Мы заказали на всех групера, ваху, дораду и лангуста, и в ожидании ужина играли в карты. Я от карт отказался, меня больше занимало небо на севере. С севера накатывалась туча, она вырастала в полнеба и гасила первые вечерние звёзды. Закатное солнце, уже невидимое здесь, отражалось от её вершины, окрашивая всё вокруг в потусторонний жёлтый цвет. Да, под ней – тот самый шквал, которого остерегался отец Софии, как раз пройдёт к югу от острова, у самого горла бухты. Поздние рыбаки, наверное, спешат сюда укрыться на полном ходу.
Всех поздних рыбаков оказался лишь один катер. Он подошёл к самому причалу, и старший рыбак зычно крикнул: «Эй, Франсуа, групер есть, брать будешь?» В доказательство он вытащил из холодильника и поднял для обозрения обещанного групера. О, это был достойный трофей! Ярко-красный, полтора метра в длину, он весил килограмм сорок, а в распахнутую пасть мог бы залезть Владька. Торг был скоротечен, рыбаки спешили, и только они дали ход, удаляясь от нас, как пришёл ожидаемый шквал. Здесь, в защищённой бухте, он был не особенно силён, но пальмы на холме почти легли под ветром. Затем на нас рухнул дождь, настоящий тропический ливень, и сразу всё за досками причала исчезло в сверкающей тьме. Нам принесли закуски, потом ужин, потом десерт, а дождь всё лил и лил. Затем на краткий промежуток ливень стих и в разрывах туч проглянули звёзды. «Бежим!» – сказал я – «А то опять припустит!» Мы поскорее расплатились, ударно вычерпали воду из тузика (а налилось её с неба немало) и отчалили. Уже на полпути огни нашей яхты стали меркнуть и расплываться. Буквально за пятьдесят метров до финиша ливень грянул снова, и за оставшиеся до швартовки полминуты мы успели промокнуть до нитки. Часть 10
Эта земля – тот остров, к которому мы плыли
«Мы идём на Кулебриту! Мы идём на Кулебриту» – распевает Сашка. Солнце встаёт над островами, чистыми и отмытыми до блеска вчерашним ливнем. Утренние волны просвечивают насквозь голубым и зелёным, разрезаются носом нашей яхточки, поднимая веера брызг, изредка окатывая Владьку, расположившегося на носу вперёдсмотрящим. Владька хохочет и дразнит волны босой ногой, да так, что я то и дело порываюсь бежать на нос, призывать его к порядку. Я вообще могу сейчас бегать по палубе сколько хочу, потому что штурвал – в надёжных Санькиных руках. В первый раз за всё плаванье у нас целиком детская вахта. А вот в салон спуститься или, например, в кокпите лечь у меня пока не получается. Волнуюсь. Здесь на выходе из бухты – мешанина из рифов, мелей и скал, и на всё разнообразие – ровно три буя, из которых, почему-то, видно только два. Вот и полагаемся на зоркие глаза вперёдсмотрящего и твёрдую руку рулевого.
− Справа по курсу рифы! – рапортует Владька с носа и, как условились, показывает направление рукой.
− Лево десять, курс сто двадцать! – Сашка перекладывает штурвал.
Идём под дизелем; под парусами в такой обстановке, да с Детками на вахте, было бы трудновато. А жаль! Утренний ветер дует ровно и буквально просит поставить грот. Решаю повременить до выхода из бухты. Нам на пути до Кулебриты очень хотелось показать Вере морской заповедник у Луиса Пеньи, а транс-кулебрский канал по глубине и дизайну непроходим ни для чего крупнее тузика.
На острове Луиса Пеньи три бухты и множество незащищённых швартовочных буёв. Мы решили остановиться в бухте, чтобы укрыться от волн (да, что-то раздуло волну с позавчерашнего!). Заглушили двигатель и сразу же окунулись в крики птиц, свист ветра и вечный речитатив прибоя. Под водой вокруг, среди светящегося под солнцем песка, тёмные пятна кораллов. Желающие попрыгали прямо с бортов, для любителей комфорта спустили тузик. Пробираемся мимо кораллов на малом газу, чтобы не врезаться и не повредить скользящую мимо красоту, потом и вовсе глушим мотор. Мы на месте, можно нырять. Первой в воду уходит Сашка, почти тут же выныривает, что-то восторженно пищит в трубку, машет лапами. Владька, глядя на неё, внезапно решается тоже нырнуть в маске. Быстро подгоняю маску и трубку, и вот мы уже втроём парим над рифом.
Плыть среди кораллов – это как идти по нетронутой тайге. Вокруг тебя – рыбы, крабики, голотурии, скаты – все заняты своим делом, никто не замечает тебя, разве что наткнётся случайно. После этого посмотрит удивлённо: «Надо же, что на свете бывает!» – и плывёт (ползёт) своей дорогой. Вот между мной и Сашкой проплыла стайка макрели. Здесь, в заповеднике, им не угрожают ловлей, и они огибают нас, красуясь, закладывая лихие поворотцы: «Мы – красивые рыбки! Мы вот так умеем, и вот так!» Вон лангуст высунул из-под камня свои усы. Ползёт куда-то огромная букцина, настоящая римская боевая труба. А дальше и глубже, где заканчиваются кораллы, в синей дымке скользит песчаная акула. Она сердито дёргает хвостом: мы испортили ей утреннюю охоту. Но вот акула заволновалась, прижалась к песку и исчезла в глубине. Остальные морские жители тоже забеспокоились, вот уже и я различаю бормашинное жужжание моторов. И, вот те нате! – из-за мыса выруливает здоровенный прогулочный катамаран, оглашая окрестности рёвом двигателей и «Макареной» из динамиков. С грохотом летят в воду якоря (в заповеднике! Изверги!!), и три десятка отдыхающих сыплются в воду. Морские жители, осознав своё будущее в качестве сувениров, прячутся или убегают. Даже букцина притаилась под камень, сидит там вместе с лангустом. М-да, как говорил о туристах некто Фёдор, «Это бедствие, Эдик. У нас некоторые от этого болеют, а самые слабые даже умирают». Нам болеть не хочется, мы лучше снимемся с бочки и пойдём на Кулебриту. Только номерочек катамарана запишем.
Кулебрита… Один из необитаемых островов архипелага и, пожалуй, самый интересный. Когда-то на этом острове запасались провизией и чинились пираты. Здесь был построен самый старый маяк на Карибах. Здесь гремели пушки Испано-Американской войны и тонули на рифах корабли. Стивенсон в своём «Острове Сокровищ» почти точно скопировал Кулебриту, лишь увеличив её в размерах и несколько повернув. Представляете, каково это, подходить к острову, руководствуясь не лоцией, а любимой когда-то книгой? Вот южная стоянка, Пунте Аренсика, она же стоянка Капитана Кидда, и действительно, стоять на якоре здесь мешает течение. Мы идём дальше, где между берегами открывается лагуна и, как Джим Хокинс когда-то, Владька стоит на носу, пока мы идём между рифами. Риф Ботелла, справа от нас – голая скала вулканического базальта, потёки камня торчат рёбрами. Уж точно, остров Скелета. В лагуне уже стоят большие мотояхты и два катамарана под французскими флагами. Есть место близко к берегу, но я туда не хочу: если верить Стивенсону, там мелко. Становимся ближе к выходу. Отсюда видны океанские валы, бьющиеся о скалы. Зыбь, проходя через горло бухты, качает нашу яхту. Порывы ветра заставляют дёргаться якорную цепь. Вытравливаю побольше цепи и готовлюсь к тревожной ночи на якоре. Всё, дошли! Перед нами Остров Сокровищ.
Мы быстро собрались для путешествия по острову. Владька всё сокрушался, что у нас нет лопаты: по его мнению, сокровища искать достаточно просто, выбери место – и копай. Мы сошли на берег, и дежа вю охватило меня с новой силой. Вот тропинка вдоль берега, среди мангровых зарослей, где шуршат сотни раков-отшельников (огромных, с Сашкин кулак). Тропа огибает болото (готов поставить свой парик, что лихорадка здесь есть!) и, извиваясь, уходит в гору. Легко представить себе пиратов, бредущих по склону, согнувшись под тяжестью мушкетов и пороха. Оставив слева длинную песчаную равнину, мы поднялись на холм. Вот остатки старого частокола (сосновые брёвна, почерневшие от времени, сейчас на острове не растут сосны). А вот и маяк. На этом месте вполне представляешь себе форт. С него видна лагуна (они обстреливали нас из пушки весь вечер) и дикие скалы на другом конце острова. На обратном пути тропинку перебежало стадо коз, когда-то – дичи Бена Ганна. Век восемнадцатый, век двадцать первый… Карибы, парусник, сокровища… Где мы, кто мы? Не заблудиться бы в веках.
Вернулись на яхту уже под вечер, поужинали запасами с Кулебры. Дети заснули быстро, я же расположился в кокпите. Ветер всё крепчал, он выл в снастях, разошедшаяся волна качала нашу яхточку во всех направлениях. Ко мне на кокпит пришла, завернувшись в одеяло, Сашка: ей приснился страшный сон. Мы побеседовали, она, успокоившись, ушла, и почти сразу же пришла Вера, тоже встревоженная. Мы сидели с ней, говорили и пили чай, а взошедшая луна в полосах туч освещала развалины маяка на холме и бросала шевелящиеся мохнатые тени на зловещие скалы Острова Сокровищ.
Часть 11
До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега
Я проснулся перед рассветом, среди свиста ветра и шума волн, от очень неприятного и опасного звука. Несколько секунд лежал, прислушиваясь. Яхта качалась, мачта описывала дугу среди звёзд, ветер гудел на разные голоса среди снастей, скрипел, качаясь, гик… всё это было неудобно, шумно, но не страшно. Грохот прибоя раздавался совсем рядом, вот это уже тревожило. Вылетая на кокпит, услышал, как звук повторился: негромко звякнула якорная цепь. На якорной стоянке цепь натянута ветром, волнами и течением, звенеть она может только если что-то толкает её снаружи, или если не держит якорь. Осматриваюсь из кокпита в бледном свете заходящей луны: два катамарана, рядом с которыми мы становились, маячат впереди, а за кормой, уже недалеко, морская зыбь встаёт валами и рушится на невидимые камни. Так и есть, якорь не держит, нас тащит на рифы.
Аврально бужу Егора, объясняю ситуацию. Он кивает головой, выбирается в кокпит на автопилоте, спотыкаясь о канаты и медленно просыпаясь. Я завожу двигатель, включаю якорную лебёдку и готовлюсь дать ход. Якорь перезавели весьма спокойно, цепь вытравили на все пятьдесят метров, только один раз пришлось её распутывать: предыдущие чартерщики не укладывали её как надо, результат – «борода» весом килограмм в тридцать. Даже не пересекли ничьей якорной цепи. Проверив всё, пошли досыпать. Больше на яхте не проснулся никто, так и спали, в свисте ветра, грохоте цепи, бурчании дизеля и прочих звуках.