– Инструкцию читать надо было, – только и услышала я вслед навязчивую балагановскую сентенцию…
Когда я, как вихрь, ворвалась в служебное милицейское помещение, мне навстречу из-за письменного стола поднялся сам Остап Сулейман Берта Мария Бендер-Бей – высокий красивый брюнет лет тридцати трёх в полном дежурном обмундировании, явно не ждавший в этот день никаких потрясений. Выражение скуки на его лице сразу сменилось живейшим интересом. Я с порога выпалила подготовленную обличительную речь, потребовав вернуть похищенные у нас паспорта немедленно. Остап во время моего страстного монолога, обогнув стол, подошёл к окну, из которого открывался чудесный панорамный вид на залив и лодочную станцию, при этом он продемонстрировал эффектное синее галифе и начищенные до блеска чёрные сапоги. Новенькая портупея ловко обхватывала могучий торс Великого Комбинатора, а сбоку, как и полагается – кобура. Обернувшись, он сразу же предложил мне пройти вместе с ним на место преступления.
Судя по всему, и я, и мой вдохновенный спич сильно поразили Бендера. Даже некое легкое смущение промелькнуло на его красивом мужественном лице. Смущение это он постарался замаскировать поиском фуражки.
Роскошный головной убор с кокардой и золотым шнуром не сразу, но был найден в шкафу и водружён на буйную головушку потомка янычар. Я сразу вспомнила крылатую фразу Александра Ивановича Корейко: «Фуражечку милицейскую не забудьте!»
Затем Остап галантно открыл дверь, пропуская меня вперёд себя. Мы спустились вниз по крутой лесенке. Я даже её не запомнила, когда неслась сюда за помощью. По дороге к хижине Швондера я возобновила свою словесную атаку на паспортиста-гусекрада. Бендер молча кивал. Я скосила глаза сначала на капитанские погоны, а потом на медальный профиль моего сопровождающего. Бендер, усмехнувшись, перехватил мою мысль:
– Разбираетесь в званиях?
– С детства, товарищ капитан.
– Не волнуйтесь вы так! Сейчас разберёмся, – и он улыбнулся мне по- гагарински лучисто.
Да, рост Остапа Ибрагимовича составлял примерно сто восемьдесят пять сантиметров, а с фуражкой – и все сто девяносто.
– Подумать только, мы его по всей Одессе разыскиваем, в театрах, на концертах, а он сидит себе в милицейской будке на пляже, как в бразильском бунгало… Подпольный милиционер… – Проносилось у меня в голове.
Ленка, снизу увидевшая меня в компании красавца-милиционера, округлила зеленовато-карие глаза до максимума. Не меньшее изумление это явление вызвало и у Балаганова. Бендер сухо кивнул молочному брату и проследовал внутрь лодочной конторы. Швондер же, как только завидел в дверях Бендера в форме, сразу выложил на столешницу прилавка наши паспорта. На его сизом лице не было уже и тени высокомерия, он только с растерянным видом заискивающе изрёк:
– Вы что юмора совсем не понимаете?
– Ничего себе юмор…
Остап велел ждать его у входа, где вокруг нас с видом птицы-секретаря накручивал круги Балаганов, то и дело повторяя фразу своего шефа: «Вы что? Юмора не понимаете?» Мы безмолвно переглядывались, а Ленка, по своему обыкновению, возмущенно закатывала зелёные глазища…
Когда Остап во всем блеске милицейского великолепия появился в дверях и торжественно вручил нам персонально каждой наши паспорта, я поймала Юлин проницательно-восхищённый взгляд и поняла, что и она узнала Великого Комбинатора.
Мы благодарили нашего спасителя уже на бегу к канатке, а с берега, как заигранная пластинка, слышалась заученная скороговорка Балаганова: «Совсем юмора не понимают…» Ленка, еле поспевая за нами, сетовала на то, что нас нельзя ни на минуту оставить в этом городе без присмотра, и прочитала нам целую лекцию о поведении утопающих на водах. Мы же в свой черёд пытались деликатно перевести разговор на тему её негритянской причёски. Елена только разочарованно махнула рукой.
На перроне мы с третьего раза усадили Лену в воздушную кабинку, а сами легко запрыгнули в следующую. Впечатления этого дня переполняли нас. Оставшись опять в небе над Одессой наедине, мы принялись горячо обсуждать детали сухопутного отделения сегодняшней пьесы.
– Но Бендер-то какой красавчик! А благородный какой!
– Прямо рыцарь без страха и упрёка… Стоило нарушить все конвенции, чтобы наконец с ним познакомиться!
– А ты знаешь, что там в конторе не Швондер был?
– А кто? – Юля с любопытством приблизила ко мне своё олимпийское лицо. – Так Паниковский! Михаил Самуэлевич.
– Верно: «человек без паспорта» похищает не гусей, а чужие паспорта… – Юлия, рассмеявшись, откинулась на спинку стульчика.
– Смотри: Балаганов – юнга, Бендеру – за тридцать, а этому – полтинник. Всё сходится! Вся троица в сборе!
– Класс!!! – Выдохнула Юля, и мы обе безудержно расхохотались в одесских солнечно-голубых небесах. Сидевшая на подвесном облачке чуть выше нас Анджела Дэвис насторожилась и стала с укором вглядываться в нашу сторону.
– Нет, нет, Лен, мы не над тобой! Лена, представляешь, мы их всех сегодня здесь нашли: и Бендера, и Балаганова, и Паниковского, – закричали мы в два голоса. И Елена тоже заулыбалась, осознавая смысл наших ассоциаций.
– Я воображаю, как потешались пограничники, разглядывая в бинокль наше театральное чтение стихов, – новый взрыв хохота потряс приморский эфир.
– Слушай, Юль, а здорово, что мы не прочитали эту запрятанную за дверью инструкцию! Когда бы ещё мы так лихо прокатились по морю, вдоль всех пляжей, а, главное, с совершенно чистой совестью.
– Да, уж, прокатились с ветерком…
– И Бендер отсиделся бы у себя в бунгало, и мы бы никогда его даже не увидели… Ладно, подведем итоги: сюда мы себе дорогу закрыли. Хорошо, что всё хорошо закончилось!
– Хвала Бендеру!
– Чем Ленку-то лечить будем от парикмахерской депрессии? Сейчас отобедаем… Может, вечером в оперетту?
– Да, немного Имре Кальмана нам бы не помешало… Но Лена хотела попасть на местную барахолку.
– Точно! Разузнаем вечером всё у Павлины и завтра же туда дёрнем. Как раз суббота…
Я устремила прощальный взгляд на голубую каёмочку моря, утопающую в зелёных кудрях парка. Изборожденная нашим Арго водная стихия притихла, сливаясь на горизонте с лазурью небесного свода. Лепота…
Мы покидали навсегда этот литературно-кинематографический паноптикум, где на каждом шагу нас встречали живые персонажи Ильфа и Петрова, и где мы сами однажды чуть не превратились в древнегреческие статуи. Но об этом я напишу в новом моём рассказе.
Живёт в Москве. Закончила факультет государственного делопроизводства Историко-архивного института, хотя мечтала об искусствоведческой карьере. До 1994 года успешно трудилась по специальности, а дальше на волне безумного ельцинского шторма унесло в открытое море стихийного предпринимательства. Лишь оказавшись на необитаемом острове нулевых, поняла всю тщетность надежд предыдущего десятилетия. И только в 2015-м приступила к освоению еще одной своей мечты – стать писательницей. https://www.proza.ru/avtor/89160879530
Лора Шол
Стихи
Притяжение
Звёздной ночью
за Луною
вновь сбежит волна,
оголяя
перед Солнцем
где-то берега.
Днём чугунный
Стражник дремлет
в паутине снов.
Море
никогда не верит
в чернь его оков.
Облизнув песок
подсохший
как Текила соль,
за Луной
волна морская
одолеет мол.
Звёздной ночью
за собою,
как крадут коня,
уведёт
Луна-цыганка
за собой моря…
В твоей гавани…
В твоей гавани
все
мои корабли.
Дождутся прилива
и снова
отправятся в путь.
Ты ведь не брал меня
силою
в плен любви.
Штурмом и я не
брала твой Порт-Артур.
Мы ветра
шальные
призраки в зеркалах.
И море
нам колыбель
на семи ветрах.
И одиночеством в сердце
горит маяк
для тех, кто веру в себя
в пути потерял…
Ты будешь ждать
с приливом
мои корабли.
А я… пираткой дерзкой,
по имени Ло,
добуду сокровища
моря для нас двоих.
Я знаю,
где прячет Нептун
их на дне морском.
А ночью,
когда
на палубе стихнет гам,
и паруса свернутся
в глубокий сон,
шепнешь,
что любишь меня,
как океан.
Который
носит на волнах
имя Ло…
Мечтая вновь…
Два якоря ржавели на причале,
мечтая вновь оснасткой стать…
А корабли, что мимо проплывали,
могли гудки прощальные лишь слать.
Ржавеющий металл хрипел "пррривет" им
и лапами* тянулся на восход,
вода теперь была им под запретом,
а так хотелось хоть один глоток…
Давно портовый кран смагнитил прочих,
увёз на переплавку якоря…
На пристани, сцепившись, жили двое,
братишками на память о штормах…
С тоскую, что неведома нам, людям
тренд* был готов обнять веретено*.
В походном положении хотелось
героями вдвоём уйти на дно.
На корабельном кладбище шептались,
за что такая почесть им двоим?
Нас звук песка зыбучего ласкает,
а их ласкает шум большой волны…
Два якоря ржавели на причале,
мечтая вновь оснасткой стать.
А корабли, что мимо проплывали,
могли гудки прощальные лишь слать…
Мои якоря…
– За что ты так любишь море,
Спросил меня старый рыбак.
В потрепанном жизнью баркасе
он снасти присел перебрать.
– Смотрю, не бываешь ты летом,
загар не пристал к лицу.
Лишь осенью к нам приезжаешь
да с берега ждешь волну.
Я рассмеялась… И правда,
смогли вы запомнить меня.
Осенью к морю спешу я
к сердцу цеплять якоря…
А если уж честно, то море
осеннее очень люблю.
Дышит оно на просторе
и я им дышу и дышу…
Пенной волною бросает
к ногам моим жизни соль.
Чайки на абордаже
у волн вырывают улов…
Море грозит причалу
на память устроить бал,
рокотом дальних странствий
штурмует девятый вал…
Треплет косынку ветром,
срывая её с меня…
Жемчугом легким, пенным
окатят волны любя.
За что же люблю я море
в осенней палитре дня?
Старик улыбнулся, он знает —
давно здесь мои якоря…
Лора Шол
Живу в Донском крае, Своими стихами и рассказами делюсь на портале Стихи. ру, Проза. Ру, Яндекс Дзен и в альманаха. https://www.proza.ru/avtor/severdon