В. И. ВойтовМОРСКИЕ РОБИНЗОНЫ
ПЛЕМЯ ОТВАЖНЫХ
Танкер «Кострома» с грузом сырой нефти следовал из порта Мена-эль-Ахмади в Персидском заливе в Венецию. Размеренно стучат двигатели, милю за милей отмеряет танкер. Обычный коммерческий рейс по проторенной морской дороге вокруг Африканского материка подходил к концу. Однако вечером 29 ноября 1968 года в шестидесяти милях севернее Канарских островов произошла неожиданная встреча, взбудоражившая душу и напомнившая, что бомбары и чичестеры существуют не только на страницах книг и газет.
В 18 часов 30 минут вахтенный матрос Федорчук заметил слева по курсу небольшой плот и человека на нем. Немедленно доложили капитану. Поднявшись на мостик, капитан «Костромы» А. М. Агибалов, едва взглянув в бинокль на плот и отчаянно жестикулирующего человека, приказал изменить курс.
«Вероятно, потерпевший кораблекрушение», — подумал он, продолжая наблюдать в бинокль.
По мере приближения к месту происшествия обнаружилось, что терпящий бедствие человек плыл не на спасательном плоту, а на крошечной двухкорпусной яхте-катамаране, борта которой едва возвышались над волнами.
Осторожно маневрируя, капитан подвел танкер вплотную к хрупкому подпрыгивающему, как поплавок на волнах, суденышку.
По шторм-трапу на катамаран спустился второй помощник капитана Караянц. Он увидел перед собой предельно истощенного и измученного черноволосого человека средних лет, прокаленного тропическим солнцем.
Кто он? Испанец или француз этот искатель приключений? Скорее всего, испанец, решил Караянц, да и название катамарана звучит по-испански: «Сьерра Саграда». Однако потерпевший заговорил на английском совсем без акцента.
— Мое имя Фрэнсис Брентон. Я из Ливерпуля. Я уже был на грани отчаяния: ведь у меня на борту нет ни крошки съестного, ни капли пресной воды. Как хорошо, что я встретил вас.
Караянц предложил ему подняться на борт танкера.
— Благодарю вас, сэр, — ответил англичанин, — я не могу бросить «Сьерру».
— Не беспокойтесь, мы ее захватим.
Поднявшись на борт «Костромы», Брентон прежде всего осведомился:
— Какое сегодня число и далеко ли до Африки?
Узнав дату и местонахождение, он сказал:
— Обидно. Я сто шесть дней плыл из Канады в Западную Африку и самую малость осталось, чтобы достичь желанной цели.
Затем Брентон под наблюдением судового врача поел, привел себя в порядок и только после этого представился капитану.
Он рассказал, что по контракту с Чикагским антропологическим обществом ему предстояло провести разнообразные наблюдения в Западной Африке. Во внутренние районы континента он намеревался проникнуть, используя водный путь — реки и озера.
Конечно, подходящий для такой экспедиции парусный катамаран можно было бы переправить в Африку пароходом, но Брентон выбрал самый простой и естественный, с его точки зрения, вариант — он решил пересечь Атлантический океан на катамаране в одиночку.
Надо сказать, что Брентон не был новичком в подобного рода плаваниях. За несколько лет до этого рейса он уже совершил переход через Атлантику. По его расчетам, трансатлантический рейс Северная Америка — Западная Африка должен был занять не более шестидесяти суток. Однако сильные встречные юго-восточные ветры спутали все карты — плавание затянулось. Был израсходован запас провизии. Пресная вода тоже была на исходе. В довершение всех бед отказала рация и испортился вспомогательный мотор. Одним словом, когда Брентон встретил «Кострому», его положение было критическим. К тому же все крепчал ветер, грозя перейти в штормовой. Он мог отбросить хрупкий парусник далеко в открытый океан и гнать, не переставая, до зоны пассатов, которые неизбежно увлекли бы «Сьерру» опять к берегам Американского континента.
В беседе с А. М. Агибаловым одиночный мореплаватель попросил доставить его в ближайший порт.
Посмотрев на карту, капитан «Костромы» спросил:
— Устроит ли вас марроканский порт Агадир?
— Вполне. Заход в этот порт входил в мои планы.
Моряки советского корабля проявили большой интерес к Брентону. Он в свою очередь охотно рассказывал им о своей жизни мореплавателя-одиночки, насыщенной романтикой и приключениями.
— Что может быть лучше, когда перед тобой расстилается безбрежный океан, а над головой бездонное синее небо! Я чувствую себя свободным и сильным, — восклицал Брентон, — но в то же время плавать одному ох как тяжело! Помню, как-то во время шторма я услышал гулкий удар: лопнула одна из вант, удерживающих мачту. Она со свистом, как хлыст, рассекала воздух. Она прямо-таки кричала об опасности, грозившей мачте. Как ее ухватить и закрепить? Для этого надо было пройти по палубе всего семь метров, но каких метров! На суденышко то и дело обрушивались огромные страшные волны, сметая все на своем пути. Если бы я был с товарищем, он меня мог бы подстраховать, когда ползком фут за футом я продвигался по скользкой палубе. Конечно, я тоже принял меры предосторожности и обвязал себя вокруг пояса тросом, конец которого закрепил за поручни. А если бы трос лопнул? Нет, что ни говори, а когда рядом с тобой товарищ, то любая опасность вдвое меньше.
— А почему же вы тогда плаваете один?
— А где же найти такого идеального партнера, который разделял бы все твои мысли и желания? Который всегда был бы тебе приятен? — улыбнулся Брентон. — Нет, уж лучше быть морским робинзоном!
В одном рассказе известного шведского писателя и этнографа Бенгта Даниельссона с юмором говорится о группе студентов различных национальностей, намеревавшейся проплыть от Филиппинских островов до Мексики на плоту. Через несколько дней после отплытия плот распался на отдельные бревна, и члены экипажа поплыли в разные стороны — каждый на своем бревне. Дело в том, что в пути они очень плохо ладили между собой. К счастью, их подобрали рыбаки, случайно оказавшиеся в тех местах.
Вместе с тем пример самого Даниельссона и его норвежских друзей участников экспедиции на «Кон-Тики» говорит о вполне реальной «совместимости» людей с разными характерами во время длительного океанского плавания. То же можно сказать и об интернациональных экипажах «Ра-I» и «Ра-II». Значит, вопрос о том, плыть ли через океан в одиночку или с товарищами, сугубо индивидуальный. Есть люди, которые считают высшим наслаждением вступить в единоборство со стихией.
Широко известны имена таких одиночных мореплавателей, как Слокам, Бомбар, Чичестер… Однако этими славными именами далеко не исчерпывается перечень морских робинзонов.
История мореплавания насчитывает более двухсот мореплавателей-одиночек. О некоторых из них будет рассказано на страницах этой книги.
Робинзон Крузо попал на необитаемый остров вследствие трагической случайности — кораблекрушения; а морские робинзоны совершенно добровольно обрекали себя на одиночество, отправляясь в дерзкие и отважные океанические плавания.
Робинзон Крузо не один день затратил на знакомство с островом, а одиночному мореплавателю вряд ли потребуется много времени, чтобы вдоль и поперек облазить свой парусник, чтобы потом по слуху определить, как скрипит каждая палубная доска его «ореховой скорлупки» длиною в несколько метров. Ему рукой подать до борта, за которым плещется необъятный океан, а над его головой распростерлось небо. Порой мореплавателю кажется, что он совсем один в бесконечной Вселенной.
Различны маршруты смельчаков-одиночек. Одни прокладывали свой путь в бурных сороковых широтах южного полушария, чтобы обогнуть земной шар за кратчайший срок. Другие не спеша плыли от острова к острову в благодатной пассатной зоне.
Различны по конструкции и парусники, на которых мореплаватели совершали дальние трансокеанские рейсы. Рыбаки Атлантического побережья Северной Америки отправлялись в одиночку через океан на самодельных дори. Яхтсмены-одиночки, состязающиеся в гонке по маршруту Плимут — Нью-Йорк в последнее время предпочитают тримараны.
Что заставляло этих людей предпринимать рискованные путешествия? Что хотели доказать они своими плаваниями? Какие цели они преследовали?
Гуманны и глубоко научны цели тех мореплавателей, которые намеренно ставили себя в условия людей, потерпевших кораблекрушения, — оказывались за бортом по своей воле. Они рисковали жизнью ради спасения сотен людей, погибающих в море.
Капитан резиновой надувной лодки «Еретик» французский врач Ален Бомбар, пересекший Атлантический океан, своим примером показал, что, «если человек, потерпевший кораблекрушение, будет упорно бороться за свою жизнь, не терять мужества, он может долго продержаться в океане».
Среди людей, рисковавших своим здоровьем, а иногда и жизнью ради спасения других, нашлось место и для врача из Либерии Ханнеса Линдемана, который вслед за Бомбаром намеренно поставил себя в положение потерпевшего кораблекрушение. Дважды (в 1955 и 1956 годах) пересек он Атлантический океан. Один в лодке, он многие недели плыл, не принимая чьей-либо помощи. Он ставил своей задачей «изучение физиологических трудностей и стихийных опасностей, угрожающих человеку в подобной обстановке, а также телесных и психических последствий столь неестественного для человека образа жизни».
Известный плотоводец американец Уильям Уиллис, совершивший два беспримерных в истории мореплавания одиночных рейса в Тихом океане, в 1954 и 1963-1964 годах, говорил: «Для чего я построил плот и плыву все дальше в глубь Тихого океана, в тех его просторах, где редко проходят корабли. Это не прихоть и не просто приключение… Пусть мое путешествие будет испытанием духа и поможет тем, кто терпит кораблекрушение в открытом море».
Человек по природе своей любопытен и любознателен, и эти его свойства сыграли немалую роль в открытии мира. Во все века и эпохи человек задавал себе вопрос: «А что же там, за горизонтом?»
Рассказывая о своей поездке в США осенью 1969 года, наш космонавт и ученый Константин Петрович Феоктистов говорил: «Человек хочет проникнуть в новые, ранее неведомые ему бесконечно далекие сферы. Его влечет жажда поиска, потребность знать. Вот что двигало Юрием Гагариным, двигает всеми советскими космонавтами, учеными, инженерами, которые видят в исследовании космоса одну из важнейших задач научно-технического прогресса. Я убежден, что, готовясь к плаванию на своих каравеллах, Христофор Колумб в какой-то степени втирал очки королю и королеве, когда говорил о заокеанских сокровищах… Он просто искал и хотел найти нечто новое.