меня, для вас и для них наша старая любовь — Лолита Торрес, поет о любви, которая не имеет возраста. Поет Ив Монтан свою вечную песню об осенних листьях, как она была популярна в 1956-м! Поет Глеб Романов о «самом синем в мире», и Идалия Иванова — о «широком просторе, о море, зовущем в чужие края!». Все это — хиты из тех лет! Ну, и естественно, звучит и звучит бессмертная «Бесамемучо». И все так же прекрасна эта песня, как прекрасна была та юная мексиканка, что сочинила песню много лет назад. Как и в далеком 1955-м, на моем первом корабле, так и сейчас, снова и снова звучит «Бесамемучо», звучит на корабле, который, возможно, станет моим последним. Как и тогда, в далеком 1955-м, я наслаждаюсь этой мелодией, жгучей, и сладкой, как этот ямайский ром. Только сегодня, кажется, чуть-чуть горчит…
Снова и снова летит над теплым южным морем этот Гимн Жизни, эта мелодия, волнующая, прекрасная и вечная, как сама Жизнь. Можно ли быть более счастливым в этой жизни земной? «И от сладостных слез не сумею ответить…»
Ткаченко Николай Адамович
Родился в 1937-м году в гор. Звенигородка, Черкасской области. 60 лет проведены на капитанском мостике, сначала — матросом-практикантом, а потом, и капитаном судна. Закончил в 1957—м Херсонское мореходное училище МРХ СССР, в 1968-м, заочно, и Калининградский технический институт МРХ СССР, по специальности — «Судовождение на морских путях». Инженер-судоводитель, капитан дальнего плавания. В 2014-м году, в возрасте 77 лет, ушел на берег, проработав в морях ровно 60 лет. Сейчас на пенсии, пишет очерки, основанные на богатом морском опыте. https://www.litres.ru/nikolay-tkachenko/ob-avtore/