, так что, скорее всего, ее сопереживание закончилось. Мне было очень любопытно, но заговорить с кошкой я боялась. Ведь ей достаточно мгновения, чтобы оборвать мое существование.
Наши с ней осторожные отношения балансировали где-то на грани взаимного уважения. Я ее кормила, она меня поила. Но воды становилось все меньше. Нужен был ливень, ливень, чтобы как следует вымочил шлюпку, тогда у нас появится шанс выжить. Но небо было ярко-голубым и безоблачным, а солнце по-прежнему безжалостно поджаривало моряков. Несмотря на все усилия защититься от палящих лучей, их кожа была покрыта ожогами, волдырями, кровоточащими ранами. Нарастала омерзительная вонь.
Еще чуть-чуть, и шлюпка будет полна мертвецов. А если все люди умрут, сколько смогут просуществовать вместе на лодке, бесцельно качающейся на волнах под неуправляемым парусом, кошка и мышь, особенно когда некому будет вычерпывать морскую воду?
– Что будет дальше? – отважилась спросить я.
– Умерших будут сбрасывать за борт, это облегчит шлюпку, и вода перестанет заливаться внутрь, – предположила Патронесса.
– А когда у них не будет сил таскать мертвецов?
– Несколько останутся внутри. – Кошка передернула усами.
И что потом? Конечно, наш разговор казался жестоким, но ведь все мы стояли на пороге смерти. И я, и кошка прекрасно знали, что такое смерть. Одно неловкое движение. Одна сильная волна. Один пинок от человека – и вот твоя жизнь полностью изменилась за доли секунды. Еще один день без воды, и мы невыносимо быстро начнем приближаться к гибели.
Еще один день станет началом конца и для людей, и для нас. Спасти нас может только дождь.
Мы проваливались в сон и просыпались. Хорошо, что на шлюпке стояла тишина. Иногда посреди ночи что-то будило нас. Вот по телам спящих на дне шлюпки начал пробираться тот матрос, который поругался с Тембе и Лучией. Он споткнулся, завалился на спину и уставился на луну. Впервые я видела у человека такое лицо. Глаза вылезли из орбит, изо рта шла пена. Он дышал слишком часто, будто быстро бежал.
– Воды, воды, – шептал он, еле выталкивая слова из горла. Он потянулся к спящему капитану, но тот, сразу же проснувшись, оттолкнул его.
– Ты бредишь, – сказал капитан.
Остальные обитатели шлюпки стали просыпаться.
– Он бредит, – повторил Тембе для тех, кто не успел разобраться, что происходит. – Все будьте начеку!
Обезумевший матрос встал, двинулся на капитана и без промедления получил от того кулаком в челюсть, так что кубарем отлетел к Лучии. Он ударился спиной о кромку борта и чуть было не свалился в море, но Лучия успела схватить его за ногу и втянуть обратно. А обезумевший матрос лягался и отбивался: Лучии досталось коленом по носу, а еще одному матросу – ногой по подбородку. Тот зарычал и встал в стойку, готовый драться.
Я отползла в самый угол носа шлюпки, а следом за мной отступила и Патронесса. Танука валялся на дне без сознания, и на него несколько раз наступили. Началась общая потасовка. Два моряка перелетели через корму и оказались в воде. Теперь они дико орали, что не умеют плавать, и пытались вскарабкаться обратно.
– Они не умеют плавать? – удивилась я. – Что за глупость становиться моряком, не умея держаться на воде?
– У них есть шанс научиться, – язвительно ответила Патронесса.
Скоро орали и вопили все. Капитан, Лучия и Тембе пытались навести порядок, но вышло это далеко не сразу. Пленники шлюпки были измотаны и страдали от жажды. А матрос, затеявший ссору, теперь черпал горстями соленую воду и пил. Он пил, пил и никак не мог остановиться.
– Теперь он окончательно сойдет с ума, – сообщила мне Патронесса с такой уверенностью, будто видела подобное не впервые. – Недолго ему осталось. И смерть будет некрасивой.
– Откуда ты знаешь?
– Видела несколько лет назад. Мы с сестрой… – Она осеклась и помрачнела.
Я не полезла с расспросами. Во все глаза, оцепенев от ужаса, я наблюдала, как члены команды пытались из последних сил помочь безумцу. Но он был уже не с ними.
– Земля! Земля! – голосил он, хотя вокруг стояла непроглядная тьма.
Речь стала неразборчивой. Он снова и снова норовил упасть за борт, из-за чего в шлюпку заливалась морская вода, которую приходилось черпать все чаще, а у матросов не было на это сил. Некоторые завывали от мучительной боли. Лишь бы никогда больше не видеть ничего подобного!
Наконец к утру удалось связать безумца. А у меня перед глазами стояло его лицо, в голове звучал его голос. Его ввалившиеся в глазницы глаза. Его частое, тяжелое дыхание. А еще он булькал – издавал странный, тревоживший меня звук, который я услышала впервые и больше никогда не хотела слышать. Но мне придется услышать его еще не раз – это вопрос времени.
А когда вроде все успокоилось, снова донеслось горловое клокотание. Теперь это был Танука. К нему подошла Лучия, осмотрела его, взяла за запястье, положила пальцы на шею. Она долго стояла, склонившись к мальчишке, а затем зло взглянула на капитана. И объявила всем с болью в голосе:
– Он мертв.
Меня пронзило сожаление. Мне было жалко не себя – мне было жалко Бенеллун, которая, возможно, никогда не узнает, какая участь постигла ее брата. Неужели и у нас с Чарльзом Себастьяном сложится так же? Я посмотрела на кошку. Та встала и тревожно наматывала круги по носу шлюпки, она нюхала воздух, который… стал другим.
В тот же миг – Лучия с капитаном по-прежнему смотрели друг на друга, излучая напряжение каждым дюймом опаленного солнцем тела, – мы услышали крик чайки. И взгляды всей шлюпки обратились к небу в поисках птицы. Солнце вставало на горизонте, и вдали мы увидели очертания скалистого острова.
– Земля!
Только хуже
Я вылезла из укрытия, чтобы посмотреть, как хоронят двух умерших. Их опустили в воду недалеко от Кингсленда. По крайней мере, моряки думали, что перед ними Кингсленд. При виде того, как тела Тануки и второго матроса ушли под воду, в которой отражалось голубое небо, точно это был кусок цветного стекла, мне стало нехорошо. Даже всплеска не было. Я вернулась в свою норку опустошенная, обессилевшая. Капитан склонился к судовому журналу и, вздохнув, что-то там записал.
Моряки, ощутив прилив сил, гребли единственным веслом к скалистому берегу, помогая себе ладонями. Им хотелось быстрее найти пресную воду и ощутить под ногами твердую почву. Я никогда раньше не видела сушу – только слышала о ней в маминых рассказах. И даже представить не могла, что суша такая огромная, такая ошеломительная. Совсем не плоская, как палуба корабля. Она явно больше нашей «Шарлотты», поэтому я робела от одного ее вида. Может, поэтому мама предпочитала море?
Мы бросили якорь на мелководье недалеко от каменистого берега. Капитан всматривался в скалы, и лицо его не сулило добра.
– Здесь никого нет, – обеспокоенно сказала Лучия. – Никаких строений. Вообще нет признаков человека. Вы уверены, что это Кингсленд?
– Нет. Я не помню такого пейзажа. Возможно, мы подошли к острову с другой стороны.
И он замолчал. Его молчание длилось так долго, что решились заговорить другие:
– Надо сойти на берег, – сказал один.
– Поискать воды, – взмолился другой.
– Тихо! Не мешайте думать! – осадил их капитан.
Под палящими лучами солнца нежелание ждать и мучительная жажда забродили в головах моряков и вот-вот готовы были толкнуть их на безрассудство. И капитан наконец уступил:
– Я не хочу причаливать ближе к скалам. Давайте сойдем здесь и поищем воду. Бочонок пусть остается на борту, пока мы не найдем источник. Нечего его зря таскать и тратить силы.
– Вы слышали капитана! – Лучия встала, оглядела шлюпку и остановила взгляд на моем ящике. – Возьмите кто-нибудь кофе и муку – вдруг встретим людей, чтобы провести обмен, – приказала она. – Все правильно, сэр?
– Да, конечно, – согласился он.
Хорошо, что они вновь разговаривают друг с другом. Я спряталась, когда кто-то взял мешки с кофе и мукой, и вылезла посмотреть, как матросы сходят с шлюпки. Матрос по имени Сильверидж недовольно буркнул и спрыгнул в воду – она доставала ему до пояса. Взяв у Лучии мешки, он аккуратно закинул их на плечи. Мы с Патронессой с носа наблюдали, что же будет дальше. Сторожить шлюпку оставили женщину-матроса, и она уселась на корме.
Патронесса видела, как капитан, Лучия и остальные моряки идут к берегу, тихонько она пересказывала мне, что происходит:
– Вышли на берег. Идут к деревьям.
– Все вместе?
– Да, держатся группой.
– Это разумно.
– Они скрылись из вида, только листья шевелятся, – сообщила кошка и, выпрямив задние лапы, встала и спрыгнула на край борта. Воспользовавшись тем, что моряков нет и никто не столкнет ее в море, кошка прошлась по бортику.
Оставшаяся сторожить шлюпку морячка всматривалась в то, что происходит на берегу, а я, решив не упускать шанса, притащила в свой тайник еще немного трески. А еще уволокла кусок галеты. Небо над нами было голубым и абсолютно чистым. Никакого намека на дождь. Патронесса вернулась, выгнула спину, потянулась и снова заняла наблюдательную позицию. Я задремала.
Мой сон прервали крики и оглушительный грохот, наполнивший воздух. Мы с кошкой подпрыгнули от неожиданности. Вахтенная тоже подскочила, села и напряглась.
– Что там? – тихонько спросила я.
– Ничего не вижу, – ответила Патронесса.
Люди по-прежнему кричали, но слов было не разобрать.
– Боже мой! – воскликнула вахтенная.
Она поднялась на ноги, бросилась к якорю и силилась рассмотреть, нет ли кого на берегу.
– Снова деревья шевелятся, – сообщила Патронесса. – Капитан показался. И остальные. Они бегут сюда.
– У них есть вода?
– Они ничего не несут.
– А муку и кофе?
– Забудь.
Кошка нахмурилась.
– Что случилось? – спросила я.
– Они не все.
– Что случилось? – заорала вахтенная бегущим.
Патронесса спрыгнула с лавки и забилась в угол: глаза вытаращены, уши прижаты к голове.