Морские робинзоны — страница 14 из 30

Самым верным путем от Южноамериканского континента в Полинезию безусловно является морской путь, по которому следовал «Кон-Тики».

Экспедиция Тура Хейердала, начав свой путь в перуанском порту Кальяо, сначала дрейфовала в направленном на север мощном Перуанском течении, подгоняемая к тому же юго-восточным пассатом. Больше всего Хейердал и его товарищи боялись прозевать поворот Перуанского течения на запад, где вскоре оно переходит в великое Южное пассатное течение.

Изучив маршрут «Кон-Тики» и посоветовавшись с матросами и рыбаками эквадорского побережья, Уиллис отбуксировал «Семь сестричек» в Кальяо и оттуда начал свой вояж.

«Семь сестричек»

Пока «Семь сестричек» не вошли в настоящую зону пассатов, у Уиллиса было много хлопот с управлением плотом. Многие часы проводил он, сидя на деревянном ящике возле рулевого колеса. Только на короткое время он, закрепив концами штурвал, отправлялся в каюту, чтобы подкрепиться. Приготовление обеда не занимало у мореплавателя много времени. Бросив в жестяную кружку чайную ложку муки и поджаренных зерен злака каньибуа, произрастающего высоко в Андах, он наливал туда же воду и тщательно размешивал. Густая мучная паста — главное блюдо. На десерт Уиллис съедал две-три чайные ложки черной патоки.

Теперь надо позаботиться и о пассажирах «Семи сестричек». Черная как смоль кошка Микки обычно уютно устраивалась на стареньком свитере под лебедкой, а зелено-красный попугай Икки обитал в каюте. Для попугая Уиллис захватил большой запас консервированной кукурузы и рис. С кошкой было вообще просто. Ежедневно на палубу «Семи сестричек» шлепались летучие рыбы, которые составляли основу меню для Микки.

12 июля произошло трагическое событие, о котором уже рассказывалось в начале книги: Уиллис оказался за бортом. К счастью, все окончилось благополучно.

«Сегодня я оказался на волосок от смерти по собственной вине. Увидев, что на крючок попалась акула, я должен был перерезать леску».

17 июля Уиллис, проводя астрономическое наблюдение, вдруг почувствовал острую боль в области желудка. К вечеру боль исчезла, а на другой день появилась опять. Она становилась совершенно невыносимой, и никакие средства не могли ее снять. Почти теряя разум от боли, Уиллис даже хотел провести хирургическую операцию — вырезать ножом больное место. Но усилием воли подавил это безрассудное желание. Да, одинокий мореплаватель в самые трудные и драматические минуты может рассчитывать только на себя, на свою волю и мужество. И все же он чувствовал, что обречен, и, проявив невероятные усилия, заставил себя написать прощальную записку жене и другую с указанием последних своих координат тому, кто первым ступит на палубу его плота.

Наступила ночь, Уиллис лежал на палубе, не имея возможности даже укрыть себя от соленых брызг. Над головой его расстилалось бархатное черное тропическое небо с блестящими звездами. Один во всем мире! Один во Вселенной! Потом небо исчезло, наступил тихий, спокойный мрак. Уиллис впал в забытье. Когда он очнулся, то почувствовал облегчение — боль отступила…

Несколько дней мореплаватель приходил в себя после болезни. Хорошо, что в это время «Семь сестричек» подгоняли попутные течения и ветры.

Следующий драматический эпизод плавания Уиллис пережил 6 августа, когда обнаружил, что из жестяных банок, хранившихся под палубой, вытекла почти вся пресная вода. Это соленая вода разъела швы банок. Осталось всего сорок литров воды, а до ближайшей суши необходимо пройти не менее сорока пяти — пятидесяти дней под палящими лучами тропического солнца.

И Уиллис решает наряду с пресной водой употреблять для питья также соленую.

«Пройдя на нос к левой стойке мачты, я стал на колени и погрузил белую эмалированную кружку в океан. Наполнив кружку до краев, я поднял ее к светлеющему небу:

— В тебе сила и благо. Ты дашь мне жизнь. Я смело тебя пью!

С этими словами я поднес кружку к губам».

В начале сентября разразился жесточайший шторм, во время которого был в клочья разорван парус. Несколько дней и ночей бушевала стихия, грозя разбить «Семь сестричек», но плот выдержал. И все это время Уиллис не смыкал глаз, не покидал руля. Когда шторм затих, мореплаватель принялся стежок за стежком вдоль разодранных ветром швов зашивать парус.

Так, борясь с невзгодами и непогодой, одиночный мореплаватель упрямо держал путь к островам Полинезии.

5 сентября «Семь сестричек» пересекли меридиан (142°30′западной долготы), где «Кон-Тики» закончил свое путешествие. «Семь сестричек» шли дальше на запад.

…Плавание завершилось 12 октября на островах Самоа.

После окончания первого плавания председатель Нью-Йоркского клуба приключений вручил Уиллису диплом, в котором было написано: «Почетное пожизненное членство присуждено Уильяму Уиллису в признание его замечательного путешествия на плоту «Семь сестричек» на протяжении 6700 миль от суровых берегов Перу до обожженных солнцем песков Самоа. Один против стихии моря. Мы славим этот дрейф — величайшее путешествие, совершенное одним человеком…»

Уиллису шел тогда шестьдесят второй год. Он совершил подвиг, которого хватило бы, пожалуй, на две жизни. Однако он мечтает о новом, более дальнем рейсе на плоту, намереваясь переплыть Тихий океан в тропических широтах от Южной Америки до Австралии.

И через девять лет он снова в Тихом океане на борту плота под вызывающим названием «Возраст не помеха».

Через Тихий океан

Как и первое свое плавание в Тихом океане, Уиллис начал в Кальяо. Его новый плот «Возраст не помеха» был сооружен из трех металлических понтонов, к которым сверху крепилась рама из шестидюймовых труб. В свою очередь на раму была настлана палуба из орегонской сосны. Непотопляемые понтоны были заполнены легкой коркообразной массой — полюретеном.

На «Возрасте не помеха» имелась грот-мачта высотой 11,6 метра. В остальном (если не считать материала) плот мало отличался от «Семи сестричек». Правда, на металлическом плоту было два руля поворота.

Стартовал «Возраст не помеха» 4 июля 1963 года.

Через десять дней Уиллис обнаружил трещины в обоих рулях, в местах, где перо руля сварено с баллером — осью, на которой вращается перо. Опасаясь, что рули не выдержат, мореплаватель взял курс на Гуаякиль. Однако ветры и течения относили плот на север.

«Если так и дальше пойдет, я, скорее всего, окажусь у Галапагосских островов, — думал Уиллис. — Нет, уж лучше надеяться на попутные пассатные ветры и течения, которые понесут плот к полинезийским архипелагам, даже если выйдут из строя рули».

Шли дни и недели. Налетали шквалы и сияло солнце. Миля за милей «Возраст не помеха» продвигался на запад.

«Одиночество влияет на человека благотворно, — говорит Уиллис. — Хочет он того или нет, оно заставляет его взглянуть на себя со стороны. Что я здесь делаю? — не раз спрашивал я себя и неизменно отвечал: — Совершаю длинное и трудное путешествие, о котором мечтают миллионы людей, поэтому я не одинок. Я смел, но как я ничтожен, как невероятно ничтожен!

В лесах и горах одиночество никогда не бывает полным: каждое дерево, каждая былинка, каждый камушек — это как бы живые существа, близкие вам, а отдаленные вершины гор, вокруг которых собираются звезды, — храмы, куда вы издалека шлете молитвы. На море же одиночество — окно, открывающееся в пустоту. Вы видите небо, облака, равномерно вздымающиеся волны, но знаете, что за ними нет ничего знакомого вам, что в нескольких милях под вами начинается мир, один взгляд в который может свести человека с ума».

Вскоре рули стали отказывать, и, чтобы их как-то исправить, Уиллису по два-три раза приходилось спускаться за борт. Наконец они отказали совсем.

«Я посмотрел на небо, на море, на рули, болтающиеся в пене волн, и подумал, что с ними я никогда не дойду до Австралии».

Необходимо было принять решение о заходе на какой-нибудь остров, лежащий на пути. Удобнее всего остановиться на Фиджи. Но внезапно подули северо-западные ветры, и плот стал дрейфовать к югу.

Через сто тридцать Дней со дня отплытия Уиллис увидел землю. Ветер и волны гнали почти неуправляемый плот на рифы, окаймляющие сушу. Еще немного и наступит катастрофа. Уиллис включил рацию. В эфир полетели сигналы бедствия — SOS.

Но в последнюю минуту, когда казалось, нет спасения, он заметил проход в рифах. А вскоре плот его слегка покачивался в тихих зеленоватых водах лагуны острова Уполу, входящего в состав Западного Самоа. Лишь здесь на твердой земле Уиллис узнал, что рация неисправна.

«Я лишь откладываю свое путешествие, но не сдался. Я обязательно доберусь до Австралии», — заявил Уиллис.

Возобновить плавание удалось лишь 26 июня 1964 года. Надо сказать, что второй этап трансокеанского рейса проходил в более сложной навигационной обстановке. Значительную часть маршрута от Перу до Самоа отважному мореходу надежными союзниками были юго-восточный пассат и мощное Южное пассатное течение. В западной же части Тихого океана Южное пассатное течение разбивается на отдельные ветви, образуя замкнутые круговороты, а пассат заметно слабеет. Кроме того, в этой части океана щедро разбросаны пригоршни островной пыли — мелких коралловых островков, многие из которых не всегда точно нанесены на карту. Не меньшую опасность представляют и более крупные вулканические острова, обнесенные частоколом коралловых рифов. Такие рифы в свое время сдержали порыв мореплавателя-одиночки Джона Колдуэлла. Его яхта «Язычник» разбилась на прибрежных рифах восточнее Фиджи.

Легко себе представить, какой опасности подвергается дрейфующий плот в океаническом пространстве во время свирепствующих здесь тропических ураганов.

«Но самая большая опасность на пути подстерегала меня у австралийского побережья», — рассказывал Уиллис. Вдоль всего северо-восточного побережья Австралии протягивается Большой Барьерный риф — огромное пространство, буквально усеянное обилием коралловых рифов, отмелей, островков. Уиллис знал, насколько опасно плавание в таких районах. Когда плот приблизился к побережью Квинсленда, Уиллис увидел вспенивающуюся воду над подводными рифами и буруны, показывающие положение Барьерного рифа; далее к материку виднелись выступающие из воды рифы и крошечные островки. Он старался удержать плот на почтительном расстоянии и затем продвинуться на юг, где имеются более безопасные проходы в коралловом поясе. Некоторое время это ему удавалось, но затем усилившийся ветер понес его прямо на рифы. Их острые выступы царапали днище плота. Наконец плот зацепился за подводную скалу и остался там среди клокочущей воды. Наступила ночь. Находясь близко от желанной земли, Уиллис не мог подать сигнала бедствия. Ракетницу смыло водой, а радио не работало.