Так вот эту самую свирель — Афина была убеждена, что именно ее, — сделал сам Пан, что это — сама Сиринга. Так звали прекрасную нимфу, в которую влюбился такой неуклюжий, уродливый, неуравновешенный для многих Пан. Когда он после стольких дней терзаний и самобичевания решился к ней обратиться, она стремительно убежала от него. Глупая маленькая птичка! Добежав до реки, она попросила бога реки переправить её на другой берег, но тот отказал ей. Тогда она попросила превратить её в тростник, и бог реки согласился. Когда Пан, чувствующий свою вину за испуг прелестной Сиринги и проклиная себя за свою некрасивость, добрался до реки — сердце его словно оборвалось. Он бережно срезал тростник и сделал из него свирель, назвав её в честь своей любимой. Сиринга продолжила свою жизнь в нематериальной форме — она осталась навсегда прекраснейшими звуками, мелодиями и образами, трогавшими души тех, кто слышал пение свирели.
Именно эту красоту и услышала Афина, когда, обнюхивая пыльную дудочку, чихнула прямо в неё, и та издала очень слабый, но очень нежный звук. На этот звук отреагировала и «двуногая» — так свирель и нашлась…
Афина решила, что неплохо бы немного прогуляться, поэтому подала «двуногой» сигнал, торжественно прошествовала к корзинке и села в неё, высоко задрав нос. Фотини аккуратно убрала чехол со свирелью в чемодан на колесиках, подхватила корзинку и уверенным шагом вышла из каюты.
Конечно, обе они устали — репетировали слишком усердно и долго, но знать это никому не нужно. Когда «двуногая» устроилась в шезлонге у бассейна, Афина поводила головой по сторонам и заметила на палубе выше жирнющего рыжего кота. Интересно, а правда ли у рыжих нет души? Что такое душа? Интересно, а есть ли душа у другого субчика, который потоньше, сам чернее ночи, но с белой манишкой на груди? Зачем они оба на неё уставились? Афина неспешно отвела голову и наткнулась на ещё восемь горящих огоньков — целых четыре пары глаз уставились на неё из-под какой-то конструкции. Эти поклонники такие бесстыдные, подумала прекрасная Афина и покинула корзинку. Она решила немного подремать на коленях у своей утомлённой Фотини.
Глава одиннадцатая,в которой солдат должен сражаться
Элефант частенько вспоминал свою прежнюю жизнь. Она была незамысловатой, но полной смысла. Чёткий распорядок. Несокрушимая надёжность. Честность и открытость. События текли плавно и неспешно. Как река Эльба, которая текла под самыми окнами его дома. Кот любил сидеть на балконе в предутренние часы. Вдыхать холодный влажный воздух. Слушать густые гудки пароходов. Разглядывать огни ночного города сквозь густой туман. А потом уходил к своему «двуногому». Тот к рассвету всегда скидывал одеяло и, замерзая, сворачивался брецелем. Элефант с тяжёлым вздохом ложился рядом и грел его.
Но такое случалось нечасто. Работа у «двуногого» была очень ответственной — начальник службы безопасности всего порта, самого большого во всей Германии и весьма беспокойного. То и дело затевали драки алкаши-англичане. Частенько ловили с поличным воров-румын. Немало бессонных ночей доставляли неулыбчивые контрабандисты-русские. Но самыми коварными и безжалостными были наркоторговцы из Албании и арабских стран. И только Большой Генрих мог управляться со всей этой «двуногой» сволочью, держать их в кулаке.
А львиную часть свободного времени «двуногий» отдавал тренировкам. Просто так ведь силачом не станешь, это великий труд. И Генрих, и Элефант себя не жалели. До седьмого пота, до дрожи в ногах. Конечно, все призы доставались «двуногому», ведь борьбы для котов пока ещё не придумали. Но Элефант и не думал сачковать. В настоящей мужской дружбе всего должно быть поровну, тяжёлой работы — тоже! И «двуногий» это ценил. Каждый раз, как становился чемпионом родного Гамбурга по грэпплингу, на подиум поднимался вместе с Элефантом.
В тот год они тренировались особенно рьяно. Генрих мечтал бросить вызов самому Фёдору Емельяненко. Ах, какая была бы схватка! Борьба двух гигантов! Элефант придумал для этого поединка особый приём и пару раз продемонстрировал его своему приятелю в схватке с другим котом, не менее огромным мэй-куном Шварцем: тейкдаун проходом в лапы, гард и удушение гильотиной! «Двуногий» был в восторге. «Теперь-то у меня появился шанс, — басом говорил он коту. — И всё благодаря тебе!» В большей похвале Элефант и не нуждался. Но великой мечте не суждено было сбыться.
Работы в один прекрасный момент навалилось невпроворот. «Двуногий» хмуро переговаривался по рации, чертил схемы, рвал нарисованное в мелкие клочья и чертил снова. И не расставался с большим чёрным пистолетом. На внезапный вызов он сорвался в третьем часу ночи. У Элефанта ёкнуло сердце. Он пушечным ядром вылетел с балкона и метнулся в прихожую. «Нет! Нет! Не уходи!» — орал кот в лицо глупому «двуногому». Он стоял на задних лапах, а передними обнимал две упрямые ноги, закрывая собою дверь: «Тебе нельзя сейчас идти! Я знаю! Послушай меня!» Но Генрих только мимолётно усмехнулся: «Эээ, старина, похоже, придётся тебя завтра отпустить на прогулку. Март на дворе. Я понимаю, чего ты хочешь». А затем поднял тяжёлого кота, как пушинку, отставил в сторону и вышел за порог.
В реанимацию Элефанта не пустили — септический, мол. И увидел кот своего «двуногого» только на похоронах. Друзья его выглядели жалко, женщины рыдали навзрыд, один лишь Элефант был подтянут — как на параде. Ушёл самый лучший «двуногий», его уже не вернёшь. Остаётся только быть достойным его памяти и продолжить его дело. Выцарапать глаза тем арабским мореходам. Гады! Ударили ножом в спину! Подлые трусы! Ни один наркоторговец отныне не пройдёт в Гамбург. Во имя Генриха!
Своё слово Элефант сдержал. Бывший заместитель Генриха стал начальником. Он пригласил кота своего друга на должность оперативника и не пожалел об этом. От зоркого глаза и чуткого носа бандиты ничего не могли спрятать. Сотни контейнеров с наркотой и взрывчаткой были найдены и уничтожены. В десятках задержаний Элефант принял личное участие. Его когтей и зубов отведали подонки со всего света. Тупые полицейские псы только недовольно ворчали: «Завели себе любимчика. Ишь, котяра наглый, все перспективные разработки захапал!» Но всё рано или поздно заканчивается. По выслуге лет Элефанта с почётом проводили на пенсию. Но тихо доживать свой век — это не по нему! Кот оставил старую квартиру с окнами на Эльбу и переселился на корабль. Работать «маусхантером».
Отставной служака пользовался бешеным спросом в торговом флоте. Стоило ему только ступить на борт, как крысы спешно сходили на берег. Кому не хватало ума, вскоре сталкивались с котом-силачом. В трюмах оглушительно гремел яростный мяв. Крысы одна за другой погибали. Когти. Зубы. Удушающие приёмы. Они — такие же контрабандисты-наркоторговцы. Враги. Во имя Генриха! Немало судов сменил Элефант, прежде чем оказался на «Агиа Елени».
Команда здесь подобралась — загляденье, «маусхантеры» до кончиков усов! Маршал — молодчина, для француза, естественно. Хороший стратег, грамотный тактик. У него нет боевого опыта, как у Элефанта, но это не беда, ещё наверстает. Рон — умница, к тому же быстрый и отважный. А Лучиана… На работе всякая романтика строго запрещена, иначе Элефант показал бы ей. Эта бешеная румынка не знает, как умеют ухаживать истинные немцы. Не устояла бы. Но эта тема закрыта. Профессионализм прежде всего, амуры подождут. Тем более сейчас. Первый провал за всю долгую карьеру! Позор на седины! Неужели это старость? Неужто сходить на берег? Как крысе. Нееет, врёшь! Мы ещё поборемся! Слишком много было побед, и они расслабились, дрогнули перед лицом сильного противника. Это не должно повториться. Да, крысы на редкость здоровенные, разжиревшие на обильной пассажирской кормёжке. Бесчестные воры! Эти серые свиньи здорово намяли бока тому пассажиру. То-то он удрал, поджав хвост. А ещё туда же — в «маусхантеры»!
Но отставить праздный трёп! Блестящей четвёрке пора планировать новую атаку. Маршал мудрствовал с различными схемами. Рон предлагал устроить засаду. А Элефант стоял за атаку в лоб, всесокрушающей лавиной, чтобы крысы своим правнукам рассказывали об этой битве с содроганием. Те, кто выживет. Элефант гремел стальным тевтонским мявом. Молодёжь в кои-то веки притихла. «Проняло вас, ребятки!» — удовлетворённо мурлыкнул про себя котище. Но долго наслаждаться своим ораторским мастерством ему не дали…
Прекрасные звуки плыли над морем. Нежные рулады, перещёлкивания и посвистывания, мелодичное мяуканье. Словно дюжина юных кошечек дружно воспевала красоту маленьких птичек, а пичуги вторили этому хору. Никто из четвёрки такого ранее не слышал, а старина Элефант даже рот распахнул, того и гляди ворона залетит! Рон сорвался с места и начал взбираться на смотровую вышку. За ним посыпались остальные. Необходимо было точно определить, откуда идут звуки. И-ден-ти-фи-ци-ро-вать!
Источник волшебства обнаружили быстро. Сквозь иллюминатор одной из кают видна была картина. Невероятная, чудесная. «Двуногая» играла на флейте, а рядом с ней кружилась эгейская кошка. На её платиновой шкурке вспыхивали пепельные пятна. Она без устали вращалась, подпрыгивала, кувыркалась. Это был бесконечный танец. Взлёты и падения. Смерть и воскрешение.
Элефант смотрел во все глаза. Перед его взором проносились сказочные картинки. Вот суровые волосатые боги создают мир. Вот возносится к небу исполинское древо. Вот мучается на нём один из богов. А после всем котам дарует мудрость. Вот среди елей и сосен колесница — то богиня Фрейя объезжает свои владения, свой Фолькванг. А мчат изящную повозку две огромные кошки. Как же они любят эту «двуногую»! А вот коварный и умный Локи бьётся со змеем. Ишь ты, морским! Ёрмунгандом его зовут. Он превращает здоровенного гада в кота! А здоровяк Тор силится поднять этого котика, да ничего не выходит. Эй, не надорвись смотри! А вот средь северных лесов рыщет гулон. Мать его была львица, а папаша — гиена вонючая. Зол зверь, рвёт всех в клочья. С таким лучше не сталкиваться. А вот татцельвурм — котодракон. Топочет мягкими лапками. Шип