Он состоял из вельможных черепах, чинно заплывших в лагуну из открытого моря; степенных тунцов, старательно вытанцовывающих придворный полонез; общительных дельфинов-глашатаев. Замыкала шествие морская корова-капустница, краснокнижная великанша Красного моря.
Тихо посвистывая от наслаждения, корова неторопливо трапезничала, вытягивая из песка нежные водоросли с корнями. Рядом с гигантской гостьей крутились вышколенные прилипалы, счищая прилипшие остатки лакомства с царских уст. Каждые десять минут величественная вегетарианка всплывала на поверхность, заполняла необъятные легкие воздухом и опускалась на травянистое дно для продолжения банкета. Огромное коровье тело утюжило песчаное дно гигантским катком, смачно поглощая нежную растительность. Очередной подъем капустницы на поверхность оказался для свиты полной неожиданностью. Резко изменив привычную траекторию, животное сместилось в середину залива, по которому неслась моторка. Мощные лопасти лодочного винта перепахали царственную спину глубокими бороздами, отшвырнув оглушенную беднягу на дно залива. Копровой бабой вошло в песок полутонное тело коровы, перебаламутив прозрачные воды непроглядной завесой.
Поперхнулся на полуслове флейтовый хор.
Безмолвно зашептали свои молитвы рыбки-ангелы.
Перепуганный иглохвост зарылся в песок на небывалую глубину. Рыбки-хирурги, навострив свои хвостовые ланцеты, рванули к раненому животному.
Фейерверк золотых рыбок рассыпался на побледневшие конфетти, бесследно исчезнувшие в своих закутках.
Мягкие кораллы, одеревенев от ужаса, вытянулись в восковые свечи.
На глазах придворной знати и пораженных дайверов погибала удивительная корова. Погибала от болевого шока, от затянувшегося кислородного голодания, от бездействия помпезной свиты. Опомнившись, дайверы попытались приподнять обмякшее тело животного, но у ластоногой четверки не хватило сил даже сдвинуть корову с места. На помощь дайверам подоспели говорливые дельфины. Они облепили страдалицу со всех сторон, вытянули ее из песка и подняли к поверхности. Подлетевшая рыба-молот поддела своей мордой-лопатой задышавшую капустницу и помогла дельфинам отбуксировать ее в открытое море.
Группе дайверов посчастливилось вернуться в заповедные края через год. Когда песчаное дно залива затянуло ковром сочной зелени; когда ловкие дельфины и осторожные черепахи проложили безопасный курс, из открытого моря вновь приплыла корова-капустница. Ее спина была обезображена затянувшимися шрамами, что не умаляло ее прежнего величия. Под аккомпанемент флейтового гимна молодая мать с гордостью знакомила сухопутных прихожан со своим отпрыском. Довольно посвистывая, теленок аппетитно хрустел сладкими корешками питательных водорослей, весомо утюжа песчаное дно пятипудовым телом.
Наполеон-лакомка
Вот и солнце проклюнулось из скорлупки зари. И подернулся горизонт пурпуром; и вспыхнули на водной глади ликующие блики нового дня; и поседела ночь под натиском золотых лучей, прошивших небеса и морскую лазурь.
Бесшумно соскользнуло в воду ловкое девичье тело. Бережно приняла его глубина, обняв облаком воздушных пузырьков. Их жемчужный вихрь бесследно растаял, обнажив коралловое великолепие. Риф сбросил дремотное оцепенение, очнувшись от настойчивого солнечного полива.
О ночной жизни черных лилий напоминали лишь ажурные обрывки ее лепестков. Любопытные ежи, ослепнув от яркого света, прикрыли веки. Крылатка-гулена сонно зависла под каменным козырьком рифа, так и не добравшись до дома.
Солнечные лучи без устали решетили водную толщу, обнажая окаменевшие галереи рифа и многоцветье обитателей. Змеевидная мурена, нарушив ночную маскировку, обнажила в оскале внушительный набор острых зубов. Бабочки-неразлучники разбивались на пары для исполнения ритуального танца любви и верности. Вездесущие барабульки шныряли над кораллами в поисках съестного.
Глаза пловчихи выхватили странное парящее существо. Оно напоминало грациозную манту, зацепившуюся крылами за острые выступы рифа. Неторопливые взмахи белоснежной опушки редкой гостьи завораживали колдовской близостью. Заработали ноги девушки, как мельничные лопасти; вскипела морская прохлада от скорости разгоряченного женского тела, приблизив к неведомому созданию.
Причудливый коктейль ощущений из легкой досады, разочарования и доверчивой склонности к преувеличениям, невольно рассмешили пловчиху. Падкое на розыгрыши, игривое море, затейливо выдало рваный, черный, мусорный пакет с белой изнанкой, за великолепную манту, величественную и прекрасную.
В эти ранние часы девушка была единственной гостьей проснувшегося залива. Невозмутимая рыба-шар доверчиво пригладила свои шипы к обтекаемому телу. Аппетитно хрустели осколками кораллов яркие попугаи. Стремительными косяками пролетала макрель, сверкая серебряной чешуей. Осьминог кокетливо менял оттенки тела, вальяжно перемещаясь по разноцветному фону и игриво отбиваясь от назойливого внимания рыбок- хирургов.
Утренняя пора миновала. Уверенно наступал день. Звонкий, солнечный, яркий. У понтона соседнего отеля пловчиха заметила силуэт крупного существа. Это был не мираж, не фантазия, не плод растревоженного воображения. Это был метровый наполеон-губан, роскошный и царственный. Его лоб украшал нарост, схожий по форме с треуголкой французского императора. Уловив приближение девушки, наполеон развернулся, приблизился вплотную, доверчиво глянул на гостью широко раскрытыми глазами и, по-собачьи ласково, коснулся носом женских рук. Она осторожно погладила панцирную чешую гиганта, ощутив мощь бирюзового тела. Внезапно внимание царь-рыбы привлек подплывающий мужчина с фотоаппаратом. Любитель подводных съемок выпустил из рук куриное яйцо, которое стало медленно тонуть. С невероятной прытью, наполеон настиг падающее в бездну лакомство, ловко поймал его раскрытым ртом и проглотил, прикрыв от удовольствия глаза. За первым яйцом последовало второе, затем третье. Виртуозно вылавливая угощение, наполеон не забывал благодарить кормильца, нежно подталкивая его свободную кисть в ожидании очередной подачки. И она последовала.
На сей раз это был шарик для пинг-понга, легкая пластиковая оболочка которого мгновенно устремилась кверху. Не замечая подвоха, наполеон ловко вспорол поверхность моря своим могучим телом, схватил на лету верткую невесомую сферу и ушел с желанной добычей под воду. Фотограф сопровождал каждое движение рыбины, пытаясь запечатлеть поведение обманутого гиганта. А гигант, ощутив мерзкий привкус угощения, содрогнулся всем телом, зажмурился, напрягся и вытолкнул из глотки изжеванный шарик. Губы наполеона обиженно сложились в трубочку, удлинившуюся перфорированным рупором. Через него оскорбленная царственная особа оповестила весь подводный мир о своем негодовании, пережитом унижении и непростительной обиде. Крутанувшись вокруг пловчихи и выбив из рук мучителя фотоаппарат, наполеон исчез в глубине.
Там, в темной спасительной бездне, удивительная рыбина не слышала отборного мата горе-фотографа.
Не ощутила она и хлестких ударов вспененных волн, которыми взбешенное море мстительно линчевало своих гостей.
Не увидела ощетинившуюся колючками возмущенную рыбу-шар и зловещий полет драного, мусорного мешка, оторвавшегося от острого коралла.
К вечеру шторм утих. До конца отпуска наполеон не объявлялся. Вернувшись в эти края через год, гостья узнала о местной достопримечательности. Каждое утро к понтону приплывает крупный наполеон, любитель вареных яиц. Он миролюбив, дружелюбен и общителен. При виде фотокамер, морской гигант начинает нервничать, складывает губы трубочкой, неведомым образом удлиняет ее и в сопровождении многочисленного гарема малорослых наполеонш, покидает свою столовую. Завтра девушка дождется восхода солнца и будет бороздить акваторию отеля до тех пор, пока не встретит бирюзового красавца в императорской треуголке. И если ихтиологи не ошибаются и наполеоны способны узнавать людей, то красавец-гигант непременно окажет ей внимание и ласково, по- собачьи, коснется носом женских рук.
Танго под водой
Легкой горошиной скатилась с обрыва в речку пятилетняя Верочка. Мать с отцом, занятые приготовлением ухи, услышали легкий всплеск, да решили, что это рыба тешится, из воды выпрыгивает за очередной козявкой и сыто плюхается обратно в воду.
А Верочку, тем временем, подхватило придонное течение, и расцветилась речка бутоном ярких детских плавок, замелькавших между упругими стеблями кувшинок и стелющейся по течению послушной осокой. Распахнула девчушка глаза свои бирюзовые на сказочную красоту, шевельнула руками-ногами и поплыла неведомой рыбкой, распугивая речных обитателей. Сквозь толщу воды видела малышка и берег, и злополучный обрыв, и родителей, хлопотавших у костра. Когда закончился запас воздуха, Верочка подняла голову над водой, надышалась вдоволь и, ведомая инстинктом, повернула к суше. Выбравшись на берег, малышка попрыгала для согрева по песчаной отмели и, цепляясь за стебли буйной прибрежной растительности, вскарабкалась на полянку. Здесь догорал костер, вкусно пахло ухой и чаем с луговой мятой. На вопрос родителей, чем она занималась, малышка с гордостью ответила:
– Немного поплавала.
Родители переглянулись, вручили фантазерке ложку, и началось сказочное пиршество. Наваристая похлебка аппетитно сочеталась с сочной горчинкой зеленого лука, ржаной щедростью самодельного хлеба и хрустящей свежестью огурцов. Чай пили с земляникой, которую насобирала мама в ближайшем овражке. Потемневшие от зрелости ягоды, мялись в пальцах, оставляя на них ароматные разводы, сдобренные мятным духом. После сытного обеда родители с Верочкой спустились к реке и попросили малышку показать свое умение. Девочка бесстрашно вошла в реку, вдохнула поглубже, погрузилась с головой в воду и поплыла, пугая прозрачных верхоплавок своим ярким купальником. Стелющиеся по дну водоросли, узнали юную пловчиху и приветствовали ее ритмичным покачиванием своих зеленых кос, так и не поняв, то ли река была создана для малышки, то ли малышка народилась на свет божий ради ликования всего водного бассейна земли.