Стемнело, а я была на берегу. Улегся ветер, опустилась тишина, которая бывает только по ночам. Вдруг небо затянули тучи, поднялся ветер, вздыбились волны, и меня чуть не смыло прибоем в воду. Пошел дождь, и пришлось бежать в свое укрытие.
Оттуда, сама мокрая и вымазанная в песке, я наблюдала, как пытаются спрятаться от ливня моряки. Я дрожала от холода и не могла согреться, пока не появилась Патронесса. Она зашла в мое дупло и вылизала меня, как кошки вылизывают котят, потом легла и прижала меня к животу.
– Прости, ты не дура, – сказала она.
– Я знаю, – ответила я, но от ее слов стало гораздо теплее на душе. Мы обе испытывали боль: она физическую, я душевную. А от шторма становилось только хуже. И кто знает, не будь рядом Патронессы, пережила ли бы я эту ночь?
Гроза и шторм бушевали двое суток. Моряки являли собой жалкое зрелище. Укрыться на острове было негде, поэтому многие вернулись на судно, чтобы отсидеться там в каютах, переждать непогоду. Мы с Патронессой оставались в дупле и тоже мокли, потому что древесина впитала влагу, а ветер задувал внутрь потоки дождя. Прижавшись друг к другу, мы молча мечтали, чтобы это мучение быстрее кончилось, иногда проваливаясь в сон. В конце концов, мы хотя бы находились на суше, а не в море.
И вот на рассвете третьего дня мир пришел в себя. Когда мы проснулись, экипаж «Шарлотты» уже возвращался на остров. Я вскочила. Ветер стих. Наша шерсть была украшена невесомым покрывалом мелких капелек влаги.
Сбежав по стволу дерева, я бросилась к морю. Обогнула валуны, постаралась не попасться под ноги морякам, поглядывала, нет ли в небе птиц. И снова стала звать брата. Но в ответ я слышала только рокочущие мужские и женские голоса. Люди возвращались к жизни.
– Чарльз Себастьян! – выкрикнула я, и в этот миг с неба спикировала чайка и ухватила с песка кусок мокрого мха. Я быстро спряталась. Конечно, после двух дней бури птицы тоже проголодались. Пришлось вернуться на дерево.
– Он ответил тебе? – спросила Патронесса, языком очищая шерсть от последствий грозы, вылизывая кусочки коры, песчинки, а пахло от нее разогреваемой солнцем землей.
– Нет.
– Поесть принесла?
Я удивленно посмотрела на нее.
– Шутка, – ответила кошка и встала.
Она потянула назад сначала одну лапу, затем другую. И отправилась на поиски пропитания. Я вдруг осознала полную реальность происходящего, очень странного и неправильного. Вот я, мышь, живу на дереве, в затерянном рае, мой лучший друг – кошка, а мой брат погиб.
Надежда
Патронесса нашла Робина. Его вместе с Куркумой перевезли на берег, и теперь коты обживались на суше. На несколько часов она пропала, и я запереживала, что теперь совсем ее лишусь, раз рядом ее старый друг. Но на самом деле я радовалась за Патронессу и старалась не думать о плохом. А на закате она вернулась, села у нашего дупла, глядя на заходящее солнце.
– Как там Робин? – спросила я, стараясь делать вид, что меня интересуют другие коты.
– Прекрасно. Рассказал мне, что люди посадили Бенеллун в клетку и не выпустили оттуда даже на время бури!
Ее слова ужаснули меня.
– Это потому, что она подслушала Томаса?
– Думаю, да. Ты видишь, к каким странным наказаниям прибегают люди?
– Как же она перенесла это все?
– Я не спросила.
– А с Куркумой ты говорила?
– Перекинулись парой слов, – ответила кошка, взглянув на меня.
– И?
– Думаю, хорошо, что мы увиделись… Я имею в виду, повезло.
Патронесса посмотрела на меня с чувством вины, а у меня выступили слезы. Она старалась не ранить мои чувства.
Наш разговор прервался, потому что в следующее мгновение на тропинке появилась девочка: она шла к берегу. Это могла быть только Бенеллун, сводная сестра Тануки. Девочка, которая не попала на нашу шлюпку. Она плакала.
Ночью, когда все успокоилось, а песок высох, я вернулась на берег и оттуда смотрела на расплывчатые очертания судна. «Шарлотта» – там я появилась на свет. Взглянув на огромную шлюпку, я представила, как сталкиваю ее в воду и плыву к кораблю, по веревкам взбираюсь на борт и повсюду ищу Чарльза Себастьяна, чтобы понять, где же он. Мне нужно было знать, что с ним, но внутри зрело болезненное осознание, что я никогда этого не узнаю. Его история обрывалась в самой наивысшей точке, и от этого мне становилось совсем горько. Нет, так не должно быть!
Под покровом ночной тишины мне больше всего хотелось верить, что он поборол все трудности. Он был умен. Я не знала других мышей, которые бы так ловко перегрызали что угодно. Он мог использовать свои острые зубы, чтобы построить себе норку. И должен был начать сам добывать воду, раз некому было его поить. Он обязан был выжить! Ради меня. Ведь я просила его об этом.
Глубоко вздохнув, я все же приняла решение верить в него – верить и не сомневаться. Я встала и вновь выкрикнула его имя надломленным голосом:
– Чарльз Себастьян! Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь – я!
Мои слова пролетели над морем, отразились от борта корабля.
– Чарльз Себастьян! – всхлипнула я. – Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь… – Я запнулась. – …Эта мышь – я!
На дереве неподалеку встрепенулась птица и вновь затихла. И вдруг… вдруг я услышала:
Проблема
Я не верила своим ушам. Неужели мне послышалось? Неужели горе сыграло со мной злую шутку?
– Чарльз Себастьян!
– Кларисса!
– Ты жив!
– Ты жива!
– Мы справились! Справились! – От радости я скакала по песку.
Помолчав мгновение, мой брат закричал:
– А как я доберусь к тебе через море?
Я остановилась. И правда, как? Но гортанный вой не дал мне ответить. Лапки подкосились. В следующий миг я оказалась прижата к земле кошачьей лапой: шея неестественно вывернута, щека вдавлена в слежавшийся песок. Дыхание кошачьей пасти, оскал. Я запищала. Кошачья лапа ослабила давление и, прежде чем я успела дернуться, вновь придавила меня. Эта игра была мне знакома. Притвориться мертвой? Кинуться бежать лишь для того, чтобы быть пойманной? От надежды и радости, которые только что переполняли меня, не осталось и следа. Неужели все так нелепо закончится?
Через мгновение мой обидчик был сбит с ног сильным ударом. Внезапно освободившись, я отлетела и кубарем покатилась по песку. Меня подхватила неспешная широкая волна и потащила в море.
Я вскочила. Оглушенная, попыталась понять, в какой стороне берег. Ко мне прыгнула Патронесса и схватила меня зубами. Я болталась у нее в пасти, а она мчалась к нашему дереву. Оглянувшись, я увидела, как улепетывает в кусты Куркума. Из-за шторма я совершенно забыла, что на острове появились новые коты.
– Кларисса! – донесся слабый писк с корабля.
– Береги себя! Я вернусь! – крикнула я.
– Фатит ферещать! – приказала Патронесса.
Она остановилась у подножия дерева, а затем полезла наверх. В нашем убежище она разжала пасть.
– Тебе повезло, что я оказалась рядом, – резко бросила она. – Теперь Куркума решит, что я жадная или мстительная, и долго будет это припоминать.
– Так все коты злопамятные, – пробормотала я, осматривая себя.
Шея болела, но Куркума ее не прокусила. Я подняла глаза на Патронессу:
– Он жив! Мы разговаривали!
– Я знаю. – Голос Патронессы стал гораздо мягче. – Я рада. Потому я и оказалась на берегу: услышала ваш разговор.
Я наконец осознала, что именно Патронесса совершила ради меня. И, набрав в грудь побольше воздуха, заговорила:
– Я чуть не оказалась кошачьим ужином в тот момент, когда нашла брата. – От одной мысли об этом мне стало нехорошо. И, глядя на Патронессу, я со всей искренностью сказала: – Спасибо тебе!
У Патронессы дернулись усы, и она сделала вид, что высматривает, где же Куркума.
– Будь внимательнее. Я попросила Робина тебя не трогать, но это не значит, что он послушает меня. А спасать тебя каждый раз я не смогу.
– Я буду очень осторожна, – тихо ответила я. – Прости, я забыла обо всем на свете, когда услышала голос Чарльза Себастьяна.
Патронесса ответила сдержанным кивком. А потом она улеглась, поджав под себя лапы, закрыла глаза. Дала понять, что не хочет продолжать разговор: Патронессу смущало проявление чувств.
Я заползла ей под теплый шерстяной бок и, уютно устроившись, снова представляла, как поплыву на шлюпке спасать брата. Только вот если каким-то чудом удастся столкнуть шлюпку на воду, то управлять ею точно не выйдет. Мне отчаянно хотелось увидеть брата, но надо было слушаться голоса разума. Если Чарльз Себастьян сумел так долго продержаться на корабле, то, наверное, тоже научился руководствоваться здравым смыслом. Или же всегда умел это делать, просто мы никак не давали ему шанса проявить себя.
Нападение Куркумы напомнило мне о важной вещи: одно неверное движение – и мы с братом не воссоединимся. И все усилия пропадут впустую.
Месть
Чарльз Себастьян думал, что остался на корабле один-одинешенек. Но его громкий писк привлек негаданную обитательницу корабля – курицу, с которой у него уже состоялся бой. Каким-то образом она выкрутилась из цепких рук матросов, когда ее подруг грузили в лодку. Вот уже несколько дней курицу никто не кормил, и она подалась бродить по нижней палубе в поисках чего-нибудь съестного. Она была очень голодна. И маленькому мышонку это не сулило ничего хорошего.
В распоряжении Чарльза Себастьяна оказалась вся верхняя палуба. Клетка, где сидела девчонка, опустела: когда судно остановилось, а дождь закончился, за ней пришли два матроса. Они отперли клетку, вытащили Бенеллун, даже не обратив внимания на то, что на ее запястьях нет веревки. Она оглянулась и попросила:
– Подождите!
Казалось, что она забыла что-то важное, но ведь у нее ничего не было. Изо всех сил она выкручивалась из рук своих тюремщиков.
– Некогда! – рявкнул один, не отпуская ее. – Последняя шлюпка ждет, больше не будет. Твое наказание отменяется – ты свободна. Ну, только если не захочешь смотаться с острова.