я со штурвалом и концами сам, один и без помощи команды. Наши безмолвные вопросы разрешились сами собой, когда сразу после швартовки из его салона показались шесть сердитых дамочек с рюкзаками. Ни говоря ни слова, они продефилировали по нашей яхте на берег, голоснули такси и умчались в сумерки. «Вот как бывает!» – вздохнул шкипер сорокафутовика – «Прервали чартер на полдороге, потребовали вернуть деньги – и адью!» Тут его взгляд упал на моих индусов, возвращавшихся с краткой экскурсии по городу: «Эти хоть не буянят? Довольны?» Я кивнул и двинул на борт принимать самих экскурсантов и их характерно позвякивающие покупки: причал был неудобно низок. Стихийно образовалось застолье, в котором принял участие горюющий шкипер-без-команды и, к своему стыду – покорный ваш слуга. В результате на следующее утро полкоманды имело бледный вид, а у нашего соседа двинулся в почке камень и мы, не доверяя местным скорым, посадили беднягу на такси до больницы. Сложилась грустная ситуация: к нашему борту пришвартована яхта без шкипера и команды. Мы не можем выйти, не передвинув её, и в то же время двигать и всходить на борт без шкипера запрещено законом. Я метнулся в портовую полицию, но нашёл только запертую дверь: по греческой традиции утренний кофе вполне мог затянуться до обеда. Рыбаки тоже не спешили нам помочь. «Будем вытаскивать!» – решил шкипер.
План выхода казался несложным. Мы перетянули швартовые концы сорокафутовика на берег, в обход нашей яхты. Теперь трое из нас должны остаться на берегу и, когда наша «Бавария» отойдёт от причала, подтянуть на освободившееся место «Морган». Нужно было работать споро и слаженно: в пяти метрах с подветра из воды недружелюбно торчали камни, и отпущенный на волю сорокафутовик вполне мог на них оказаться. Поэтому на берег сошли трое самых сильных и быстрых: Шрини, Рави и я как старший береговой команды.
Пока мы готовились, отжимной ветер всё крепчал и к самому нашему отходу уже вовсю гудел и посвистывал в вантах. Мы заняли позицию возле швартовых. «Внимание, хлопцы! Отваливаю!» – закричал наш шкипер и дал газ. «Бавария» двинулась, почему-то таща за собой Рави. «Ёшкин кот!» – завопил шкипер – «Канат зацепило!». Рави бесстрашно прыгнул на борт, в три секунды распутал конец, но обратно прыгнуть не смог – корма была уже далеко от причала. В это время Шрини, напрягая все силы, отталкивал от пирса нос. Нос он оттолкнул, но потерял равновесие, замахал руками, прыгнул – и, ухватившись за леера, повис на носу нашей «Баварии», уходящей от причала в море. На берегу остался один я, держащийся за длинный швартов. На другом конце швартова, разогнавшись под ветром, дрейфовал на камни сорокафутовик.
Вы никогда не пробовали тащить против сильного ветра семитонную яхту? Я попробовал, ничего интересного. Когда я, наконец, дотянул её к причалу, сил не оставалось совершенно ни на что. Мне радостно махали с яхты индусы, показывали большой палец рыбаки (тоже мне, зрители…), а у меня лишь с третьего раза получилось улыбнуться.
Вы думаете, это всё? Как бы не так! Едва мы вышли в море, все окончательно разомлели от качки и сладко кейфовали до самого Пороса. В результате на швартовку в Поросе мы встали со второй попытки, и всё равно мне пришлось тянуть, в этот раз уже нашу, пятидесятифутовую, яхту. С той поры я сторонник умеренности на борту, а всем желающим погудеть рассказываю эту историю.
Кстати, куплет, вынесенный в эпиграф – это кабестановое шанти. Пелось оно, когда матросы числом от десяти и более крутили лебёдку кабестана, поднимая якорь. Делалось это обычно рано утром, чтобы успеть в море с отливом, и моряки частенько были «в кондиции». Так запевалы, эти бесчеловечные изверги, нарочно придумывали всё более многосложные куплеты. У кого-то заплетался язык, он сбивался, окружающие смеялись. «Лучше уж запнуться здесь, чем на мачте» – думал наблюдавший за процессом молчаливый боцман.
Песнь 5
Экватор
Cape Cod girls ain't got no combs
Haul away, haul away
They brush their hair with codfish bones
And we're bound for Australia
(Cape Cod Girls)
Я хочу рассказать вам об экваторе. Но не о том, что делит Земной шар пополам, не о том, который пересекают торжественно и весело, с купанием новичков в океане. Речь пойдёт о незримом экваторе, разделяющем плаванье на две половины. Как географический его тёзка имеет свои координаты, так и наш, педагогично-шантишный, можно определить с достаточной точностью. Его пересекают в конце третьего дня.
Что в нём такого важного, почему к его наступлению готовятся опытные капитаны-инструкторы? Так получилось, что к концу третьего дня путешествия и психология, и физиология, и физика начинают работать на усталость и разлад.
Если в первый день просыпаешься с безмолвным: «Ура! Я иду в море!», то на второй день это больше похоже на «Да, я плыву по морю», а на третий: «Что-то как-то долго это тянется…»… Живой интерес первых дней угас, а если на его месте ничего не возникло, наступает скука.
Качка, теснота, а в непогоду – еще и сырость. У невезучих – морская болезнь. Ко всему этому надо привыкать, чем и занимается изо всех сил наш организм. За три дня наступает адаптация, но резерв внутренних сил уже потрачен, срываешься легче обычного.
Твои соседи по лодочке, при всём изначальном дружелюбии, начинают досаждать. Кто-то громко храпит, кто-то рассказывает одни и те же анекдоты (и первым смеётся над ними!). Плюс, кто-нибудь что-нибудь непременно разольёт на камбузе или недокрутит гальюнный клапан. Они не нарочно, они случайно, но тебе от этого не легче.
Вот и представьте себе усталых, дезадаптированных людей, которым просто некуда друг от друга деться. Чем это может закончиться? Да практически чем угодно! Команда может ополчиться на шкипера, обвинить его во всех грехах и отказаться от чартера (что и проделали сердитые дамы из предыдущих шанти). Они могут выбрать «козла отпущения» из своих, или разбиться на враждующие партии… Депрессия и пьяный загул – еще не самые плохие варианты, но тут уж насколько хватит у команды адекватности.
Однажды, как раз в середине третьего дня, мы с Семейством и Друзьями прибыли на Порос. Прибыли, надо сказать, вовремя: свежая еда и напитки подходили к концу, и Младшие Дети, тогда еще совсем малявки, начинали канючить. Оказавшись на твёрдой земле, вся команда брызнула в стороны, благо Порос – остров большой, и интересных мест там достаточно. Целый день до вечера мы бродили, иногда пересекаясь, рассказывая о виденных красотах. Только после заката, мелкими групками, вернулись на лодку, нагулявшиеся и спокойные. Впрочем, кое-кому впечатлений не хватило, и они развернули карнавал на всю прибрежную часть города. Об этом я тоже расскажу, когда придёт час.
Во время моего индусского анабазиса нам повезло меньше. Мы зашли в гавань Эпидавроса на закате. Все места у единственного пирса были заняты пришедшей регатой. Яхты, небольшие полугоночники, стояли тесно, в два ряда. Третьим рядом наш пятидесятифутовый бегемот швартовать не хотел никто. Увы, пускать или не пускать к себе – их право. Пришлось, безрезультатно покрутившись по бухте, вставать на якорь в отдалении. Садилось солнце, мерная зыбь качала нашу «Баварию». Индусы смотрели на меня нелюдимо и хмуро. «Кто на тузике в город ужинать?» – спросил я. Вызвались двое. Остальные, поглядев на зыбь и оценив расстояние до берега, сердито отказались. Мы втроём забрались в тузик, догребли до города, поужинали вкусной морской дичью и, даже почти не промокнув, с сувенирами вернулись назад. Когда мы, пахнущие оливковым маслом и специями, поднялись на борт, нас встретили кровожадные взгляды остальной команды. С видом мучеников они ели – китайские быстрорастворимые макароны! «Игорь!» – сказал я шкиперу – «Завтра, кровь из носа, надо пристать! И сделать днёвку у причала». «Вань, я согласен!» – шёпотом ответил тот – «У них такие взгляды… кровожадные!»
Кое-как проведя ночь на якоре, мы снялись на рассвете и, сразу после того, как отчалила регата, заняли коронное место у пирса. Нужно ли говорить, что все индусы, мигом переодевшись в неморскую одежду тотчас оказались на берегу. У нас было целое утро с «кофее глико элленика», а еще – поездка в Старый Эпидаврос с театром и музеем, неспешное хождение по берегу, и, в завершение всего – настоящий ужин, в прибрежном ресторанчике, с продолжением на борту (ну, не смыслят греки в настоящей индийской кухне!).
С тех пор у нас стало негласной традицией приберегать на экватор какое-нибудь красивое место. Это может быть цель всего похода, как Кулебры четырнадцатого, или просто интересный городок, где есть что посмотреть, как Тарпон Спрингс весной пятнадцатого. Иногда в таких местах даже устраиваем днёвку, на якоре или в марине. Естественно, пока команда гуляет и отдыхает на твёрдой земле, шкипер с помощником драют палубу, отмывают камбуз и гальюны. Они, всё-таки, уже большие, и этот экватор у них далеко не первый. Песнь 6
Паруса – это свобода
I've been to Harlem, I've been to Dover
I've traveled this wide world all over
Over, over, three times over,
Drink what you have to drink, and bring the glasses over!
Sailing east, sailing west,
Sailing over the ocean,
You better watch out when the boat begins to rock, or
You lose your girl in the ocean.
(Bring the Glasses Over)
Многие собеседники, которым я раскрываю душу (а она хорошо так распахивается, морская-то душа, настежь, до донышка, а там – волны, чайки, закаты!) – так вот, многие мои собеседники поначалу недоумевают, что такого особенного именно в парусной лодке как средстве передвижения. «Ну вот, пришёл ты в какой-то свой Порос» – говорят они – «Так и что? Туда ведь на машине и проще, и быстрее!» «Или вот, зачем, скажи, неделю (неделю!) – тащиться из Пуэрто-Рико во Флориду? На самолёте три часа – и там». Я полностью разделяю их вывод, что яхта – это самый медленный, капризный и дорогой способ двигаться из точки А в точку Б. «Ну, а в чём же смысл?» – недоумевают они, и тогда я отвечаю: «Свобода».